Ознакомительная версия.
— Разве? — спросил Курт. В голосе не было прежней уверенности.
— Это чего значит? — вмешался Рогер.
Курт презрительно хмыкнул.
— Ты что, сам не знаешь?
Курт обернулся ко мне и закатил глаза. И я закатил в ответ.
— А… ну да, — промямлил Рогер.
Если быть честным на все сто, что такое «контролируемость разжимаемости прикуса», я и сам знаю не очень точно. Но я вычитал это в Интернете и понял так, что это для собак очень важное свойство. Если нет контролируемости, у людей возникают проблемы. Ну, примерно, как с поводком. Собаки легко могут без него обойтись, зато людям он нужен позарез.
Я вижу, мне удалось убедить Курта, насколько эти зверюги опасны. Поэтому меня страшно удивляет, когда серьезная мина на его лице вдруг сменяется улыбкой во весь рот.
— Есть идея! — провозглашает он.
Курт переводит взгляд на меня.
— Так где этот засранец прячется?
Мы останавливаемся в перелеске рядом с парковкой. Я поднимаю руку показать на спуск к бункеру, а она не слушается меня. Но выбора нет, и надо уметь во всем видеть светлую сторону: зато я отделаюсь от этого Питбуля-Терье. И я ведь никому не признался, что это мой бункер.
Курт говорит, чтобы я проверил, там ли Питбуль-Терье. Я осторожно подхожу к краю склона и свечу фонариком на дверь бункера.
На ней висит замок.
Я даю отмашку Курту с Рогером.
У Курта с собой целая сумка разного полезного инструмента. Он ставит баул на снег, расстегивает молнию, вытаскивает ломик и вручает его Рогеру.
План такой: мы проникаем в бункер и устраиваем там засаду на Питбуля-Терье. Настоящую засаду. Бедный Питбуль-Терье. Мне его даже жалко. Почти.
Курт снова склоняется над своим баулом и нашаривает в нем Рыжую Коленку. Это кот Рогера. Он весь сплошь в рыжих пятнах. Рогер смотрит на него с тревогой. Но кот только безмятежно мяукает. Наивный, бедняга. Это его первое знакомство с питбулями.
Курт с Рогером спускаются к бункеру, и Рогер подсовывает ломик под дужку замка. Мне доверено стоять на часах и светить фонариком.
Рогер надавливает на замок, раздается бойкий хруст. Рогер прижимает ухо к двери. Мотает головой. Курт с котом наизготовку встает перед дверью.
— Открывай! — командует он.
Рогер берется за ручку. Даже со своего поста я слышу, как неровно он дышит. Рогер кидает на Рыжую Коленку последний отчаянный взгляд.
— Давай же! — торопит Курт.
— А если его съедят? — мямлит Рогер.
— У нас нет другого выхода, — чеканит Курт.
Рогер тяжело вздыхает. Рывком дергает на себя дверь и тут же ее захлопывает, Курт только успевает кинуть внутрь кота.
Становится тихо, слышно плеск моря.
Теперь Курт прикладывает ухо к двери.
— Или питбуль сожрал кота, или пса там нет, — говорит он.
На всякий случай мы выжидаем еще.
Потом Курт с Рогером встают наизготовку за дверью, и Рогер очень медленно начинает тянуть ее на себя. Появляется щель, достаточно широкая, чтобы Рыжая Коленка выскочил наружу, но достаточно узкая, чтобы Рогеру захлопнуть дверь одним толчком.
Ничего и никого. Внутри бункера полная тишина.
Так проходит некоторое время.
Наконец неторопливой походкой выходит Рыжая Коленка. Целый и невредимый. Он лениво зевает. Не похоже, чтобы он только что сражался с питбультерьером.
Курт в восторге. Еще бы. С торшером и креслом в моем бункере уютно, как дома.
— Вау, — восклицает он, оглядываясь, и глаза у него становятся масляные.
Меня так и подмывает признаться, что это все мое.
Но тут Курт замечает игрушечный домик. И ухмыляется нехорошо.
Вообще-то незачем торопиться с признаниями.
Странно, но игрушечный домик не пострадал.
Я-то думал, что Питбуль-Терье из бешеных. Что он тут потоптал все. Или пописал на мой домик. А тут, наоборот, все цело.
Рогер, спустив с рук Рыжую Коленку, подходит к домику и хватает его. Пластмасса скрипит, и мне делается как-то неуютно на душе. Наверняка я это скоро перерасту. И даже полюблю этот звук. Когда отвыкну играть в домик.
Курт с очень довольным видом усаживается в кресло. Рыжая Коленка забирается к нему на руки. И Курт гладит его с таким блаженным видом, что можно подумать, он выиграл в автомате в торговом центре сотню крон.
Внезапно дверь с грохотом распахивается.
И вваливается Питбуль-Терье. Его бульдожья морда бледнеет. Понятное дело.
Рогер кидается к нему, но Питбуль-Терье круто разворачивается на месте и исчезает за порогом. Рогер едва успевает увернуться, чтобы железная дверь не дала ему по носу.
Курт невозмутимо ласкает Рыжую Коленку и никуда не спешит. Я думал, он поведет себя иначе. Кинется вдогонку за Питбулем-Терье, думал я.
А Курт говорит:
— Постой, Рогер!
Рогер уже одной ногой на улице.
— Надо его догнать! — кричит Рогер.
Я согласно киваю много раз.
— Это не к спеху, — спокойно говорит Курт.
— Но…
У Рогера лицо пылает краше, чем коленки у его кота.
— Мне тут идейка пришла, — продолжает Курт.
Курт обводит бункер взглядом, прожигающим, как лазер.
— Устроим здесь вечеринку! — выпаливает он.
Слово выстреливает, точно ракета. Ве-че-рин-ка!
— Йес! — восторженно откликается Рогер.
Мое восхищение не столь безмерно.
Я не решился сказать маме, что Курт с Рогером выгнали меня из бункера. Она бы от этих вестей разнервничалась. А нервировать ее по пустякам совершенно ни к чему. Большинство людей прекрасно живут себе безо всяких бункеров. Я б и сам не огорчался, что лишился его, если б не привык иметь свой собственный бункер.
К тому же у мамы сегодня день здоровья. Она ходит в спортивном костюме. Она приготовила на обед рыбу с картошкой. И поставила тарелку для себя тоже.
Я несколько раз беру добавку и не устаю нахваливать, как все вкусно.
На самом деле я рыбу не люблю. Но когда мама так отлично себя чувствует, что даже варит картошку, не так важно, что именно я люблю и не люблю.
— А я напекла печенье «человечки», — говорит мама.
«Человечки». По-моему, одна из самых вкусных вещей на свете.
— И составила список дел, которые нужно переделать до Рождества, — говорит мама и показывает на висящий на холодильнике длинный перечень.
Один пункт уже вычеркнут.
— Здорово! — говорю я.
— Джим, мне хочется, чтобы у тебя в этом году было хорошее Рождество, — говорит мама.
— У нас Рождество всегда хорошее, — отвечаю я.
И тут мама улыбается. И улыбка остается у нее на губах.
Рождественская мастерская
У нас рождественская мастерская, готовим праздничные подарки. Хорошо хоть разрешили сесть кто где хочет. В моем случае это означает — подальше от Питбуля-Терье, зато вместе с Куртом и Рогером. И Ханне и Кари, к сожалению.
Хотя я участвовал в захвате бункера, Питбуль-Терье все еще не убил меня. Но нужно быть начеку. А то расслабишься на секунду, тут он и нападет. Со спины.
Мы делаем гномов и снеговиков из войлочных и пенопластовых шариков. Меня не отпускает неприятное чувство, что Питбуль-Терье замыслил какую-то гадость. Стоит мне взглянуть на него, как он опускает глаза и смотрит в парту.
Сидит он на галерке, один. Бернт подходил, шептал что-то, но Питбуль только решительно помотал головой и оттолкнул его.
Ну вот, он-таки себя выдал. Я взглянул на него в тот момент, когда он поднял свою злющую морду с черными глазами и уставился на меня с кровожадным видом. Фу, гадость. Поневоле отвернешься.
Ставя своему снеговику тушью точечки глаз, я услышал, что кто-то подкрадывается ко мне сзади. Оглянулся на парту Питбуля — никого. А он уже дышит мне в затылок. Я похолодел. По спине побежали мурашки.
Вдруг он как заревет: «Бэ!» — прямо мне в ухо. Потом скакнул вперед и кинул что-то на парту передо мной. От ужаса я дернулся, и у снеговика поперек лица нарисовалась черта.
Питбуль-Терье стоит и смотрит на меня со своей жуткой улыбочкой.
Передо мной на парте растопырилась фигурка, сделанная из двух больших пенопластовых шариков и одного маленького. Она выкрашена в коричневый цвет. У нее зубочистки вместо ног, черные глаза из булавок и пасть из куска старой молнии.
— Мой питбуль, — говорит Питбуль и двигает его перед моим носом, тявкая по-собачьи.
Потом исчезает так же внезапно, как появился.
Курт, Рогер, Ханне и Кари в полном восторге. По какой-то причине происшествие кажется им страшно смешным. Хохот, гогот, смешки.
— По-моему, он к тебе неровно дышит, — шепчет Курт с кривой улыбочкой. — Ты смотри, поосторожнее.
Ознакомительная версия.
