От всего этого и правда могло стошнить. Я такие слова стараюсь не говорить. Мама называет это пипкой, а бабушка пипой, что совсем ужасно.
— Пожалуйста, не говори так, — однажды попросила я маму.
— А как ты это предпочитаешь называть?
— Ну… Одно место.
— Одно место?
— Ну да.
Мама расхохоталась, а я почувствовала себя глупо. Могла бы не спрашивать, а если уж спросила, не издеваться.
В общем, в тот раз Сыроежка увидела одно место своего брата и с тех пор очень этим гордилась. Еще она всем говорила, что у нее есть трусы «Неделька» — целый набор из семи трусов, на которых написаны дни недели, причем по-английски. Мы с Воробьем ей очень завидовали, но до конца не верили, что это по правде.
Странность седьмая Физра
Про физру важно сказать в связи с одним местом. Наша физручка одновременно завуч, что тоже странно, но мы привыкли. Еще страннее, хотя это одновременно здорово, что в лосинах, которые она надевает перед уроком, огромная дырка. На том самом, то есть одном, месте. Завуч садится перед нами на пол и учит делать шпагат и гнуться. Дырка между ног расползается вместе с ногами, и мы смотрим в нее как заколдованные. У нас весь класс любит физру.
Странность восьмая Ругательства
Кит придумал называть одно место «потомством», и теперь мы говорим только так. А самое плохое ругательство у нас в классе — «потомник». Питомниками называют Пукана и Клерасила. И иногда Головастика. «Кызя» — ругательство послабее. Это значит козел, но как бы ласковее. Но все равно, если хоть раз тебя назовут Кызей, ты станешь таким же слабым, как Клерасил или Пукан. И все будут против тебя.
Странность девятая Питон
Мои любимые уроки — биология и география. Их ведет наш классный руководитель Питон Рельефович. На самом деле его, конечно, зовут по-другому, но мы называем именно так. В кабинете висят огромные листы ватмана с нарисованными пустыми материками. Но не совсем пустыми — на них видны реки, озера, горы. Питон вызывает нас к доске и тыкает указкой в голубое пятно.
— Это что?
— Залив Святого Лаврентия.
— А это?
— Амазонка?
— А это?
— Кордильеры.
Так мы выучили всю Северную Америку, Африку и Австралию. Однажды Питон задал нам самим нарисовать карты с разными условными обозначениями. Чтобы найти такие обозначения, я долго копалась в словаре и наконец нашла: «кр. рогатый скот». Тогда я нарисовала карту с обозначениями животных и подписала: «Крылатый рогатый скот». Увидев ее, Питон долго смеялся высоким булькающим смехом, прямо как мальчик. А папа, когда я ему рассказала, смеялся еще сильнее.
— Да что тут смешного? — разозлилась я.
— Не крылатый рогатый, а крупный рогатый. Ты когда-нибудь видела корову на крыльях?
— Может, и видела, — обиделась я и ушла к себе в комнату.
Питон не только учитель. В выходные он служит в церкви. Папа, когда узнал об этом, многозначительно хмыкнул.
— Что? — спросила я.
Очень странно, — ответил папа.
— Что странно?
— Что учитель биологии может быть священником.
— А что такого?
— По крайней мере, я с таким никогда не сталкивался. Я уже привыкла, что в Новой школе все странно, так что спорить не стала.
Странность десятая Моча
Моча — самый странный учитель. С одной стороны, он добрый: ходит с нами гулять, редко сердится, и уроки у него почти такие же интересные, как у Питона.
С другой — когда у Мочи плохое настроение, на глаза ему лучше не попадаться. В углах рта у него тут же появляется противная белая пена, и он на все бесится. Скажем, если в такие моменты кто-нибудь грызет карандаш, Моча может вырвать его прямо из рук, сломать пополам и выкинуть в окно. Так он выбросил карандаши Овцы, Головастика и Клерасила. И даже карандаш Воробья, который папа ей привез из Германии. А вот у Кита он никогда ничего не отбирает. Наоборот, вечно защищает его и отмазывает от других учителей. Кит на год нас старше, потому что пошел в школу на год позже. Наверное, поэтому он в классе самый главный.
И это даже не все странности Новой школы.
* * *
Однажды мне позвонил Кит. Телефон висел на стене в комнате Первого дедушки. Дедушка сидел в кресле и читал газету, а мы болтали с Китом. Вообще-то он только хотел узнать, что задали по математике, но потом как-то так получилось, что разговор продолжился. Под конец мы придумали, что было бы классно потусоваться после уроков.
На следующий день мы с Сыроежкой и Воробьем решили зависнуть на продленке. А потом незаметно смылись на четвертый этаж. С нами пошли Головастик, Кит и Овца. Сначала мы играли в разные дурацкие детские игры типа ручейка и мафии, а потом Овца предложил поиграть в бутылочку.
— Все знают правила? — спросил Кит и засмеялся.
— Да, — хором сказали все, и я тоже, хотя на самом деле только слышала про эту игру. Но оказалось, что бутылки ни у кого нет. Мы нашли сменку Клерасила и начали крутить его старый кроссовок. Но кроссовок вертелся так себе, или, вернее, совсем не вертелся. Поэтому приходилось кидать его, как кубик в настольной игре. Сначала выпало целоваться Воробью и Сыроежке.
— Я с ней не буду, у нее перхоть, — завопила Сыроежка.
— А у тебя сиськи повсюду растут и изо рта воняет, — ответила Воробей.
— Кончай трепаться, даешь сосаться, — крикнул Овца.
Воробей и Сыроежка клюнули друг друга в губы и, как бы плюясь, расползлись. Потом кроссовок показал на Овцу и Сыроежку.
— Если парень с девушкой целуются, это уже интим, — важно сказал Овца. — Чур, не при всех.
— Блин, — расстроилась Сыроежка.
Овца с Сыроежкой залезли под парту.
— Фу-у! — раздался вопль Сыроежки.
— А че такое? — не понял Овца.
— Язык убери, дебил.
Вид у Сыроежки был помятый, а вот у Овцы очень даже довольный. Я уже думала, что эта игра никогда не кончится, пока кроссовок не показал на нас с Китом. Овца свистнул, Сыроежка скорчила гримасу, а я сделала вид, будто мне по фигу. Но когда мы залезли под парту, ладони у меня так вспотели, что на штанах расплылись огромные мокрые пятна. Кит тихо сказал:
— Давай скажем всем, что мы целовались, а сами не будем?.
— Но это получится нечестно.
— Ну ладно.
Я закрыла глаза, и Кит прижался ко мне стиснутыми губами.
Рядом кто-то громко рыгнул, а потом послышалось хрюканье и громкое ржание Овцы. Оказалось, они с Сыроежкой шпионили за нами.
— Потомники! — заорал Кит и помчался за Овцой, а я лягнула Сыроежку ногой под зад.
К метро мы шли вместе с Воробьем. Воробей жила в Беляеве, в одном из одинаковых высоченных бело-голубых домов, в двухкомнатной квартире на первом этаже с мамой и папой. Мама была младше папы на кучу лет — на десять или двадцать, — а папа совсем старый, почти шестьдесят. А еще у Воробья был магнитофон — правда, Кит считает, что надо говорить не «магнитофон», а «мафон». Иногда мы зависали у Воробья после школы и слушали на мафоне «Битлз» и «Квин». Несмотря на перхоть, Воробей классная, и нам всегда есть о чем говорить.
В тот день я к Воробью не поехала, и мы разошлись на разные пересадки. Из Новой школы до дома ехать сорок пять минут. Сорок семь, точнее. Как тут посчитаешь шаги? Поэтому я придумала на каждой станции говорить «засекаю» в тот момент, когда поезд трогается. Не знаю, к чему это приведет, но обязательно к чему-то хорошему. Но это если всю неделю подряд и обязательно на каждой станции — без пропусков. Пока что у меня ни разу не получилось.
Когда я пришла домой, мама сообщила ужасную новость. Они с папой собрались поехать в другую страну, потому что папу позвали на конференцию.
— То есть как, в другую страну? А мы?
— С вами поживут бабушка с дедушкой.
— Но это не их дом.
— Как тебе не стыдно, ты хоть соображаешь, что говоришь?
— И сколько вас не будет?
— Три недели.
Сложно придумать что-то ужаснее, чем три недели с двумя дедушками, одной бабушкой и одной младшей сестрой. Я заперлась в комнате и весь вечер слушала «Битлз». Я надеялась, что мне позвонит Кит или хотя бы Воробей, но никто не звонил. Когда мама пришла пожелать мне спокойной ночи, настроения разговаривать у меня не было, и я сделала вид, что сплю.
Весь вечер я представляла, как будто подушка на самом деле не подушка, а Кит. Он лежит рядом со мной где-то в темноте, а я боюсь пошевелиться и задерживаю дыхание.
— Килька, ты спишь? — как будто говорит он.
— Нет, — шепчу я.
— О чем ты думаешь?
— О тебе.
— И что ты думаешь?
— Что хочу поцеловать тебя еще раз.
Тут он как будто протягивает руку и обнимает меня, а я прижимаюсь к его плечу, а потом он наклоняется и прижимается губами к моим губам, я закрываю глаза… — Ты не забыла почистить зубы? — Мама приоткрыла дверь.
