Черт. Пришлось тащиться в ванную.
В середине октября стало ужасно холодно. Мама заставила меня надеть пальто, которое мне сшили из папиной старой зимней куртки. В пальто было трудно шевелить руками. И ногами тоже. Его сшила портниха Марина Александровна, которая жила на самом краю Москвы в высоком белом одинаковом доме. Марина Александровна с гордостью говорила, что это волшебное пальто, которое я проношу не год и не два: рукава и подол можно постепенно отпарывать, я буду расти, и пальто вместе со мной. В общем, как говорит мама, полная безнадега. Снимая с меня мерку, Марина Александровна тяжело вздыхала и перекусывала нитку, а по телевизору тем временем показывали новости.
— Слышали, Цой этот разбился? Такой юный, жалко его, вся молодежь по нему с ума сходит.
Кажется, это было сто лет назад. И все сто лет я носила это треклятое пальто. Заодно мама нацепила на меня шерстяной шарф, который на морозе становился мокрым и холодным, а потом еще и покрывался льдом. Выпал снег, и памятники в парке будто поседели или покрылись перхотью, как плечи Воробья.
У Мочи было плохое настроение. Но мне было все равно, потому что весь урок я смотрела на Кита.
— Глаза не прогляди. — Сыроежка кинула в меня жвачкой, облепленной вырванными волосами.
После уроков мы с Сыроежкой и Воробьем должны были убирать класс. Сыроежка позвала меня в угол — рассказать какой-то секрет. Лицо у нее было странное, и ничего хорошего это не предвещало. Когда я приблизилась, раздался подозрительный звук.
— Фу, ты что, пернула?
— Зыко, да?
— Какая гадость, ты хуже Пукана.
Сыроежка прыгала от радости: шутка удалась. По дороге домой мы с Воробьем надолго зависли у ларька рядом со школой, там продавались «Баунти» и «Сникерсы», но денег на них у нас не было, поэтому мы просто разглядывали витрину. Между жвачкой «Лав из…» и вафелькой «Куку-руку» я увидела какие-то конфетки в серебряной бумажке с черными английскими буковками.
— Ты пробовала эти конфетки?
Воробей хихикнула.
— Давай попросим?
— Тише, — шикнула Воробей.
Почему?
— Да заткнись ты.
— «Кон-домс», — по слогам прочла я название. — Извините, а можно мне вот это?
— Тебе не нужно, девочка.
— Нужно.
— Не нужно, — продавщица глупо хихикнула и задвинула окошко, а Воробей схватила меня за рукав и потащила к троллейбусной остановке.
— Да отстань ты. Можешь просто объяснить, что это такое?
— Что-что — презервативы.
— Что такое презервативы?
— Килька, ты тупая, да? Может, хотя бы слышала, откуда дети берутся?
— Аист приносит, — огрызнулась я, хотя на самом деле прекрасно все знала.
— Короче, штуки такие резиновые — надеваются на мужское одно место.
— Зачем?
— Чтобы детей не было.
— Зачем?
— Чего ты пристала? Откуда я знаю.
В метро я снова забыла засечь от всех станций, потому что думала про резиновые штуки. Зачем надевать их на одно место? Зачем хотеть, чтобы не было детей, если только ради этого взрослые занимаются такой гадостью?
Когда я пришла домой, мама жарила котлеты.
— Мам, зачем нужны презервативы?
— А? — Деревянная лопатка с котлетой застыла в воздухе.
— Зачем мужчины надевают на одно место резиновые штуковины?
Мама промычала что-то, но что именно, я не разобрала, и котлета плюхнулась обратно на сковородку.
— Что-что?
— Потому что иногда взрослые стараются сделать так, чтобы у них не было детей.
— Зачем?
— Бывают разные ситуации.
— Зачем тогда они этим занимаются? Ты же говорила, что это чтобы родились дети?
Мама задумалась.
— Потому что это приятно.
— Меня сейчас вырвет.
— Очень зря, потому что мы как раз садимся обедать. Зови всех.
Еще в пятом классе мама однажды пришла ко мне с таинственным видом и желтой тонкой книжкой в руках. На обложке были нарисованы две голые девочки, что уже было странно и подозрительно.
— Давай поговорим, — торжественно сказала мама.
— Давай, — согласилась я, хотя обычно так нормальные люди разговоры не начинают.
— Ты что-нибудь слышала о том, откуда берутся дети?
— Слышала. Какой-то полный бред.
— То есть?
— Как будто мужчина засовывает свое одно место в одно место женщины.
— Это откуда такая информация?
— Ленка со второго этажа рассказала, когда мы прыгали в резиночку во дворе.
— Ясно, — вид у мамы был немного растерянный.
— Это же бред полный. Да?
— Ну… — Мама как-то засомневалась, и я вместе с ней.
Как всегда в непростых ситуациях, у меня вспотели руки и немного закружилась голова.
— Я поклялась Ленке, что по крайней мере вы этого не делаете. Ее родители, может, и да, но вы точно нет. Нет же?
— Ну… — Мама покраснела.
— Меня сейчас вырвет.
— Здесь нет ничего такого. Это совершенно естественно.
— Засовывать одно одно место в другое одно место? — от ужаса я стала путать слова. — И бабушка с дедушкой тоже? И учителя?
Мама открыла книгу. Розовое женское тело прилипло к голубому мужскому. Мужское тело воткнулось одним местом в женское, и из его конца выползали какие-то червяки.
— Можно я не буду это читать? — взмолилась я.
— Не читай, если не хочешь, но на всякий случай я оставлю это здесь. — Мама положила книжку на полку и удалилась. Будь она собакой, обязательно поджала бы хвост.
Книжку я потом все-таки почитала. Ленка оказалась права, а я нет. Всю неделю я думала, что лучше умереть или уйти в монастырь, как Миледи. По крайней мере, я точно решила, что уж лучше никогда не иметь детей, чем делать это.
— Мам, а если я все-таки захочу детей, но не захочу это делать, что-нибудь можно будет придумать?
— Не знаю, может, к тому времени, как ты вырастешь, что-нибудь изобретут. Спи давай.
Но я еще долго не могла заснуть и представляла себе разные жуткие картины.
* * *
Мама с папой и правда уехали за границу, а мы с Малюткой остались с двумя дедушками и бабушкой. Вторые дедушка с бабушкой заняли комнату родителей, но в основном тусовались на кухне. Они все время говорили о политике, о своем здоровье и о том, как я плохо себя веду.
— Ты вымыла руки?
— Ты сделала уроки?
— Я не разрешаю читать, пока ты не доделаешь математику.
— И хватит висеть на телефоне. Нам никто не может дозвониться.
В общем, ад, а не жизнь. Я пыталась запираться в комнате, но Второй дедушка отвинтил задвижку. Теперь он приходил ко мне и всем своим видом показывал, что то, что он видит, совершенно ужасно. Точнее, ужасней некуда. Точнее, полный караул. Хотя на самом деле полным караулом было то, что они приехали с нами жить.
Каждое утро в мою комнату как смерч влетала бабушка и распахивала форточку:
— Здесь слишком душно.
— Умоляю, закрой, — вопила я, закутываясь в одеяло.
— Пора вставать! Какой ужасный бардак, — бабушка сбрасывала одежду со стульев, кресла и стола на кровать, а заодно и на меня и удалялась на кухню.
— Руки мыть, ноги мыть и сырой воды не пить, — ворковала бабушка из кухни.
Там уже сидели Первый дедушка, Второй дедушка и Малютка и завтракали. Идеальная картина, ничего не скажешь. От всего этого хотелось кричать, плакать или просто поскорее смыться в школу. Что я и делала.
Чем дальше, тем больше я понимала, что влюбилась в Кита. По-настоящему и не на шутку. Как в стихах: Любовь — amor по-латыни От любви бывает мор Море слез, тоски пустыня Мрак, морока и позор.
Эти слова я вычитала в одной книжке, повторяла по дороге в школу и обратно и даже выцарапала иголкой на изголовье кровати. Увидев это, бабушка пришла в ужас:
— Ты сама хотя бы понимаешь, что делаешь?
— Это же моя кровать. Что хочу, то и делаю.
— Ты посмотри, что она натворила! — бабушка позвала на помощь Второго дедушку. — Испортила шикарную югославскую тахту.
Второй дедушка скептически покачал головой, как бы говоря: «А чего еще от нее ждать?»
Пусть подавятся своей тахтой, они просто ничего не понимают.
— В школу опоздаешь! — крикнула бабушка.
А потом добавила:
— Надень шапку.
И еще:
— Замотай шарф как следует, ходишь вся расхристанная, и горло голое торчит.
ДЫДЫЩ.
Это я со всей силы хлопнула дверью.
В лифте я сняла шапку и запихнула в карман пальто. Чтобы не испортить челку в виде нагеленного хохолка.
Кит, кажется, не замечал, как сильно он мне нравится. Я старалась садиться так, чтобы он видел меня слева: на левой щеке у меня две родинки, и с этой стороны я красивее, чем с другой. Иногда он звонил, и мы долго говорили по телефону. Он рассказывал про музыку, которая ему нравится, и включал рядом с телефоном свой мафон. Мне эта музыка тоже нравилась, хоть и не так сильно, как «Битлз». Группа называлась Асе of Base. Кажется, они были из Швейцарии, и пела там женщина, а не мужчины, как в «Битлз». Хотя иногда ей подпевали мужчины. Вначале был свист, а потом она очень задорно пела и немного стонала, и песня вся была бодрая и как будто спортивная.
