Взрослые присели на траву, разулись. Засучив брюки и держа в каждой руке по ботинку, Платон Иванович первым направился к плоту.
— Оригинально! — бормотал он. — Впервые в жизни буду путешествовать подобный образом. Действительно, оригинально!
Мы перенесли на «Таран» чурбан и усадили на него обеих мам. Снять плоты с мели оказалось делом нетрудным. Мимо опять поплыли то глинистые, то песчаные берега, поля картошки, поля ржи и овса, по которым ветер гнал медленную зыбь.
Гаврила Игнатьевич стоял на плоту угрюмый, отвернувшись ото всех. Зато Платон Иванович, как видно, был очень доволен поездкой. Он непрерывно расхаживал по плоту, обо всем расспрашивал, а подойдя ко мне, сказал:
— Ну-ка, голубчик, одолжи на минутку твой шест. Интересно, что у меня получится.
Всех ребят это очень развеселило, и даже Гаврила Игнатьевич, стоявший до сих пор неподвижно, оглянулся на учителя, вынул руки из карманов, заложил их за спину и сказал: «Гм!»
Поработав немного шестом. Платон Иванович вернул его мне и как-то незаметно очутился рядом с инженером.
— Простите, товарищ… ваше имя и отчество? — сказал он, стоя боком к Ковчегову и искоса поглядывая на него.
— Гаврила Игнатьевич.
— Очень приятно! Платон Иванович Кудрявцев, преподаватель литературы.
Инженер что-то буркнул в ответ. Оба помолчали. Учитель достал пенсне из бокового кармана толстовки и начал протирать его платком.
— Если не ошибаюсь, вы, Гаврила Игнатьевич, инженер?
— Инженер.
— Строитель?
— Строитель.
— Так-так!.. — Платон Иванович надел пенсне, но тут же снял его и сунул в карман. — А мне, по правде сказать, даже несколько жаль, что вы не имеете никакого отношения к моим ребятам. Я… Я питал даже некоторые надежды на ваше участие.
— В чем, собственно?
— На ваше участие в восстановлении школы.
— Что-о?! — вскрикнул Оська. — Какой школы?
Платон Иванович улыбнулся:
— Нашей, нашей школы. А какой же, ты думал?
Все побросали шесты. Все окружили Платона Ивановича, засыпали его вопросами. Но он сделал серьезное лицо, захлопал в ладоши, возвысил голос:
— Уважаемые товарищи, приучайтесь вести себя, как цивилизованные люди, где бы вы ни находились: в классе или на плоту!
Мы сразу утихли. Помолчав немного, Платон Иванович серьезно, очень по-деловому заговорил:
— Видите ли. Гаврила Игнатьевич… Группа активистов-пионеров, учеников нашей разрушенной семилетки, задумала несколько фантастическое, на первый взгляд, предприятие: восстановить силами ребят сгоревшую школу. Взялись они за это дело с энтузиазмом. В райкоме комсомола об этом узнали и рассудили так: глушить подобную патриотическую инициативу было бы просто преступно. Вместе с тем ясно, что детям одним подобная задача, конечно, не под силу. Как же быть?.. Детям не под силу, но если взрослые им помогут — родители, сотрудники детских учреждений, комсомольцы, — то это уже будет нечто вполне реальное. Третьего дня в райкоме состоялось совещание инициативной группы родителей, педагогов и комсомольцев, на котором принято решение отстроить школу в этом году, дать детям возможность учиться нормально, а не в три смены.
Теперь уже Платон Иванович ничего не говорил о цивилизованных людях. Никогда я не думал, чтобы пятеро мальчишек могли так громко кричать «ура»! Яков стал на руки и начал болтать в воздухе ногами. На «Таране», шедшем в сотне метров впереди, заволновались. Тимошка принялся смотреть на нас в половинку бинокля. Скоро и с «Тарана» донеслось «ура», и капитан Садиков проделал такую же штуку, как Яшка. Наверное, мамы объяснили там, в чем дело. Сквозь шум и гам я услышал какие-то глухие кудахтающие звуки: это смеялся товарищ Ковчегов.
Но вот все утихли и повернулись к инженеру. Он сразу насупился. Мы ждали. Гаврила Игнатьевич с минуту рассматривал что-то на берегу и шевелил усами:
— Гм!.. А что, собственно, от меня требуется?
— Видите ли, вы человек квалифицированный, строитель. И если бы вы согласились помочь нам своими знаниями, опытом…
Платон Иванович умолк. И опять очень долго молчал Гаврила Игнатьевич.
— Гм!.. Свободное время у меня бывает. Если горисполком не будет возражать… Я, знаете ли, люблю молодежь. Она…
Он вдруг повернулся и с испуганным лицом уставился вниз по течению:
— Табань! Стоп машина! Табань!
Впереди, совсем близко от нас, сидел на мели «Таран». Нас несло прямо на него. Там ругался капитан Садиков, отчаянно суетилась команда и что-то кричали две испуганные мамы.
Здесь увлекшийся автор явно допускает неточность.
