А какой огромный у них Оперный театр, над куполом которого всегда полощется красный флаг! Ночью его подсвечивают прожекторами, и флаг полыхает над городом, как гигантское, неугасимое пламя…
…Подходить к домику Кнопки было невыносимо трудно. Казалось, ноги тянули назад, и калитка не хотела открываться, и рука едва поднялась для стука в дверь.
Но выглянула оживлённая Надюшка, спросила: «Олега? Сейчас?» Появился, как всегда, будто немного ошарашенный ударом по макушке Олег, позвал за собой в дом, и у Лёни исчезла неловкость. Он остановился в сенях перед входом в мастерскую Бориса Леонтьевича и сказал прямо:
— Рейки наши, — вчерашние… Ну, нету их у меня. Так получилось, Не виноват я, понимаешь, только нужны ведь они отряду… Давай снова сделаем…
Олег выслушал, не прерывая, хмурясь, потом молча посмотрел на Лёню и только заметил:
— С колечками не успеть.
— Без колечек хоть!
— Ладно…
Он ушёл в дом, и через дверь, обитую истёртой кошмой, местами висящей клочками, до Лёни донеслось, как Олег договаривался с кем-то о мастерской. Ему отвечал женский голос, должно быть мамин.
Лёня старался угадать, чем кончатся Кнопкины переговоры, а перед глазами всё ещё стояла заросшая кустарником аллея, в которой, быть может, до сих пор забавляются Барин с Андрюшкой Лядовым.
Эх, Андрюшка, Андрюшка, неужели прельстил тебя своими фокусами этот подлый карманник?
Глава 35. Подготовка в разгаре
Аня с нетерпением поглядывала на часы: стрелки приближались к десяти. Скоро должен явиться Галкин.
Сегодня он придёт заниматься шестой раз. В первый день он обманул: условились, а его не было. Аня до сих пор не может понять, что ему тогда помешало. Он объяснил, что никак не мог из-за реек. Возжов тоже горячо подтвердил: Галкин не виноват.
Аня махнула на них рукой.
— Ладно, но больше не пропускать!
Она решила быть строгой и неподкупной, раз уж обязали её развивать в Галкине настойчивость.
Надо сказать, что он и сам относился к этому серьёзно.
Прежде всего не хватается сразу за разные дела. Со сборов и собраний не убегает, сидит даже тогда, когда ему совершенно не обязательно, но если хотят что-нибудь поручить, отказывается.
— Да ты что? — возмутилась однажды Гусева, — Принимать участия не хочешь?
— Хочу, — ответил Галкин. — Но у меня есть дело — на звёзды лететь. А за пятое-десятое сами ругали.
— Правильно, — поддержал Зайцев. — Пусть одно дело как следует до конца сделает.
— Правильно! — подтвердил и дедушка, когда Аня рассказала ему об этом.
Дедушке Галкин понравился с первого раза. Они долго разговаривали о спутнике, о звёздах, и дедушка пообещал Лёне достать специальную книжку. К следующему занятию он действительно принёс из районной библиотеки толстую книгу под названием «Мечте навстречу».
Сейчас дедушка сидит в соседней комнате — готовится к лекции. У него чуть не каждый вечер теперь где-нибудь лекция или беседа. Приглашают старого партизана и студенты в общежитие и рабочие в клубы, чтобы поделился он с молодежью воспоминаниями об Октябрьской революции и гражданской войне в Сибири.
С улицы кто-то постучал.
Аня стремительно побежала открывать. Конечно, это Галкин!
Но когда она распахнула дверь, то невольно отступила назад — лицом к лицу перед ней стояла девушка-почтальон с толстой сумкой и протягивала письмо:
— Вам заказное, распишитесь.
Аня, не глядя на письмо, расписалась. Девушка, подкинув локтем сумку, пошла дальше, вверх. Аня захлопнула дверь и только тут взглянула на конверт: на нём размашистым почерком был написан мамин адрес.
— Астронавт пришёл? — раздался дедушкин голос.
Аня отдернула руку, спрятав письмо за спиной. Это случилось мгновенно — она даже не успела подумать, хорошо ли это. Только застыла на месте.
— Что с тобой? — удивился дедушка.
Аня молча протянула письмо. Обманывать дедушку не хватило духа. А он посмотрел на адрес и сразу, должно быть, разгадал Анины намерения.
— Шила в мешке не утаишь, — вздохнул он и, слегка потрясая письмом, добавил: — Умирает человек.
— Умирает? — с испугом, шёпотом переспросила Аня. — А кто он, дедушка?
— Учился с твоей мамой. Чуть не с детства они знакомы. Хороший товарищ. — Дедушка подумал и сказал, уже намекая на папу. — А мой Данилка — чудак.
И ушёл, унося письмо.
Аня хотела задержать дедушку, задать ему новый вопрос, выяснить всё до конца, но остановилась.
Почему-то сегодня дедушка сам разоткровенничался. И, оправдывая маму, укорял собственного сына: «А мой Данилка — чудак!» Словно заранее подготавливал внучку, как правильно нужно ей ко всему отнестись, словно это письмо могло вызвать в семье что-то такое, чего взрослым, уже при любых стараниях, не удастся утаить от Ани.
Галкин явился вскоре, но был он сегодня какой-то очень хмурый, как будто чем-то расстроенный. Он долго искал числовое значение алгебраического примера, а когда Аня спросила, как практически объяснить ответ «минус три», сердито отрезал:
— Я практически не знаю, я только теоретически!
— Думаешь, остроумно? — заметила Аня, чувствуя, что с трудом сдерживает раздражение. — Завтра контрольная, а если ты будешь так, мы далеко не уедем!
— Я и не собираюсь с тобой никуда ехать, — опять буркнул Галкин.
— Ну, знаешь! Давай поменьше разговаривай!
— А ты не указывай!
— Ты будешь сегодня заниматься?
— Вот говорю — и не указывай!
— Что у вас за шум, а драки нет? — На пороге стоял дедушка.
— Да вот он, — начала Аня. — Со своим настроением!
— Кто с настроением? — Фёдор Семёнович опустил руку на Анино плечо. — Да, настроение не должно быть помехой делу.
И Аня поняла, что дедушкины слова прежде всего касаются её самой, потому что это она, расстроившись из-за письма, не удержалась от спора с Галкиным.
А дедушка уже обратился к Лёне:
— Как дела, будущий астронавт? — И, протянув другую руку, провёл по Лёниной голове.
Так он стоял между ними, держа внучку за плечо, а Лёню трепля за вихры, и Ане казалось, будто доброе дедушкино участие связывает их и примиряет.
— Мы позанимаемся ещё, — сказала она тихо. — У нас завтра контрольная.
— Занимайтесь, занимайтесь, — закивал дедушка и ушёл к себе, а Галкин стал решать примеры.
Был он по-прежнему хмурый и рассеянный, путал знаки, два раза у него получился неправильный результат. Но Аня теперь внимательно следила за ним и терпеливо поправляла.
— Хорошо, — захлопнула она, наконец, учебник. — Контрольную ты завтра напишешь.
Он ничего не ответил, мрачно простился и с Аней и с дедушкой и ушёл.
— Какой-то он сегодня не такой, — пожала плечами Аня.
— А ты разберись, — посоветовал дедушка и пошутил: — Воспитатели должны знать всю подноготную о своих воспитанниках.
Но Ане не удалось узнать «всю подноготную» Галкина.
В школе её захватили другие дела.
К празднику Октября готовились уже вовсю. Его приближение чувствовалось на каждом шагу. По радио звучали Октябрьские призывы. В газетах, которые Аня просматривала утром, вынимая их для дедушки из почтового ящика, мелькали большие заголовки: «Навстречу сорокалетию Великого Октября!» На площади в центре города строили трибуну.
А в школе мастерили оформление для праздничной колонны, и учителя подводили итоги успеваемости, спрашивая в три раза больше. Некоторым ученикам приходилось отвечать по всем предметам. Смирнову тоже вызвали Павел Степанович по геометрии, Александра Егоровна по географии и Таисия Николаевна. Аня получила сразу три пятёрки.
На перемене к ней подлетел Эдик Зайцев, нацеливая объектив фотоаппарата:
— Давай фотографироваться!
Он теперь не расставался с аппаратом.
Несколько дней тому назад вышел, наконец, первый номер классной стенной газеты «Наша жизнь». Но мало того что он появился с опозданием почти на месяц, в нём и материал-то поместили старый: рассказывалось чуть ли не о происшествии с голубем да о прогулах Лядова с Галкиным. Заголовок Гроховский оформил красочно, но карикатур тоже было маловато. Словом, газета вызвала резкую критику.
Володя тоже остался недоволен.
— Только называется «Наша жизнь»! А похожа на «Голос прошлого»!
— Старости-новости! — подхватил кто-то. — Отстал Зайцев от жизни!
— Не один Зайцев виноват, — заступился Володя. — Всем сообща надо делать. Вон ваши соседи постарались так постарались! Перенимайте у них опыт!
Эдик ринулся к соседям. Вскоре всем стало известно, что в шестом «А» выпущена замечательная газета. Их «Шпилька» действительно производила отличное впечатление. С огромным количеством рисунков и содержательных заметок она выделялась тем, что в ней было много стихов. Даже о спутнике написали стихотворение.
