Светлана начала с верхней части шоколадной пирамидки.
Съев маленькие кусочки, она потихоньку откусывала от целой конфеты.
— А вы не бойтесь. Я вам помогу.
В лагере постепенно наступала тишина. В одноэтажном корпусе — там, должно быть, самые маленькие — осторожно прикрылась стеклянная дверь.
Дежурные девочки пробежали взад и вперед из кухни под навес столовой, убирая кружки из-под компота.
— Костя, хотите погулять? — сказала Светлана. — У нас лес очень красивый, Или, может быть, вам лучше тоже отдохнуть?
— Что ты, что ты! Я не устал нисколько! Лучше пойдем погуляем. А тебе можно уйти?
— Да. Сегодня ребят укладывает наш педагог, у меня два часа свободных.
— Светлана Александровна, вашу кружку можно взять?
— Да, да, пожалуйста.
Девочки расставили табуретки по местам, сняли фартуки и убежали в свой корпус.
Светлана и Костя вышли за ворота лагеря.
— Вот сюда пойдемте, это моя любимая дорога. Красивый лес, правда? Такой мшистый, таинственный...
— Очень красивый.
Костя вдруг расхохотался.
— Костя, вы что?
— «Светлана Александровна»! Ой, не могу! — Он сел на пень, обмахиваясь фуражкой. — Светланка! Столько времени терпел!.. Нет, не могу! — Он продолжал хохотать. — Послушай, «Светлана Александровна», из тебя выйдет чудесный педагог, но скажи, как тебя, такую малышку, вожатой сделали?
Светлана молча сошла с дороги. Цветов здесь никаких не было. Она срывала одинокие тощие травинки и якобы делала из них букет. Букет не получился, просто несколько маленьких колосков, вроде кукольного веника.
Обиделась?..
Костя подошел к ней:
— Нет, Светлана, кроме шуток, — скажи, каким образом тебе удалось так быстро сделать карьеру?
Он заглянул ей в лицо. Оно было такое огорченное, что Костя сразу перестал смеяться.
— Светик, ты что? Обиделась на меня?
«Светик мой» — так назвал ее Алеша Бочкарев тогда, в поезде. Как ласково он сказал, с каким участием! Алеша теперь далеко. Окончил институт и уехал на работу еще в прошлом году. Кончал институт вместе с Надей, а уехали потом совсем в разные стороны.
Вот Алеша по-настоящему добрый, а Косте лишь бы только посмеяться... А еще показалось утром, что он невеселый... Был, был невеселый! И все хотелось спросить... Это он уже потом, здесь, в лагере, развеселился.
— Светланка, не буду больше! — Костя взял ее за руки. — Честное пионерское даю! Светлана Александровна!
— Перестаньте! — строго сказала Светлана. — Сюда идут!
Нет, никто не шел — просто показалось. Светлана высвободила руки.
И вдруг она перестала обижаться. Было даже приятно думать, что Костя развеселился именно здесь.
Приехал серьезный и явно чем-то озабоченный... Даже какая-то складочка около губ — вроде будущей морщинки.
— Ладно, смейтесь, — сказала она. — Я сама до сих пор привыкнуть не могу к этой Александровне!
Они пошли просто так, без дороги, и серо-зеленый мох мягко пружинил под ногами.
— Чем этот мальчуган провинился, которому ты голову намыливала? — спросил Костя.
— Костя, он ругается. И не так, как другие ребята иногда: дураком или еще как-нибудь... Он нехорошими словами!
— Кажется, очень раскаивался? Светланка, ты уж меня прости, я немножко подсматривал за ним в коридоре — хотел подслушать, как ты с ним разговариваешь, только не удалось.
— Очень неудачно разговаривала.
— Неудачно? Мне кажется, наоборот, что ты так выдержанно...
— Нет, я сделала ужасную бестактность. Я спросила его: «Ведь ты никогда не слышал, чтобы люди, которых ты уважаешь, говорили такие слова? Разве твой папа так говорит?» А он мне ответил: «Папа говорит». Костя, значит не всегда можно мальчику поставить отца в пример. А ведь он не плохой человек, Володин отец, и работник хороший. Он приходил в завком, я его видела. Костя, вот вы на меня сейчас сочувственно смотрите... но... мне кажется, даже хорошие мужчины не очень склонны осуждать такое... Вот погодите, будут у вас свои ребята, тогда вы поймете!
Костя усмехнулся:
— Ты говоришь с таким видом, будто тебе по крайней мере сорок пять лет и у тебя не меньше полудюжины детей!
— У меня их больше двух дюжин, Костя! У меня двадцать девять энергичных мальчишек, которых я еще не очень хорошо умею воспитывать!
Когда Светлана и Костя уходили в лес, Косте хотелось расспросить поподробнее, чего, собственно, от него ждут во время предстоящей беседы.
Костя никогда не любил, да и не умел выступать на собраниях. Когда все-таки приходилось — в школе, потом в армии, — он старался говорить как можно короче. С ребятами так нельзя: будет сухо и скучно. Может быть, Светлана что-нибудь посоветует?
Но Светлана стала рассказывать о своих мальчиках и о малышах из пятого отряда.
День был жаркий, далеко идти не хотелось.
Светлана сказала:
— Давайте здесь посидим.
Костя лег на траву, закинув руки под голову.
В серебристо-зеленых ветках сосен, утонувших в голубом небе, запуталось белое облако, стояло почти неподвижно и таяло прямо на глазах.
Теперь не только говорить — даже думать ни о чем не хотелось.
— Светланка!
— Что?
— Очень хорошо здесь у вас!
— Да.
Светлана сидела, обхватив руками колени. На ней полосатое платье — синее с белым. На ногах маленькие рыжие сандалии, совсем детские.
Там, где она сидела, уже не было травы — начинался белый песок и доходил до самой реки.
Светлана рисовала что-то сухой палочкой на песке, потом стирала и рисовала опять.
— Вы почему улыбаетесь?
— Так.
— Скажите.
— Да просто так. Ты вот пишешь что-то на песке, а мне вспомнилось.
— Скажите, что вспомнилось.
Костя вспомнил парня из комендантского взвода, который проверял пропуска у ворот академии. Его демобилизовали весной. Перед этим он советовался с Костей, что ему делать после демобилизации и как побыстрее попасть в вуз. Костя спросил, окончил ли он десятилетку. Оказалось, что нет, десятилетку не закончил — в армию пошел.
«Тогда иди в школу рабочей молодежи: можешь и работать и учиться!»
Как-то утром, выйдя из общежития, Костя увидел удивленную уборщицу и очень довольного дежурного. Вся дорожка около ворот была исчерчена непонятными зигзагами и цифрами. Костя не сразу догадался, что это знаки радикала. Улыбающийся парень пояснил, что он уже обзавелся задачником по алгебре, но вот беда — позабыл, как извлекать корни.
Всю ночь, стоя на дежурстве, вспоминал и наконец добился своего — вспомнил.
«Правильно, товарищ старший лейтенант?»
«Правильно».
«Тогда заметай, тетя Поля!»
Светлана, отбросив свою палочку, радостно сказала:
— Но ведь это очень здорово, Костя!
— Конечно, здорово, — согласился Костя. — Потому я и рассказал тебе, что здорово! Я же знаю, что ты умеешь ценить такие вещи!
Они вернулись в лагерь как раз в тот момент, когда заиграл горн к пробуждению.
Прошли вдоль невысокого сквозного забора, отделяющего часть лагерной территории. За забором — белый двухэтажный дом, перед ним — цветник. Среди цветов стоят маленькие бревенчатые избушки и большие деревянные грибы с круглыми скамеечками под ними.
— А там у вас что? — спросил Костя. — Детский сад?
— Да. У дошколят свои воспитательницы, отдельная столовая, у них все отдельно.
Костя сел на скамейку около забора, а Светлана убежала к своему отряду.
С первым звуком горна в корпусе старших мальчиков послышалось радостное жужжание, топот ног по лестнице. Из всех дверей — даже из окон — выбегали, выпрыгивали ребята.
У малышей, наоборот, еще тихо: разоспались, никак не могут проснуться. Вот наконец и они появляются. Все во дворе приходит в движение, как будто не было никогда и не могло здесь быть никакого тихого часа.
Разглядывая ребят, Костя опять с тревогой подумал о предстоящей беседе с ними.
Кто-то осторожно дотронулся до его спины. Костя обернулся.
Когда он только немного повернул голову, он увидел зеленый забор, казавшийся отсюда, сбоку, совсем глухим. А на гладкой стене забора, невысоко над землей, — множество детских ручонок, непонятно откуда взявшихся.
Когда Костя обернулся совсем — доски забора как бы раздвинулись перед ним.
Пустого пространства между ними было даже больше, чем досок.
Прямо на Костю совсем близко смотрели из-под белой панамы детские глаза, внимательные и любопытные. А справа и слева за забором — длинный ряд белых панам, множество любопытных детских глаз.
Это дошколята. Они тоже проснулись и вышли к своим цветам и грибам. Дошколят не пускают на территорию школьного лагеря, но им хочется посмотреть, что делают большие ребята. И вот они взбираются на нижнюю перекладину забора, обхватывают руками одну или две доски и смотрят в широкие просветы.
