— Конечно, эти. — Костя показал на яркие желтые цветы.
Светлана тряхнула головой, будто хотела сказать: «Я так и думала».
— А вы вглядитесь, — она протянула ему нежный бледно-лиловый ирис, — посмотрите, какой сложный узор здесь, на лепестках, в середке... Константин Михайлович, может быть, возьмете букет для вашей мамы? Они не завянут — ведь вам с вокзала на вокзал.
— Что ты, что ты! Нет, спасибо, я не возьму.
— Посмотрите, какие они красивые!
— Что ж делать, пускай красивые. Нет, Светлана, ты не уговаривай. Ну как я с ними поеду?
— Не положено вам по уставу с букетами ездить? — сказал один из мальчиков. — Правда, Константин Михайлович?
— Правильно. Не положено по уставу, и всё. Автомат или пушку там какую-нибудь — с удовольствием взялся бы отвезти, а букет, да еще такого неистового цвета...
С опушки леса были видны станция и железнодорожная насыпь, ровно, как по линейке, отделяющая небо от земли. Пройдя еще немного и посовещавшись, ребята спросили:
— Константин Михайлович, у вас есть обратный билет?
— Нет, а что?
Светлана сразу поняла, чего им хочется.
— Вы дайте им деньги, они вам возьмут билет. Только, ребята, на платформу не выходить. До станции и сейчас же обратно.
Ребята, счастливые, умчались вперед.
— Костя, может быть, возьмете все-таки?
— Что?
— Ирисы.
— Не возьму! Ты подумай сама: в метро, в поезде с такой экзотикой... Все будут обращать внимание...
Мимо станции промчался паровоз, один, без вагонов, с длинным пушистым хвостом дыма. Загудел, засвистел, будто закричал от радости. Вид у него был веселый и легкомысленный. Он был похож на человека, обремененного большой семьей и совершающего в выходной день одинокую прогулку.
Мальчики приостановились полюбоваться на паровоз и побежали дальше.
— Ты уверена, что они не будут выходить на платформу?
— Уверена.
— Уж будто они тебя всегда так великолепно слушаются!
— Костя, сказать вам по секрету? Не все-гда!
Он расхохотался:
— С одной стороны — уверена, а с другой — не всегда. Непонятно что-то.
— В данном случае — уверена. Во-первых, сегодня вы мне помогаете.
— Я? Каким же образом?
— При вас никому не захочется получить замечание.
— А на обратном пути? Когда я уеду?
— На обратном пути будет действовать сила инерции. Костя, ведь это даже не из моего отряда ребята. Они сами захотели вас проводить — и меня охранять в лесу. Мы вернемся домой, солидно разговаривая.
— Я вижу, ты неплохой психолог.
Светлана взглянула на маленькие часы-браслетку. Он сам подарил ей эти часики в прошлом году, после окончания седьмого класса. Вспомнились ее детская радость и недетское смущение. Видимо, перестарался — подарок показался ей слишком дорогим.
Ребята бежали к ним от станции с билетом и сдачей. Через несколько минут подошел поезд. Стоя у открытого окна, Костя увидел Светлану и мальчиков на платформе. Ребята все казались длинноногими, потому что были в коротких трусиках. Светлана стояла в середине, обнимая тонкими руками желтые и лиловые ирисы. Цветы все наклонились головками в одну сторону. Букет был такой огромный, что, казалось, девочке тяжело его держать.
Почему не взял цветы? Ей хотелось. Не такая уж трудная работа — отвезти их домой...
За станцией — поле, а дальше — лес, за лесом — красный флаг над березовой рощей. Утром и вечером вызывают какого-нибудь счастливчика «на флаг».
«Есть на флаг!» — И сияющий парень бежит к мачте. Много ли человеку нужно для счастья?
В тот момент, когда поезд трогался, Косте вдруг захотелось не уезжать, остаться в лагере, сделаться опять вот таким голоногим мальчишкой.
Солнце выглянуло из-за тучки и зажгло разноцветными огнями пионерские галстуки и Светланин букет.
Костя высунулся из окна, сняв фуражку, чтобы не унесло ветром.
Нет, станции уже не видно, только поле и лес — он кажется совсем темным против солнца. Сейчас Светлана и ребята пойдут этим лесом, солидно разговаривая.
Костя помахал фуражкой и обернулся — не заметил ли кто из пассажиров легкомысленного махания, в сущности неизвестно к кому обращенного. Но вагон был почти пустой. Букет можно было бы положить даже не на верхнюю полку, а сюда, рядом с собой, и рассмотреть хорошенько Светланкиных любимцев — маленькие лиловые ирисы.
Как-то они называются еще... да!.. «касатики». Ласковое такое название. Жалко, что не вспомнил раньше и не сказал Светлане — может быть, она не знает, ей понравилось бы. Или касатики другого оттенка, не лиловые, а голубоватые? Нет уж, пускай эти тоже касатики, к ним подходит.
Дым от папиросы осторожной тонкой струей тянулся к окну, а за окном стремительно обрывался.
В вагоне начинало темнеть. И в лесу теперь уже темновато становится... Хорошо, что у Светланы так много солидных провожатых. Может быть, выйдет им навстречу тот парень в широкополой шляпе — Толя, кажется, его зовут? — и будут говорить о своих лагерных делах... Светлана расскажет ему о беседе с лейтенантом... и до лейтенанта им уже не будет никакого дела, просто будут радоваться, что провели «мероприятие».
А может быть, и о мероприятиях им совсем не захочется разговаривать в такой чудесный вечер? Найдут тему поинтереснее? С какой забавной гордостью и даже уважением смотрел этот самый Толя на Светланку, когда она говорила о Робсоне!
Сколько ей лет? Перешла на второй курс педучилища... Значит, если бы в школе — в девятый класс. Совсем еще девочка. А в то же время... Впрочем, она старше своих подруг.
И ведь руки у нее маленькие, но не слабые. Сейчас пожала твердо, энергично. И здоровается и прощается именно так, как нужно здороваться и прощаться — неравнодушно.
Касатики... До чего выразительны иногда бывают названия цветов! Некоторые прямо даже какие-то сказочные. Мать-и-мачеха, кукушкины слезки... Иван-да-марья.
Про иван-да-марью еще в детстве слышал трогательную историю. Скромный темно-синий Иван уезжал куда-то, а желтенькая красавица Марья не хотела с ним расставаться, бежала за ним и повисла у него на шее... И они превратились в цветок — чтобы не разлучаться.
Мудрый конец. В сущности, если бы они не превратились в цветок, неизвестно еще, как обернулось бы дело.
Куда уезжал Иван? Вероятнее всего — на войну уезжал. А что, если Марья так с ним прощалась горячо только из деликатности, чтобы не огорчать Ивана перед разлукой, не нарушать его душевного равновесия? Возможно, где-нибудь поблизости жил какой-нибудь Петр или Сидор, который ей гораздо больше нравился? Тогда — напрасно провожала. Если Иван когда-нибудь поймет, в чем тут было дело, ему больно будет вспоминать об этих проводах... Даже через много лет будет больно!
XLVIIIНа березе первая желтая ветка — только одна во всем лесу.
Будто осень выглянула откуда-то потихоньку в холодное, пасмурное утро, мазнула желтой краской, а потом посмотрела на календарь — и раздумала.
«Что же я делаю? Зачем людям настроение портить в середине лета?»
И спряталась осень. А желтая ветка осталась. Висит ярким флажком и всем бросается в глаза. Поторапливает людей, напоминает им, что северное лето короткое.
Кому — сенокос не упустить, к близкой жатве готовиться.
А ребятам о грибах говорит ветка, об орехах. Гуляйте, купайтесь, загорайте — времени осталось не так уж много!
Орехов, кстати, здесь будет порядочно...
Светлана подпрыгнула, ухватилась рукой за лохматую двойняшку, притаившуюся под широкими листьями, притянула к себе... раскусила.
Нет, рановато еще: зернышки совсем маленькие, как подсолнухи. Нужно будет заметить это место, прийти с ребятами попозже.
Было воскресенье — у Светланы выходной день. Выходной день получился неудачный. Съездила в Москву, никого из подруг не застала. Кто на даче, кто далеко уехал, на все лето. Думала, что Галя Солнцева вернулась из Крыма. Но нет, у Галиной мамы отпуск, оказывается, еще не кончился.
Светлане открыл дверь Галин отец, очень обрадовался — скучно ему было одному в пустой квартире.
Угостил яичницей собственного производства.
Делать в Москве было, в сущности, нечего. На улицах жарко и душно от асфальта, от каменных стен. Идти в театр или в музей какой-нибудь не хотелось.
Светлана уехала обратно — решила просто погулять в лесу. Погулять одна. До вечера. До темноты.
Может быть, и лучше, что вышло так? Утомительно быть все время на людях. Так бывало и раньше, в детском доме. Когда гостила на каникулах у Зинаиды Львовны или у Гали Солнцевой, всегда отдыхала в тишине. Впрочем, потом начинала скучать без ребят и с удовольствием возвращалась в привычный шум.
Зинаида Львовна приглашала приезжать по выходным дням.
Утром Светлана даже заколебалась. Но все не могла рассчитать, уехал Костя или еще там. Потому что если он еще там, может показаться, что она именно его хотела застать. А если его уже нет, странным покажется — взять и приехать сейчас же после его отъезда!
