Нет, Костя не помнил «большого маминого друга». Вообще у мамы оказалось очень много друзей, которые знали его еще мальчиком. Его окликали на улице совсем незнакомые люди, называли его Костей и на «ты», спрашивали, как мамино здоровье.
Каждый день заходили девушки из библиотеки.
Когда кто-нибудь спрашивал у Кости, можно ли зайти к Зинаиде Львовне, он вопросительно смотрел на Светлану. Решала она. Иногда она говорила, что Зинаида Львовна устала или что ей нужно спать. Иногда приглашала зайти, но с предупреждением, чтобы совсем ненадолго.
Раза два приходила Александра Павловна Зимина. Костя заметил, что Светлана хотя и впускает ее, но ограничивает время ее визитов. Правда, Александра Павловна могла своими разговорами утомить и здорового человека.
Когда Костя ехал в Москву, он с тревогой думал, что мама лежит неустроенная и одинокая, может быть, даже она уже в больнице, а дом пустой. Оказалось, что и хозяйство и уход за больной — все налажено. Это было, конечно, хорошо, но самому-то Косте, пожалуй, было бы легче, если бы пришлось что-то устраивать, во что-то вмешиваться.
— Светлана, может быть, еще с другим доктором посоветоваться?
— Доктор очень хороший, он вашу маму давно лечит. Он сам профессора из Москвы вызывал, на консультацию.
— Светлана, ты мне вообще говори, что нужно делать, как вам с Марией Андреевной помочь. Ты не думай, я и обед сварить могу и пол помою не хуже тебя, честное слово.
Светлана попросила Костю сходить в аптеку и еще кое-что купить поблизости. Но, она чувствовала, это отнимало у Кости слишком мало времени и энергии. Она стала давать ему более сложные поручения:
«Костя, говорят, в Москве уже виноград появился, и очень хороший»... «Костя, в нашей аптеке нет глюкозы». Или: «Доктор советовал давать кефир...»
Костя сейчас же надевал фуражку и обеими руками одергивал гимнастерку, сдвигая все складки назад.
— А мама ничего?
— Ничего. Она заснула. К тому времени, как вы вернетесь, проснется.
— Ты мне скажи, может быть, еще чего-нибудь захватить?
Костя на цыпочках подходил к двери и заглядывал в комнату Зинаиды Львовны.
И вот уже прикрывает калитку, придерживая ее рукой, чтоб не стукнула.
Светлану поражала быстрота, с которой он мог встать и уехать. Другие люди хоть чуточку тратят время на сборы. Он никогда ничего не записывал и никогда ничего не забывал. Предлагать ему какую-нибудь хозяйственную тару для покупок — она знала — было бесполезно. Бутылки с кефиром он привозил в карманах. Впрочем, карманы все-таки ограничивали масштабы его покупок. Масштабы эти пугали Светлану.
Разворачивая пакет, привезенный из московского «Гастронома», Светлана с ужасом спрашивала:
— Костя! Зачем вы купили столько икры?
— Килограмм, — говорил Костя. — Разве много?
Зинаида Львовна слабо смеялась из своей комнаты.
Увидев, что Светлана согрела воды, вылила в ведро и опустила туда тряпку, Костя взял у нее из рук ведро:
— Ты с какой комнаты начинаешь?
Вымыл пол действительно очень хорошо и очень быстро.
Даже Мария Андреевна похвалила.
Костя отжал тряпку и развесил ее на крыльце черного хода.
— Старый солдат, Мария Андреевна!
Мария Андреевна приходила каждый вечер, да и днем заглядывала часто.
Полная и довольно большого роста, она обладала удивительной способностью неслышно двигаться и неслышно разговаривать. Во всех ее движениях было что-то ласковое и успокаивающее.
Теперь Костя вспомнил ее и вспомнил, как легко она поднимала раненых в госпитале, не хуже мужчин-санитаров.
Светлана и Мария Андреевна по очереди спали на диване в столовой. Костя, по просьбе Светланы, передвинул буфет, поставив его боком к стене, спиной к дивану. От буфета к другой стене Светлана протянула шнурок и повесила занавеску. На ночь занавеска задергивалась, часть столовой отделялась, оставался маленький проход из Костиной комнаты в переднюю и комнату Зинаиды Львовны.
Впрочем, Костя заметил, что занавеска задергивается очень редко.
— Светлана, ты, собственно, когда спишь?
— Как — когда сплю? Вот Мария Андреевна придет в двенадцать часов, и я лягу.
Квартира была такая крошечная, что, когда Светлане и Косте нужно было поговорить, чтобы Зинаида Львовна не услышала, приходилось уединяться в кухне или в Костиной комнате, да и там закрывать дверь и говорить как можно тише.
— Ты ляжешь сейчас, и ляжешь не на диване, а здесь. — Костя хлопнул рукой по своей кровати. — А Мария Андреевна, когда придет, ляжет на диване и тоже будет спать, а с мамой ночью я посижу, потому что я больше так не согласен!
— Вы же не знаете, что нужно делать, если...
— Ты мне объяснишь, а если буду сомневаться, кого-нибудь из вас разбужу. Ложись, Светлана, прямо сию же минуту ложись! Только вот... — он провел рукой по одеялу, — твердо тебе будет...
Он положил на кровать шинель, свое старое ватное пальто, драповое пальто, разровнял, принес из столовой какие-то маленькие подушки.
— Оставьте, я сама постелю.
— Спи!
Оставшись одна, уже потушив электричество, Светлана ворочалась с боку на бок и, несмотря на усталость, долго не могла заснуть. Хотелось поплакать, дать себе волю. Никто не услышит, никто не войдет.
Нет, нельзя распускаться!
Глаза немного привыкли к темноте. В маленькой комнате стали вырисовываться знакомые предметы. Рядом — письменный стол. В углу над головой — книжная полка. На ней лежит — Светлана знала — старый альбом с фотографиями...
Светлана вытерла о подушку щеку.
Пускай шинель, пускай драповое пальто... Твердый, очень твердый кэлькэшоз!
...Зинаида Львовна проснулась ночью:
— А у меня новая сиделка.
— Да, мама. Если чем не угожу, вели старых позвать, опытных.
— Светланка спит?
— Спит.
— Это хорошо. Если бы ты знал, Костя, как она со мной... Хорошая она очень.
— Да.
— И умница.
Костя опять сказал:
— Да. Знаешь, мама, мне приходилось слышать, что многие девушки желали бы иметь старших братьев. Признаться, у меня никогда не было желания иметь младшую сестренку, а теперь я вижу, что это очень приятно... Только, мама, мне не приказано с тобой разговаривать. Так что ты уж как-нибудь постарайся заснуть, а то мне попадет от начальства.
Зинаида Львовна спросила:
— Костя, ведь это неправда, что у тебя занятия еще не начались?
Костя ничего не ответил. Что он мор сказать, когда мама давно уже знает?
Зинаида Львовна улыбнулась:
— А Светлана говорила, что у нее в училище ремонт не закончен... Эх вы, ребятки, ребятки!
— Костя, мама тебя зовет.
Костя испуганно вскочил со стула. Неужели заснул? Казалось, присел на одну минуту у письменного стола.
В дверях стояла Мария Андреевна. Вечер еще? Или уже утро?
Зинаиде Львовне становилось все хуже и хуже. Теперь не только уехать на несколько часов — Костя просто боялся выходить из ее комнаты. Ему казалось, что мама захочет видеть его или что-нибудь ему сказать именно в ту минуту, когда его не будет с ней.
Он бросился к двери.
— Нет, нет, — ответила Мария Андреевна на его испуганный взгляд. — Постой, не беги. Мама проснулась. Она просила меня достать ее письма. Какое-то твое старое письмо хочет найти. — Она опять остановила его: — Не входи к ней с таким лицом.
Она вернулась в спальню, а Костя задержался немного в столовой.
Занавеска не задернута. Светлана спит одетая, свернувшись на краю дивана, положив на валик щеку.
— Мама, какое письмо?
На коленях у Кости лежала большая пачка старых писем, его писем.
— Светлана знает... Светлана найдет...
— Позови ее, — сказала Мария Андреевна.
Очень жалко было будить. Костя наклонился над диваном:
— Светланочка!.. Светик!
Она подняла голову. Одна щека была розовая, другая бледная.
— Светик, ты прости, что я тебя разбудил... Может быть, ты лучше поймешь?
Светлана одернула смявшееся платье, что-то искала на полу. Подходя к дивану, Костя, не заметив, задвинул под стол мягкие комнатные тапочки. Нагнулся и поднял их с виноватым видом. Маленькие такие, совсем как игрушечные.
— Ты потом опять ляжешь, хорошо?
Кажется, он был готов обувать ее сам.
Бледная щека чуть заметно порозовела. Светлана поспешно взяла тапочки:
— Идите, я сейчас.
Она приглаживала растрепавшиеся волосы.
На столике у кровати большая пачка писем. Среди множества солдатских треугольничков Светлана безошибочно выбрала один и протянула его Косте. Он пробежал глазами письмо, написанное семь лет назад, в котором он убеждал маму, что никогда не нужно падать духом.
— Мама, я понял... Мамочка, я тебе обещаю!
LЗинаида Львовна умерла через три дня, рано утром, на рассвете.
