кучка золы.
Элмерик нахмурился, но совету последовал. И язык прикусил: мало ли, захочешь обычное слово сказать, а оно за чародейское засчитается?
Мысли прыгали в голове: на чьей стороне будут брауни? Что если они решат помочь не своему предводителю, а Энджи и Линетте? А ничего, что Орсон в два с половиной раза выше и крупнее? А ещё у него нож, а Тимми Колючка безоружен. Разве это честно?
Элмерик немного успокоился, когда боггарт выпустил когти, каждый из которых стоил ножа. Правда, теперь ему стало страшновато за Орсона.
— Драться будем внутри, — Тимми выдвинул условие.
— Хорошо, но я зажгу свет, — отозвался его противник.
Что ж, справедливо. Боггарты лучше видели в темноте и были особенно сильны в доме. А так у каждого будет по одному преимуществу и по одной слабости.
— Ладно. Только не свечи, а болотные огоньки.
— Согласен. Живой огонь опасен в столь ветхом строении.
— И биться будем до смерти, — боггарт щёлкнул зубами, но Орсон не дрогнул.
— Или пока ты не попросишь пощады. Если победа будет за мной — ты отдаёшь и девицу, и платок.
— А если за мной, то я обглодаю твои косточки, — Тимми Колючка скрипуче захохотал. Элмерик вздрогнул, а окончание фразы заставило его оступиться и потерять равновесие. Спасибо, что шероховатый ствол дуба оказался рядом и не позволил упасть. — Вдобавок я хочу серебряную флейту барда. Всё честно: вещь за вещь, жизнь за жизнь.
Конечно, Орсон не мог принять такое решение в одиночку. Он бросил отчаянный взгляд на Элмерика, и тот кивнул — ну а что ещё оставалось? Вместо напутствия он погрозил приятелю кулаком: мол, только попробуй проиграть.
Поединщики вошли в сторожку, а зрителям великодушно разрешили расположиться снаружи, заглядывая в окна и щели, но иметь в виду, что можно огрести тумаков под горячую руку.
Кто-то из брауни трижды прокричал кукушкой — и сражение началось.
Элмерик почти сразу понял, что недооценивал Тимми Колючку. Не зря говорят: мал да удал. Боггарт обладал ловкостью уличного кота, и такой же неистовой яростью — даже шипел похоже. Орсон и моргнуть не успел, а его рубаха уже была исполосована в нескольких местах, на животе и предплечье выступила кровь. К счастью, пока это были просто царапины. Но инициативу Тимми успел перехватить и теперь Орсону оставалось лишь уклоняться, что было не так-то просто в захламлённом и ветхом домике. К тому же, отступая, здоровяк влетел макушкой в притолоку — хорошо, что его башка от рождения была крепкая.
После обмена тумаками поединщики переместились в другую комнату и Элмерику пришлось оббегать дом по кругу. Он надеялся, что впопыхах не наступит на кого-нибудь из брауни, но вместо этого чуть не столкнулся с Энджи, которая бросилась наперерез.
— Смотри, куда прёшь! — Огрызнулся Элмерик, и вдруг его осенило. — Эй, а почему ты бежишь в другую сторону? Тимми с Орсоном там.
— А я сестру ищу, — насупилась Энджи. — Она должна быть где-то тут. Вдруг её зашибут?
Элмерик взял её за плечи и на всякий случай тряхнул, чтобы наверняка дошло.
— Не лезь. Если Линетта там, в чём я, кстати, сомневаюсь, Орсон не даст её в обиду. Не давай Тимми повода заявить, что поединок не был честным.
— Но я же не собиралась нарушать правила! Просто хотела убедиться, что с ней всё в порядке… я не могу стоять и ждать, надо же что-то делать!
— Никто не любит ждать, — вздохнул Элмерик. — Но порой судьба не оставляет нам ничего другого.
Из дома доносился треск ломающегося дерева, звуки ударов, злобная ругань боггарта и пыхтение Орсона.
— Есть вещи, которые не зависят от наших желаний, понимаешь? — продолжил Элмерик. — Сейчас все мы ждём исхода поединка, на который никак не можем повлиять. Я волнуюсь, как и ты. И злюсь от бессилия. Но знаешь, чем ребёнок отличается от взрослого? Взрослый понимает, что не все его прихоти могут быть исполнены.
— Если от нас ничего не зависит, тогда зачем вообще смотреть, как они дерутся? — Энджи дёрнула плечом.
— Уела, — Элмерик усмехнулся. — Увижу я финал схватки или нет, а всё случится так, как суждено. Хотя глупому сердцу хочется верить, что моё присутствие что-то значит…
Энджи на мгновение задумалась и вдруг выпалила:
— Может, и значит. Когда я знаю, что на меня смотрят, то стараюсь всё делать лучше, чтобы не ударить в грязь лицом. Пойдём, подбодрим дядю Орсона, — она схватила Элмерика за рукав и потащила за собой.
Когда они оказались у окна, где было видно две сцепившиеся тени (ну точно медведь и лесной кот!), Элмерик приложил палец к губам, напоминая Энджи, что нужно хранить тишину. И вовремя — девочка взмахнула руками, явно собираясь выкрикнуть что-нибудь ободряющее.
В неровном свете болотных огоньков было видно, что глаз у Орсона заплыл, рубаха выпросталась из штанов, одна штанина порвалась на коленке. Элмерик заметил, что приятель бережёт ногу… м-да, плохо дело.
За те минуты, что прошли, пока Элмерик увещевал Энджи, Орсон сумел перейти в наступление, но так ни разу и не достал противника. Лезвие его ножа оставалось чистым, а проклятый боггарт уклонялся от всех выпадов, мерзко хохоча.
А ведь Орсон не был увальнем — Элмерик не раз видел его в тренировочных поединках и знал, что внешность обманчива. Этому было лишь одно объяснение: Орсон не просто не хотел убивать, он вообще не собирался причинять вред Тимми Колючке. И вот это было уже вполне в его стиле: можно сколько угодно блистать на тренировках, оставаясь мягкосердечным.
— Я знаю, как это обидно, когда тебя не ценят в собственном доме.
Ну вот! Он ещё и болтает во время драки. Уж лучше бы дыхание поберёг!
— Да что ты знаешь, сын лорда?! — фыркнул Тимми.
— Нелюбимый сын лорда, — поправил его Орсон.
— Хочешь меня разжалобить?
— Нет. Хочу, чтобы ты перестал себя жалеть.
Боггарт издал звук, похожий на шкворчание масла на огне. Похоже, Орсону удалось его задеть. Не ножом — словом. Обычно это свойственно бардам, а никак не воинам.
— Я дерусь не за себя, человек!
— Неужели?
— Да! За Мод и Мод. За Воробейку. И даже немножко за Усача, хоть он тот ещё зануда!
— Но они всё ещё брауни, а ты — нет.
— И чё? — Тимми замешкался и Орсон ловко схватил его за шкирку, как котёнка. Шапка упала с лохматой головы. Боггарт дёрнулся — бесполезно, не вырваться. Тогда он превратился в раскалённый уголёк, но даже тогда Орсон не разжал ладонь, только закусил губу. На его глазах выступили слёзы.
Элмерику показалось, что прошла целая
