— Куда едем, малышки? — спросил он.
— До «Каннаут-саркаса», — храбро отвечала Манджу.
— Тогда вам придется сойти и пересесть в другой автобус, — сказал кондуктор, меняя табличку на ветровом стекле, — Наш автобус отправляется в парк.
Сестры молча вышли из автобуса и бросились к тому, что стоял сзади. Автобус был набит до отказа: в проходах плотной стеной стояли люди. Девочки, ловко, как ящерицы, скользя между людьми, пробрались вперед. Кондуктор громко выкрикивал названия остановок и распахивал двери — люди выходили и входили, автобус катил дальше. Наконец кондуктор выкрикнул:
— Синдхия-хаус, Каннаут-саркас!
Девочки заторопились к выходу: здесь выходило много народу и сестры боялись не успеть. Толпа оттерла Анджу к кондуктору.
— А где твой билет, девочка? — строго спросил кондуктор, пожилой человек в очках и в тюрбане.
— Ее билет у меня! — подала голос Манджу, она уже была у выхода и стала открывать свою сумочку.
— Ладно, ладно, вижу, — устало махнул рукой кондуктор. — Выходите, да поживее!
Сестры выскочили из автобуса и остановились в растерянности. По обеим сторонам улицы возвышались белые здания с нарядными витринами магазинов, гудели машины, шли люди. А цирка не было.
Сестры решили перейти на другую сторону, но их остановил какой-то пожилой человек.
— Разве сейчас можно переходить? — строго спросил он у Манджу. — Видишь, что там написано?
И показал на табличку под козырьком, прикрепленную к столбу. На табличке горела надпись: «Стойте!»
— Ты в каком классе учишься? — продолжал расспрашивать незнакомец.
— Перешла во второй, — несмело отвечала Манджу.
— Ну все равно, пора бы знать: пока на табличке не загорится зеленая надпись «Идите», улицу переходить нельзя. А тех, кто нарушает это правило, забирает полиция.
Услыхав про полицию, Манджу испугалась, но в это самое время зелеными буквами загорелась надпись «Идите», и все, кто стоял на тротуаре, стали переходить улицу. Девочки поспешили вслед за взрослыми.
Похоже, что они оказались в самом центре Дели. В зеркальных витринах магазинов был разложен товар: черные блестящие лаковые туфли, цветные шелковые сари, удивительные игрушки, корзины с фруктами и много-много другого. Но сестрам было некогда. Взглянув на очередную витрину, они спешили дальше. Их влекло совсем другое: они приехали сюда не затем, чтобы любоваться на все эти тряпки, они приехали в цирк «Каннаут-саркас», чтобы посмотреть на дрессированных тигров, львов и медведей…
Но вот, обогнув весь центр, они вновь оказались на том самом месте, где они пересекали улицу. Куда же пропал этот цирк «Каннаут-саркас», где показывают дрессированных зверей? Девочки недоуменно переглянулись. Что делать? Наконец, набравшись смелости, Манджу подошла к одному из пешеходов.
— Скажите, пожалуйста, где здесь показывают дрессированных зверей? — робко спросила она.
— Каких еще зверей? — удивился тот. — Нет тут никаких зверей! Делать им здесь нечего! Зверей показывают только в цирке.
— Мы в цирк и приехали. «Каннаут-саркас» называется — цирк Каннаута!
Пешеход расхохотался.
— Эх вы, глупышки! — наконец проговорил он, утирая слезы, выступившие на глаза. — Каннаут-саркас — это название того самого места, где мы находимся. «Саркас»[40] по-английски обозначает не только «цирк», но и «круг». Видите, все здания в центре стоят кольцом, окружают площадь. И кольцу этому дали название в память человека по имени Каннаут. Вот и получилось Каннаут-саркас. А цирка здесь никогда и в помине не было.
Прохожий смеялся, а девочкам было не до смеха, обескураженные, они молча зашагали дальше. И вдруг Манджу дернула за лямку передника шедшую впереди сестру. Анджу оглянулась. Сестра испуганно показывала ей на большую урну, стоявшую на краю тротуара. На урне большими буквами было написано: «Сплевывайте сюда!»
— Видишь, Анджу? Надо плюнуть, а то заберет полиция. — И сестры по очереди плюнули в урну.
Они устали и проголодались, и сейчас им хотелось одного — побыстрее вернуться домой. И тут, точно по заказу, к остановке подкатил долгожданный красный автобус. Девочки бросились к двери. Народу и в этом автобусе было много, но им уступили место.
Немного погодя к ним подошел кондуктор.
— Приобретайте билеты, — привычно сказал он.
— А у нас есть билеты, — спокойно отвечала Манджу.
— Покажите.
Манджу открыла свою сумочку и, вынув оттуда два билета, протянула кондуктору. Взглянув на билеты, кондуктор улыбнулся.
— Кто вам дал эти билеты?
— Наш папа, — за обеих отвечала Манджу.
Сидевшие рядом пассажиры рассмеялись. Манджу на миг растерялась, но тут же взяла себя в руки.
— Если вам не подходят эти, у меня есть другие, — сказала она. — У меня много билетов.
На этот раз вместе со всеми рассмеялся и строгий кондуктор.
— Ну ладно, куда же вы едете? — спросил он, когда смех немного утих.
— Домой.
— А где ваш дом?
Адреса своего Манджу не знала. Она помнила лишь одно — рядом с их домом лавка, принадлежавшая человеку, которого они называли не иначе как дядюшка Джумман.
— Где наш дом, говорите? — повторила Манджу. — Рядом с лавкой дядюшки Джуммана.
— Ну, а где эта лавка? Я же не знаю.
Девочки изумленно переглянулись.
— Вы куда ездили? — поинтересовался сидевший рядом пассажир.
— В цирк. Смотреть дрессированных зверей. А там нет никакого цирка. Одни только игрушки в витринах. Называется Каннаут-саркас, а цирка нет.
При этих словах автобус, казалось, даже качнуло от взрыва хохота…
На остановках из дверей высыпали люди, автобус принимал новую партию пассажиров и плавно катился дальше. Девочки вертели головами, стараясь не пропустить знакомую вывеску на лавке дядюшки Джуммана, но лавка будто сквозь землю провалилась. На конечной остановке автобус опустел. В салоне остались только они да кондуктор.
— Итак, лавка дядюшки Джуммана по пути нам не попадалась, — заговорил кондуктор. — Что же мы будем делать дальше?
Девочки переглянулись, на глазах у обеих были слезы.
— Ну что ж, пойдемте, — вздохнул кондуктор. — Придется, видно, идти в полицейский участок.
Смена его уже кончилась, но уйти домой он не мог: не бросать же на произвол судьбы двух перепуганных девчушек…
Услышав, что кондуктор собирается сдать их в полицию, сестры расплакались. Кондуктор сунул им по конфетке, взял сестер за руки и привел в ближайший полицейский участок.
При виде красного тюрбана на голове у дежурного, сестры залились пуще прежнего. Дежурный принялся угощать их бананами, но это не помогло — девочки продолжали плакать. Тогда он махнул рукой, вынул лист чистой бумаги и принялся составлять протокол. Когда он спросил, как их зовут, сердце у Манджу екнуло, а по спине пробежали холодные мурашки: теперь-то их непременно отправят в тюрьму!
Девочки разревелись еще громче. Вместо них ответил кондуктор. Он назвал их имена и добавил, что адреса своего девочки не знают.
Дежурный задумчиво почесал в затылке, а потом сказал кондуктору:
— Возьми-ка ты их к себе домой, брат. А я тем временем свяжусь по телефону со всеми полицейскими участками и постараюсь разыскать их родителей.
Кондуктор согласно закивал головой, и слезы на глазах у девочек тотчас же высохли.
Взяв незадачливых путешественниц за руки, кондуктор отправился домой. Все втроем снова сели в красный автобус. Через полчаса они вышли. И вдруг Манджу радостно закричала:
— Эй, да это же лавка дядюшки Джуммана!
— Вот чудеса! Значит, вы тоже из этих мест? — удивился кондуктор. — Ну, показывайте, где живете.
— Вот в том зеленом доме, — показала Анджу. — На втором этаже.
— Вот это да! — еще больше удивился кондуктор. — А я живу вон в том переулке. Только на первом этаже. Знать надо соседей-то, — усмехаясь, добавил он.
Девочки вместе со своим спасителем двинулись к дому. Еще издали они увидели, что у ворот стоит отец и, отчаянно жестикулируя, что-то говорит собравшимся вокруг соседям. Манджу лихорадочно обдумывала, что сказать в оправдание, но кондуктор опередил ее: он окликнул отца и тут же все ему рассказал. Отец слушал и смеялся. Вместе с ним смеялись соседи. А вечером Манджу и Анджу дали честное слово отцу и матери, что никогда больше не будут ездить в город без взрослых.
Джоти принесла из кухни чайник и, ставя его на стол, взглянула на папу. Он сидел понурив голову.
— Как ты думаешь, маме лучше? — спросила девочка.
— Об этом говорить рано, наверное: после операции прошло несколько часов, — ответил отец. — Но врачи уверяют, что все будет хорошо, и мама скоро вернется домой.
