А у дяди Куприяна, главного переправщика на пароме, много дел. Где уж тут доглядывать за посторонними! Он сигналит, он управляет рулём, он снимает причальные тяжи и он же осипшим от речной сырости голосом подаёт команду:
— Пшё-о-ол вперёд! Полный!
«Тах-тах-тах…» застрекотал мотор, пуская кудрявый дымок. Вылезая из воды, лязгнула на звеньях цепь, натянулась, и паром, качаясь, погнал по реке большие волны. Переправщик так и не увидел девочек. За колёсами телег они просидели, пока паром не причалил к тому берегу.
А следующим рейсом сюда переправились доярки на широкой телеге, нагружённой бидонами и подойниками. Юля и Варя, переждав в кустах, вышли им навстречу.
— Вы ещё зачем здесь? — тотчас же услышала Юля недовольный голос своей мамы.
Девочки, взявшись за руки, стояли у дороги, потупив глаза.
— Мы хотим на теляток поглядеть, — застенчиво сказала Варя.
А Юля рассердилась, даже покраснела:
— Берите нас с собой, вот и всё! Сколько раз обещали, а не берёте! — На глаза у неё набежали слёзы.
Дояркам пришлось остановить лошадь. Юлина мама, поправив на голове сбившуюся косынку, сказала:
— Забота с вами! Ну, залезайте на телегу, что ли.
Юля, а за ней и Варя мигом со ступицы колеса взобрались на грядицу. Вот они и в телеге, счастливые, повеселевшие. Вороную лошадь стегнули. Телега, бренча посудой, покатила дорогой между кустов.
Трясясь в телеге, доярки говорили о том, что в лугах растут добрые травы, что жаркие дни на пользу, только бы перепадали дожди. Ох, как нужен корм скоту!
Когда отъехали немного, Юлина мама стала добрее и уступчивее:
— Ну, садись уж со мной рядом! Куда бы ни пошли, всё они вдвоём, словно связанные.
Юля, утерев короткий, в веснушках нос, села, а Варю посадила рядом другая доярка. У Вари мама работает не на ферме, а в полевой бригаде.
— Где же вы платья вымазали? Смотрите, да ведь это у вас на платьях колёсная мазь!
— Мы на пароме под телегой сидели, чтобы дядя Куприян не увидел. Он и не увидел, — ответила Юля.
Варя кивнула головой.
— За это вам надо шлёпанцев надавать. В полдень, в жару, узнаете, как там хорошо. Или на быка нарвётесь — рога-то у него, как штыки.
Варя перетрусила. А Юля ей шепнула:
— Не бойся. Мама это нарочно говорит, пугает. Я её знаю…
* * *
Луг просторный, зелёный, весь в цветах. И тут же, рядышком, перелесок белоствольных берёз. Набухшие берёзы раскинулись листвой, как шатры, сучьями сплелись и не пропускают знойное солнце. На этом лугу и устроен летний лагерь для племенных коров. Выгнали сюда их пастись на всё лето.
Здесь, у берёз, стали снимать с телеги бидоны и подойники. Юля и Варя спрыгнули на землю.
— Далеко не убегайте. Искать не будем. Одни с вами хлопоты! — сказала Юлина мама.
А куда же убегать девочкам? Самое интересное — в этом перелеске. Нагулявшиеся коровы шли в загон. А сколько их — не счесть! Загон крыт толем. Пол в загоне посыпан речным песком и галькой. Столбы гладко выструганы и побелены известью. В кормушки навалили молодой, только что накошенной вики.
Началась дойка. Запахло парным молоком.
У Юлиной мамы породистые коровы — ярославские, чёрные, как жуки, а морды у них белые, словно они повязаны платочками. Юля знала всех-всех маминых коров: зимой не раз ходила с ней на ферму. С гордостью она стала рассказывать своей подруге:
— Вот эта — Солониха, старая! Ты знаешь, сколько она даёт молока?
— Много, — ответила Варя.
— Много, а сама не знаешь сколько. Видишь, вымя у неё какое… А вот эта — Сильва, её дочь. Тоже много даёт — целый бидон…
Чтобы никому не мешать, они тихонько пробирались вдоль стойла. Коровы отмахивались хвостами от мух и слепней. А когда Варя зазевалась немного, какая-то корова её тоже стегнула хвостом.
— Не зевай! — сказала ей подруга.
Юлина мама с подойником подошла и к Солонихе. Подмыла ей вымя, вытерла полотенцем и, присев на скамеечку, стала перебирать набухшие молоком соски. Девочки тут же присели на корточки и стали смотреть, как пенится и прибывает молоко в ведре. Им тоже хотелось подоить. Юля потянулась было к вымени коровы, но мама ей не разрешила.
А тут где-то рявкнул бык. Варя так и задрожала, а Юля сказала:
— Пойдём посмотрим на быка! Не бойся — он на привязи.
— Что ты, что ты! — завопила Варя и замахала руками.
Юля не забоялась. Обежала кругом ветвистое дерево, к которому был привязан здоровенный бычище. Чёрная шерсть на нём лоснилась. Чтобы не очень-то он озоровал, через губу продели ему железное кольцо. Бычина скоблил ногой землю и, захлёбываясь, мычал.
— Тебе жарко! — сказала Юля и помахала над его мордой берёзовым веником.
Бык упёрся широким лбом в дерево.
— Юлька, отойди, а то зареву! Скажу твоей маме!
— Не отойду!
— Говорю тебе, отойди!
— А я не отойду!
Юля ещё на шаг подалась вперёд. Варя от страха зажмурила глаза. А бык ходил, ходил вокруг суковатого дерева, да и запутался передними ногами в верёвке. Запутался и упал на колени. Воткнул рога в землю и ещё громче мыкнул.
Тут и Юля испугалась, закричала:
— Варька, беги! Скажи — бык-то завалился… Скорее беги!
— Куда бежать-то?
— Туда!
Варя пустилась бежать в сторону загона во всю силу, как только могла. Сказала там — и опять к Юльке.
И, будто назло, медленно, шаркая ногами, шёл к ним пастух дядя Василий, в жилетке и войлочной шляпе. Вот досада! Зачем-то ещё нагнулся, поднял что-то, понюхал и отбросил. Следом за ним появился большой лохматый пёс Трезор.
Бык свирепо косился покрасневшим глазом. Дядя Василий подошёл к нему, похлопал рукой по жирному загривку, по морщинистой шее и сказал:
— Не стоится тебе смирно-то, всё бы блажь выказывать, землю ворочать…
Потрогал у него кольцо в губе, высвободил в ногах верёвку, и бычина опять поднялся на ноги. Девочки с облегчением вздохнули: думали — его уведут в хлев, чтобы покормить. А дядя Василий тут же сел на пенёк у куста и не торопясь стал вить кнут из льна.
Дядя Василий вьёт и что-то непонятное напевает. У ног пастуха, положив голову на вытянутые лапы, улёгся Трезор. Одним глазом пёс дремлет, а другим поглядывает: дескать, откуда и зачем появились здесь две девочки? Нельзя ли на них поурчать?
— Дядя Василий, куда вы загнали телят? — спросила Юля.
— Телят-то? — переспросил пастух. — Телята у меня на покое.
— Можно посмотреть на них?
Пастух не ответил и продолжал напевать что-то непонятное. Девочкам хотелось дёрнуть его за шляпу или за жилет, чтобы он рассказал им что-нибудь о телятах, а пастух занялся своим кнутом: всё вьёт его и вьёт — а он длиннющий — и в самый конец вплетает волосянку.
Юля и Варя разговаривают с дядей Василием, а сами с опаской поглядывают на Трезора, на его ощеренную пасть и высунутый язык.
— Какой пёс большой! Юлька, отойди, а то тяпнет! — беспокоится за подругу Варя.
А Юле не терпится, хочется поговорить с пастухом:
— Дядя Василий, твой Трезор не кусается?
— Как сказать, может и того…
— А что это он язык высунул?
— Язык-то? Жарко ему, вот и…
Девочки обрадовались, что пастух заговорил. Они опять о своём:
— Мы на теляток хотим поглядеть.
Дядя Василий ещё долго был занят своим делом, а потом кнутовищем указал в сторону леса:
— Телята — с того края березняка. У них свой загон. У коров — свой, а у телят — свой.
* * *
В подлеске, куда указал пастух, Юля и Варя разыскали телячьи домики. А домики такие: с крышами и кормушками. У телят даже своя кухня. Девочки пришли в тот час, когда одна из телятниц, тётя Даша, подогревала им пойло. И так-то жара невыносимая, а она стоит у плиты и не уходит, только фартуком утирает с лица пот.
— Что это за девочки к нам сюда забрели? Не из леса ли какие заблудшие? — спросила тётя Даша.
— Нет. Мы на телят пришли посмотреть, — ответила Юля.
— Мы им травы нащиплем, — сказала Варя.
Но телятам травы не нужно. Они уже нагулялись, и теперь тех, которые поменьше, поили молоком, а остальных — простоквашей. Тётя Даша утирала им мордочки, а они смешно отфыркивались.
— Спать, спать! Ступайте в свои хлевы! — прогоняла их тётя Даша. — А то солнце вас доймёт. Слепни закусают…
Юля и Варя гладили телят, чесали под горлом то у одного малыша, то у другого. Все они уродились в своих мамок: сами чёрные, а мордашки белые. А название у каждого своё: Стрекоза, Сорванец, Задира…
Девочки, не теряя времени, заглянули и в хлевы. Полы там были деревянные, стены и потолки побелены. На столбике висел градусник.
— Гляди-ка, Варя, на полу сор. Давай уберём! — предложила Юля.
— Давай! — согласилась Варя.
Тут же, в подлеске, они наломали берёзовых сучьев, на скорую руку связали, и получилась метёлка. В углу хлева нашли скребок. Юля взялась за метлу, а Варя — за скребок. На ум пришла им забавная песенка:
