Я стоял в стороне. Не решился подойти поближе, послушать, что вполголоса объяснял подчиненным начальник заставы. Я-то не смог подойти, а Миша Ширма... Миша был при деле. Ох, эти фотокорреспонденты! Вообще, знаете, у меня давно накипело на душе. Ну где, спрашивается, справедливость? Делаем одну и ту же работу. Причем, если говорить профессионально, мне, как очеркисту, приходится брать на себя больший груз. Миша щелкнул там три раза, а мне надо расспросить, проверить, перепроверить, обдумать, еще раз уточнить, за каждое слово в ответе. И, казалось бы, нам, пишущей братии, должно отдаваться предпочтение. Куда там!
Обратите внимание... Например, на аэродром садится самолет, из него выходят космонавты и строевым шагом идут к трибуне рапортовать руководителям страны об удачном полете. Вздумалось бы мне в этот момент подбежать, чуть не лечь им под ноги и спросить: «Как живете? Как настроение?» А фоторепортеры – пожалуйста! Бегают, блицами сверкают, на трибуну лезут. И никто им ничего.
Я стою в стороне, чтобы не мешать, не слышать, о чем говорит вполголоса начальник заставы, а Миша буквально командует: «Встаньте туда... Поверните так голову...»
Ребята пошли к площадке, где заряжают оружие – вставляют рожки в автомат. Есть специально площадка в сторонке: если произойдет случайный выстрел при заряжении, так чтобы никто не пострадал.
И Миша тут как тут. Лег на бруствер, аппарат задрал... А если выстрел? Кто будет отвечать? Я? Не буду. Я его не бросал на бруствер.
Потом пограничники пошли тропкой к заливу. Миша бросился за ними. Забежал вперед, залез на дерево, метнулся в сторону. Спасибо, упал в старый окоп, а то я даже затрудняюсь сказать, куда бы он залез. Он свободно мог уйти с ними и на охрану государственной границы, хотя ему никто никакой задачи на охрану границы не ставил.
Вернулся Миша, перепачканный в земле, хромает на левую ногу, а сам улыбается. Довольный. Счастливый.
– О чем они хоть говорили? – спрашиваю осторожно. Думаю, может, что-нибудь в очерке пригодится. Сам я не слышал, как боевой приказ отдается, так друг выручит.
– Я не знаю, – отвечает Ширма.
– Как не знаешь? – удивляюсь. – Ты же рядом был.
– Я работал, – отвечает Ширма, – фотографировал. В этот момент ничего не слышу. Один раз чуть под «Скорую помощь» не попал, а на стройке чуть в цемент живого не сбросили.
– Все у тебя хиханьки да хаханьки, – рассердился я. – Несерьезный ты человек. Тут тебе не манеж цирка. Здесь люди служат. Им не до твоих шуточек.
– Очень ты серьезный, – отвечает Миша. – Великий моралист ты! (Это он меня так поддевает). В армии служат молодые ребята, – говорит. – Веселые, задорные. Я сам служил, но не два года, как сейчас, а три года, как раньше. Без шутки невозможно служить.
– Ага, – говорю. – Знаю. Ты особенно не задавайся. Между прочим... после окончания факультета журналистики мне присвоено звание младшего лейтенанта запаса. Понял?
– Курица не птица, а младший лейтенант – не офицер, – вдруг опять шутит Миша. Без стеснения.
– Отставить! – тут уж я скомандовал на правах старшего. – Распустился тут! Я тебе! Хоть я и в запасе, а могу тебя по команде «смирно» на весь день поставить. Думаешь, не имею права? Мы на территории воинской части, поэтому имею право. Я читал. Вот забыл только, где читал. В какой-то книжке. На военной кафедре в университете говорили, чтоб эту книжку изучали. Такая небольшая, но очень содержательная книга.
– Устав? – спрашивает Миша.
– Ой! – говорю. – Точно! Кажется. Будешь ты у меня... Я знаешь какой? Ух!
– Зря ты Устав-то не читал, – говорит Миша и вздыхает. Печально так вздыхает. – Если б ты внимательно и добросовестно читал Устав, не допустил бы ошибки.
– Какой? – спрашиваю.
– Грубейшей.
– Выходит, я тебя, рядового, не могу поставить по команде «смирно»?
– Можешь, – отвечает. – Но вначале ты должен спросить разрешение на это у самого главного человека.
– У кого должен взять разрешение?
– У ефрейтора.
– А это кто такой?
– Ох, жалко мне тебя, – опять вздыхает Миша и делает вид, что смахивает слезу с глаз.
После ужина начальник заставы пригласил нас пройти в Ленинскую комнату. Пошли. Входим. Из-за столов встают пограничники. Оказывается, вся комната забита народом. Днем-то пограничников не было видно – спали, работали или занимались боевой подготовкой, а вечером... Вечером проводилась политмассовая работа.
Капитан, начальник заставы, сказал:
– Садитесь! Познакомьтесь с журналистами. Люди они интересные. У нас будет беседа.
Первым выступил я. Рассказал, как делается газета, как верстается номер и чем газетный подвал отличается от подвала в доме. В общем, газетную работу я знал и рассказывал о том, что знал и видел. Солдаты слушали, задавали вопросы. Один встал, белобрысенький, весь в веснушках, и четко говорит:
– Ефрейтор Чижов. Разрешите вопрос задать?
– Пожалуйста, – говорю, а сам думаю: «Вот, оказывается, кто ефрейтор! Первый чин в армии, точнее, второй чин после рядового. Миша надо мной шутил. Теперь не проведешь. Ефрейтор – не самый главный». И, между прочим, напрасно я так подумал, потому что ефрейтор в армии важнее младшего лейтенанта в запасе. Но об этом я узнал позднее...
– Какой вопрос? – спрашиваю.
– Расскажите, на каких больших стройках были, – просит ефрейтор Чижов. – Мы с ребятами решили ехать на самую большую стройку. После демобилизации, осенью.
Рассказал я о стройках, на которых побывал.
Затем выступил Ширма. Он рассказывал удивительные вещи. О том, что за одной фотографией в газете стоят десятки неопубликованных. Но это не печаль. У каждого фотокорреспондента есть личная фототека, то есть снимки из всех случаев жизни. Проходят годы, и вдруг появляется где-нибудь в «Огоньке» или в «Правде» фотография. Первый трактор, например, на деревне, или приезд челюскинцев в Москву. Откуда берутся редкие и ставшие бесценными фотографии? Из личных архивов тех же корреспондентов.
Я сидел и думал. Вот мы приехали на заставу, напишем о ней, поместим фотографии, пройдут годы. И когда-нибудь кто-нибудь захочет узнать, как было на границе, как служили на границе в наше время. Он возьмет газетную подшивку в библиотеке и узнает. Выходит, мы с Мишей вроде летописцев – создаем хронику жизни.
Учебные тревоги необходимы, чтобы проверить боеготовность любого воинского подразделения и пограничной заставы тоже. Как бойцы готовы к неожиданности? Могут ли за несколько минут приготовиться к бою или им нужны няньки, чтоб сапоги надеть, автомат взять?..
На заставе сыграли, если так можно сказать, малую тревогу – у дежурного заревел бурун, сигнальное приспособление, загорелся красный глазок на доске приборов. Дежурный сразу определил место нарушения.
В ружье подняли поисковую группу, четырех бойцов и младшего сержанта Толю Иванова с поисковой собакой.
Нас с Мишей подняли задолго до тревоги. Покормили. Мы сидели наготове – я с блокнотом и шариковой ручкой, Миша – с фотоаппаратом, заряженным чувствительной пленкой.
– Придется щелкать на бегу, – сказал Миша.
– Младший сержант Иванов! – крикнул начальник заставы. – Возьмите с собой на машине журналистов. Пускай посмотрят, как ведется преследование.
Миша просто прирос к фотоаппарату. Он снял кадров двадцать: как во двор вбежала поисковая группа, как подкатил газик, как Буян привычно прыгнул за нами в машину. Я забился в угол на заднем сиденье, меня не прельщало сидеть рядом с Буяном. Если тряхнет и человеку на ногу наступишь, можно извиниться. Человек поймет и не будет кусаться, а если Буяну наступишь на хвост... Лучше сидеть от него подальше.
Ехали молча. Пограничники держали автоматы между колен, сидели, как приклеенные к сидениям, а меня бросало: головой брезент чуть не проткнул. Наконец, я догадался, в чем секрет, – к потолку были прикреплены петли, одной рукой требовалось держаться за петлю, чтоб не бросало.
– Как думаете, – спросил я, – кто нарушил границу?
– Увидим, – ответили пограничники.
Я-то знал, что «нарушил» границу их товарищ, сержант Забиров. При мне начальник заставы приказал ему надеть специальный тренировочный ватный халат, чтоб собака не укусила его по-настоящему, и на карте показал маршрут.
– Действуйте скрытно, – сказал начальник заставы. – Берите хороший темп. Чтоб по-настоящему за вами погоню организовали. Вот ручей. Двигайтесь на поселок. В поселке тоже поднимем дружинников. Давно у них учебы не было.
– Есть! – ответил Забиров и вышел.
Мы подкатили на газике к низинке. Шофер резко затормозил. Пограничники выскочили из машины, мы с Мишей тоже вылезли.
