Игорь Минутко - Лето в Жемчужине

— А теперь поиграйте немного, — устало сказал Владимир Петрович. — Потом чай будем пить.

— У меня пироги с маком и яблоками, — предупредила Антонина Ивановна.

— Фирменные пироги, — воскликнула Зоя. — Пошли ко мне, ребята!

Витя, Люся, Миша отправились за Зоей в ее комнату.

Здесь было все чистое и какое-то розовое, и висело много картин. Их нарисовала сама Зоя. Она собирается стать художницей и занимается в художественной студии при Дворце пионеров.

— Я вам сейчас свою новую работу покажу, — сказала Зоя.

Она сняла белую материю с картины, которая была прислонена к спинке дивана.

Там была улица, которая уходила вдаль, к горизонту, по ней катились сплюснутые машины, а пешеходы были точечками, и над улицей, над крышами дома было синее небо. Казалось, что картина объемная, и по улице можно уйти к горизонту.

— Здорово! — сказал Витя.

Восьмиклассник Миша уронил:

— Неплохо.

А зануда Люся Никитина смотрела, смотрела на картину и вдруг повернулась к Вите и, даже взвизгнув от удовольствия, сказала, блестя маленькими редкими зубками:

— И никакой тренировки у тебя не было! Все ты наврал!

— Конечно, наврал! — усмехнулся Витя.

— Да как же так можно, Витя? — у Зои Чернышевой округлились глаза.

Витя не нашелся, что ответить, а зануда Люся пропищала:

— Где же ты был?

— Не твое дело! — рявкнул Витя.

Восьмиклассник Миша привычно хмыкнул.

У Вити появилось желание подраться с этим Мишей, и он даже встал в боксерскую стойку. Но здесь пришла Надя и позвала всех пить чай.

Чай пили с вкусными пирогами, потом Надя поиграла на рояле, потом затеяли жмурки. Все постепенно развеселились. Даже Миша растерял свою солидность.

Ушел Витя вместе с Люсей. Миша остался ночевать, потому что он, оказывается, жил за городом и приехал к своим родственникам на несколько дней.

На дворе был вечер, зажглись огни. Небо завалило тяжелыми тучами, иногда срывался резкий ветер, гнал по тротуару бумажки; где-то погромыхивало. Собиралась гроза.

Когда вышли на улицу, зануда Люся спросила шепотом:

— Ты знаешь, почему они так живут?

— Как? — не понял Витя.

— Ну, богато?

— Почему же?

— Потому что Зойкин отец ворует! — радостно, возбужденно прошептала Люся, и зубки ее заблестели.

— Витя оглянулся по сторонам — никого рядом не было. И он со всего маху засветил Люсе по шее.

Зануда Люся заскулила, а Витя пошел домой. Вслед ему визжало:

— Бандит, хулиган несчастный… С Репой по карманам шаришь!

А дома были гости.

Витя это понял в передней. Висели плащи, пахло табаком, крутился возбужденный Альт — он любил гостей и всякие перемены в своей жизни. Выбежала мама в прозрачном целлофановом переднике, быстро затараторила:

— Скорее умойся, причешись и к столу. К папе пришли друзья.

— Я на подарок Зое истратил все деньги, — выпалил Витя.

— Ладно, ладно, — рассеянно сказала мама. — Как бы пельмени не разварились. — И побежала в кухню. — Надень белую рубашку.

Витина мама тоже любит гостей. А вообще больше всего на свете она любит свой дом, любит, чтобы в комнатах было чисто и красиво. Заниматься хозяйством — ее страсть. Прибежала с работы — она библиотекарь во Дворце культуры металлургов — и уже чистит, моет, скребет, и все начинает сверкать, все становится праздничным.

Еще она очень старается, чтобы «ее мужчины» были всегда аккуратно и чисто одеты, а папу ругает за рассеянность.

— Петр, ты опять вырядился в старые брюки?

— Петр! Разве можно целую неделю носить одну рубашку?

Между прочим, Витин папа старше мамы на одиннадцать лет.

Еще мама со страшной силой следит за собой: по утрам делает зарядку, дышит по какой-то там системе, — заглотнул воздух, и держи его в легких, пока в глазах не позеленеет; долго сидит за своим туалетным столиком, на котором набор всевозможных пузырьков и тюбиков, задумчиво смотрится в зеркало — примазывает, пришлепывает. Зато выходит на улицу подтянутая, стройная. В таких случаях Витя просто гордится своей мамой.

В большой комнате, где собираются обычно гости, было накурено, душно. Но мужчины не замечали этого. За столом сидели папа и его фронтовые друзья дядя Женя и дядя Саша. Они уже выпили и были очень взволнованы.

Когда Витя входил, папа размахивал руками:

— А Пашка-то, Пашка!.. В последний день войны. На этой проклятой Александерплац. Закрою глаза и вижу: бежит впереди Пашка и вдруг как на веревку налетел. Перегнуло. Эх…

— А Тарас Грач? — спросил дядя Женя и потер большой рукой лысый лоб.

— Здравствуйте, — робко сказал Витя.

— А, сын! — обрадовался папа. — Иди, иди сюда. — Он обнял Витю за плечи, прижал к себе. — Вот они, нет… Они не узнают окопы в восемнадцать. Не должны узнать…

— Не должны, не должны, Петр! — горячо заговорил дядя Саша и потянулся левой рукой к хлебнице. Правой у него нет — пустой рукав засунут в карман пиджака.

— У них будет другая жизнь, — опять заговорил Витин папа. — Не уйдут зря годы. Вот я… В тридцать три только Лиду встретил. Лидочка, ты скоро? — крикнул он.

— Сейчас, сейчас, — отозвалась мама из кухни.

— Ну что, хлопцы? За тех, кто не вернулся? — сказал дядя Женя.

— Они всегда с нами. — Дядя Саша нагнулся над тарелкой. Мужчины выпили. Папа сказал:

— Ты поешь, Витя.

— Да я только из гостей.

— Ах, да. День рождения у Зои. И как повеселились?

— Здорово.

— Здорово… — Папа задумался. — Тогда просто посиди с нами.

Мужчины опять стали вспоминать войну и своих боевых друзей. Витя слушал и смотрел на отца.

«Он ведь уже старый! — неожиданно подумал он. — Морщины у глаз, лысина, волосы с сединой. И очень сутулится».

Витин отец работает конструктором на радиозаводе. В его маленькой комнате большой шкаф забит книгами по радиотехнике, телевидению, и вообще папа очень любит свои чертежи, считается лучшим специалистом на заводе, и фотография его висит на Доске почета. Он не успевает все делать в своем конструкторском бюро и приносит работу домой — сидит до поздней ночи.

Пришла мама с большой тарелкой дымящихся пельменей.

— Солдаты! — весело сказала она. — Сибирская закуска.

Мама была рада гостям, рада тому, что удались пельмени и тому, что вот за столом сидит ее сын, совсем уже взрослый человек. Посмотрите, какой он славный, симпатичный и очень похож на отца, правда? Такой же нос, лоб, только глаза мамины.

Все оживились, стали есть пельмени; дядя Женя, поглаживая лоб рукой, сказал:

— Не хозяйка у тебя, Петр, а клад. Лидочка, возьми мою Клавдию на выучку.

Все засмеялись.

— Да, сынуля! — торжественно сказал папа. — У нас новость: отдыхать мы едем в деревню.

— И деревня называется Жемчужина! — вставил папа.

— Хорошо, — задумчиво сказал дядя Женя. — Будете на пруду карасей ловить. Или — только зорька брызнет — по грибы. Моих все в Крымы да на Кавказы тянет.

— А далеко эта Жемчужина? — спросил Витя, чувствуя разочарование. И непонятно, — в чем.

— На электричке — пятьдесят километров, — начал объяснять папа. — Дальше до райцентра Дедлово автобусом, километров десять. А там, Витек, лошадка. А места! Ахнешь. У реки прозвище — Птаха. И с квартирой договорились. Знакомый там у меня.

Холостой дядя Саша заскучал, выпил в одиночестве и предложил:

— Ребята, споем, а? Нашу.

Посуровели лица мужчин. И они запели негромко, но согласно:

Мама, сделавшись задумчивой и грустной, тоже запела — ее голос влился в мужские голоса:

Витя хорошо знал эту песню. Ее всегда пели фронтовые друзья отца, когда собирались вместе. И ему почему-то представлялось шоссе, которое проходило через лес, где в прошлом году был их пионерский лагерь, по мокрому от дождя асфальту ехали крытые машины, а в них были молодые солдаты — лиц не видно, потому что быстро проносились машины. Вообще все странно: в песне поется про пыль да туман, а Вите представляется мокрое от дождя шоссе, низкое небо, и брезент на машинах, прогнувшийся под тяжестью воды.

А войну, которая была очень давно, когда Вити еще не было на свете, ему представить трудно. Вернее, не так. Войну вообразить можно — ведь столько фильмов о ней видел Витя. Но вот представить папу солдатом — что он стреляет, бежит в атаку — Витя не может.

тихо, осторожно пели в комнате.

И Витя увидел огромную степь, и солнце висит оранжевым шаром над ее краем, и солдат Пашка, чем-то похожий на былинного богатыря, только с крыльями за спиной, падает в пыльный бурьян, убитый врагом.