— И я буду в Равенке всю жизнь! — сказал Коля Семихин. — До гробовой доски!
— А я до березки! — крикнул Федяра.
Я спросил у Саньки с Ванькой:
— Ну, а вы?
— Мы и так никуда не уедем, — сказал Санька.
— Мы и так никуда не уедем, — повторил Ванька. Они всегда все говорят вместе.
— Мы будем пастухами, — сказал Санька.
А Ванька сказал:
— Мы будем коров пасти.
— А я, когда вырасту, стану трактористом! — сказал Коля Семихин. — Буду прицеп возить, вжи, вж-жи!..
— А я, — крикнул Федяра, — не угадаете, кем я буду!
— Ну, кем?
— Кем, Федяра, скажи!
— Я буду рыбнадзором на нашей реке! Буду рыбу у браконьеров отбирать и жарить!
— Ну, как хочешь, — сказал я. Мне Федярина мечта не понравилась. — У меня план другой.
— Киномехаником? — спросил Федяра.
— Нет, не киномехаником.
— Ну, шофером, значит.
— Нет, и не шофером. Сказать кем? Я буду над вами председателем.
— Во куда махнул!..
— А что, — говорит Коля Семихин. — Давай двигай, Антон, в председатели. Мы тебя на собрании выберем.
А я в самом деле председателем колхоза стать решил. Я бы им в Равенке восьмилетнюю школу открыл.
Я говорю:
— Я вам восьмилетнюю школу в Равенке открою, никуда бегать не придется.
Федяра говорит:
— У нас избы подходящей нету.
— Это ничего. Построим. Найдем плотников, которые поменьше дерут, да чтоб не очень вино пили, и построим.
— Так ты нам и клуб, Антошка! — говорит Коля Семихин.
— А клуб, — отвечаю, — мы из Кильково перевезем. Хватит, попользовались. Разберем и на новом месте поставим, напротив Федяриного дому. И сельсовет, и контору перевезем. А магазин пускай у них остается, мы себе новый построим, вроде универмага.
— Видал, как чешет! — кричит Коля. — Значит, у нас в Равенке будет центр?
— Центр. А как же.
— А в Кильково?
— А кильки пускай как хотят. Я не у них председатель, а у вас.
Свернули мы с боевой дороги на проселок. Оглянулся я, а солнце уже над Равенкой зависло, скоро за скотный двор опускаться начнет.
Я говорю:
— Ну, вот, Федяра, ты все время меня обогнать норовил, давай дуй в разведку.
— И я хочу в разведку, — сказал Санька.
— И я хочу в разведку! — сказал Ванька.
Коля Семихин говорит:
— Пожалуй, я тоже с ними пойду вперед.
— Что же, — говорю, — я один останусь? Пошли уж все вместе в разведку. Только чтобы с маскировкой, по всем правилам. Сигналы подавать только птичьими голосами.
Покрались мы с Колей вдоль одной стороны дороги, а они вдоль другой. Так мы и в рощу вошли.
Роща у нас хорошая, чистая
Роща у нас хорошая, чистая, тут каждое дерево другому расти не мешает и само хорошо растет. Подлеска нет вовсе, видно далеко. Кустарник у нас не какой-нибудь завалящий, а полезный — можжуха или орех.
Вот идем мы с Колей Семихиным в разведке, солнышко из-за наших спин светит, осины освещает. Как же мы не догадались раньше кильковских пойти в поход, в лесу-то как хорошо! Уж мы пойдем, мы в такое место зайдем, что они ввек не отыщут нашу стоянку. Вот только бы нам их найти.
Я у Коли спрашиваю:
— Что же мы с кильковскими сделаем, когда их найдем?
— Отлупить надо бы, — отвечает Коля.
— Так их, может, много. А ну как с ними Сенька Морозов? Разве справишься?
— Тогда напугаем!
Я остановился и крикнул:
— Ку-ку!..
Это сигнал такой, мы с Федярой условились. Коля Семихин тоже кричит:
— Ку-ку!
А от них ни ответа, ни привета. Может, чего заметили? Как же тут быть?
Вдруг впереди сразу три кукушки закуковали:
— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!
Кукуют и остановиться никак не могут, какая же это маскировка! Тут всякий поймет.
Мы с Колей к ним побежали, а они на нашей стороне стоят и все кричат кукушками. Я им замахал, Федяра-то понял, остановился, а Санька все свое:
— Ку-ку! Ку-ку!
А если уж Санька, то без Ваньки тут никак не обойдется.
Я кричу им:
— Вы всю маскировку раскрыли!
А Ванька:
— Ку-ку!
Махнул я рукой и говорю им:
— Идите подле нас и чтобы никаких кукований! Лучше воздух нюхайте, может, дымом потянет.
Принюхались мы, а в лесу воздух крепкий, травами пахнет.
Вдруг Ванька говорит:
— Ой, матушки!..
Я говорю:
— Что? Что?
— Кто-то фырчит! — говорит Ванька.
Спрятались мы в орешнике возле дороги, слушаем. И различаю я за кустами какой-то скрип… А потом шорох долгий… А потом тяжелое топанье… А тут и правда как фыркнет!
— Э-э, — говорит Коля, — да это лошадь фырчит.
И я сразу догадался, что это лошадь едет. А при ней, значит, телега.
Федяра шепчет:
— Что это за телега такая?.. Давайте за ней следить.
Я говорю:
— Что за ней следить-то, видишь, люди сено везут.
Но тут потемнело, зашуршало, заскрипело, это сено мимо нашего куста проехало, клок сенной на кусту повис.
Только я смотрю: чья ж это голова с возу торчит такая знакомая? Да это ж Куварин! А впереди отец его лошадью правит.
Вышли мы на дорогу.
Я говорю:
— Эй, Куварин, кильковских не видел?
Он помолчал, потом отвечает:
— А чего мне их видеть, я их и видеть не хочу. Вот потому и не видел.
Я говорю:
— Слазь, Куварин, пойдем с нами, где-то они здесь прячутся, костер жгут.
— Не, — отвечает Куварин, — не слезу. Сено домой повезу.
Проехал воз, простукал, лес опять замолчал.
Скоро и мы за свежим сеном поедем. Вот выделят нам покос, тогда и брат Паша приедет из города помогать.
Мы по роще долго ходили — и слушали, и воздух нюхали, и на дуб высокий взбирались. Только никаких кильковских мы не встретили. А уж и сумерки начались.
В лесу сумерки ранние, быстрые, так в глазах все и мелькает. Ну, думаю, кильковских мы не нашли, так надо хоть по венику наломать, чтобы обратно не идти с пустыми руками.
Наломали мы по венику, только Федяра не стал ломать. Я говорю:
— Федяра, ты почему веник-то не ломаешь?
— А зачем, — говорит, — я буду его ломать? Может, меня этим веником мама и вздует.
Но тут вдруг все кругом посветлело, роща кончилась, и между последними деревьями мы увидели большое голубое поле.
Санька с Ванькой закричали:
— Лен! Лен!
Известно, что лен.
— А вот и Березницы, — сказал Коля Семихин.
Это деревня такая, она за полем, в низине лежит. А отсюда только крыши виднеются. Я там Андрюху знаю, потом Леньку Лысого и других.
Я говорю:
— Кильковских профукали, давайте хоть на березницких-то нападем…
Подползли мы тихонько к деревне и устроили наблюдение.
В деревне у них все не по-нашему
В деревне у них все не по-нашему: посреди улицы какой-то амбар стоит, а у нас улица чистая, трава да ветлы. А комар-то какой у них ядовитый, ба-атюшки, какой-то мохнатый у них комар, злой! И реки, само собой, у них не имеется. У них и земля похуже нашей будет, одно слово — лесная сторона. Эх, думаю, как же вы тут живете? Не пробовали вы нашего житья, вот и думаете, что здесь лучше всего жить, а лучше-то всего у нас в Равенке. У нас ведь река, простор!
Смотрю, Андрюха, Ленька и другие ребята стоят под березой и шапками в нее зачем-то кидаются. Вроде, силятся что-то достать.
Вышли мы из засады.
— Ах, — говорю, — да это ж они майских жуков ловят!
Мы тоже майских жуков любим ловить, только сейчас они называются июньские, потому что уже июнь.
У нас в Равенке самые хорошие жуки, как майские, так и июньские.
Я говорю:
— Вы чего шапками-то их ловите, так ловить не мудрено, а ну-ка вы с лету!
Я веником махнул и летящего жука — трах! Поднял его, а жук небольшой. Я говорю:
— Небольшой жук-то у вас. А есть ли у вас пилоты?
— Пилоты-то есть, — отвечает Андрюха, — да ниток больше никто не дает.
— Ну, конечно, — говорю, — без ниток какие ж пилоты…
А пилоты летают с нитками. Иной пилот так высоко летит, что полкатушки ниток размотает, во как летит! Мы с кильковскими соревновались, самые выносливые пилоты у нас. Наши пилоты к ним через речку летают, а их — к нам не летят.
Половили мы с березницкими ребятами жуков, а тут и стадо пошло. Когда стадо идет, жуков ловить лучше не стоит. Мы один раз не заметили, как в деревню вошло стадо, и все ловили жуков. Что тут было! Две телки запрыгали, бараны обратно метнулись, бычок Фомушка заревел. Все стадо перепугалось и умчалось к реке. Нам от дяди Леши тогда попало.
Андрюха говорит:
— Половите еще с нами.
Я говорю:
— Нет, мы пойдем.
Распрощались мы с березницкими и пошли домой по большой дороге.
Зажглись огни уже в нашей Равенке
Зажглись огни уже в нашей Равенке. В Кильково в эту пору тоже огни горят. Самый яркий фонарь у них у магазина, его всю ночь не выключают.
