«Это уж точно, — подумал я, — не узнает!»
Даже врагу не пожелаю такого настроения, какое было у меня после разговора с Ивановым. Очень скверно жить, когда знаешь, что тебя, против твоей же собственной воли, будут буксировать.
***
Осенние каникулы промелькнули, как один день. Я понадеялся, что Сашка забудет про меня, и не стал ничего придумывать, чтобы от него отбояриться.
Человек всегда надеется на лучшее. Например, если не выучил урока, надеешься, что не спросят. А если спросят — не поставят двойку в журнал. И так далее.
Я спокойно собрался в школу, вышел из дома и возле подъезда увидел Сашку. Он явно кого-то ждал.
— Здорово! — сказал я ему. — Ты чего здесь делаешь?
— Тебя жду, — ответил Сашка.
— Зачем?
— Разве ты забыл? Я ведь должен тебя буксировать.
— Между прочим, — заметил я, — до школы я могу и своим ходом добраться, без буксира. Может, ты меня на закорках понесешь или на веревке потянешь?
Мне показалось, что я ответил Сашке так, что ему ничего другого не останется, как отцепиться от меня. Но Сашка сказал, как ни в чем не бывало:
— Отсюда до магазина ровно пятьсот метров. Это в самый раз по норме ГТО на значок «Смелые и ловкие». Я еще вчера измерил дистанцию рулеткой. Ты сейчас до магазина бегом побежишь, а я за тобой. Теперь ты будешь бегать каждое утро и после школы тоже. Понял?
Я подумал, что буду круглым дураком, если не попробую обмануть Сашку.
— Мне нельзя бегать. У меня горло! — заявил я.
— У всех горло, — сказал Сашка. — Это даже очень правильно, что у тебя горло.
— Ты не врач и ничего не понимаешь в болезнях, — возмутился я. — Ты даже не болел по-настоящему ни разу в жизни. Лично у меня не просто горло, а скорей всего смертельный катар верхних дыхательных путей. И дышать я могу только вполсилы.
— А кто тебя заставляет дышать верхними путями? — пожал плечами Сашка. — Дыши, какими хочешь.
Тут на меня накатили такая злость и храбрость, что я не сказал, а выкрикнул:
— Все равно не побегу! Начхать я хотел на твою физкультуру, на ГТО и на буксирование! У нас по конституции свобода личности полагается.
Зря все-таки я пересолил насчет свободы личности. Сашка посмотрел на меня как-то чудно и ответил:
— Если ты сейчас не побежишь, я тебя отлуплю. Л после уроков еще добавлю. За вранье.
Я знаю, Сашка — кремень-человек: что скажет, то и сделает. Я не дурак, чтобы ждать, когда он колотушек надает. Поэтому я не только до магазина, а до самой школы в два счета домчался. Когда мы остановились, Сашка заметил:
— Для первого раза сойдет. Весной ты у меня, как пить дать, будешь чемпионом класса.
Я бы ему ответил! Я бы ему такое сказал!… Но не мог. Все мои дыхательные пути были до отказа забиты воздухом. В них даже для самого маленького словечка не осталось места. Вдобавок у меня кружилась голова и противно дрожали колени.
***
Сегодня 25 ноября. Значит, уже целых пятнадцать дней Сашка буксирует меня с бешеной скоростью. Удивляюсь, как это я до сих пор еще не умер от физкультуры и хожу, вернее, бегаю в школу. У меня в эти дни не было даже сил писать о себе правду. Вот до чего добуксировал меня Сашка!
Беганье от школы до дома и обратно — это, оказывается, чепуха по сравнению с остальным. Сашка теперь сидит за одной партой со мною, а Федор пересел от меня на его место, рядом с Танькой. Во время уроков, на которых мы не пишем, а только отвечаем и слушаем, Сашка велит мне держаться на руках на скамейке так, чтобы ноги были на весу. Это вместо того, чтобы я сидел по-человечески! Но отказываться от дурацкого упражнения бесполезно. Сашка приносит в школу здоровенную иголку. Он зажимает ее в кулак и придвигает по скамейке вплотную ко мне. Смотрит на меня гипнотическим взглядом и приказывает: «Держись!» И я держусь на руках. Сашка шипит: «Не надувайся! Не корчи рожи, а то заметят! Дыши носом!»
Я стараюсь не надуваться и дышу носом. А что мне остается делать? Жаловаться на Сашку нельзя — меня же самого поднимут на смех.
Между прочим, Сашка сказал, что он специально для меня все каникулы разрабатывал систему буксирования по физкультуре. Я каждую перемену хожу с ним в спортивный зал. Сашка подсаживает меня на брусья и заставляет отжиматься. Сгибать руки из упора я могу не хуже других. Стоит чуть-чуть расслабиться, как руки подгибаются и сразу проваливаешься вниз. А выпрямить руки сам я пока не могу. Тут врать нечего. Сашка помогает мне отжиматься. По-моему, он устает даже больше, чем я. Не понимаю, зачем ему нужно такое буксирование? Ведь и с подтягиванием на турнике у меня, то есть у нас, получается примерно также — неизвестно, кому больше приходится надрываться.
К концу перемены мы устаем, как черти. Но Сашка все равно заставляет меня бежать вверх по лестнице, до самого класса. Хорошо еще, что наш класс не на четвертом этаже, а на третьем.
Я думаю, что в одном мне все-таки повезло — у меня совсем мало мускулов. Может быть, раза в два меньше, чем у Сашки. Но и те, которые есть, болят ужасно. Утром, когда надо одеваться, я зубами скриплю от боли. Представляю себе, как мучился бы на моем месте Василий Алексеев!
Мама замечает, что со мною творится что-то неладное, и все время спрашивает:
— Ты не заболел?
— Нет, — отвечаю я.
— Поставь на всячин случай градусник, — требует мама. — И встряхни его как следует.
Если бы она знала, сколько мучений доставляет мне встряхивать проклятый градусник! Взмахнешь рукой — кажется, будто все тело разламывается на части. Я теперь на всю жизнь возненавижу этот градусник.
Но температура у меня нормальная, и мама удивляется:
— Не пойму, что с тобой? Может, написать записку Михаилу Ивановичу, чтобы хоть временно освободил тебя от физкультуры?
— Не надо, — говорю я и чувствую, как в горле застревает шершавый комок.
Родители, конечно, не знают о Сашкином буксировании. На мою неаттестацию по физкультуре за первую четверть они не обратили внимания. Это очень хорошо с их стороны. Потому что, если сказать, из-за чего меня Сашка буксирует, значит, сознаться, что я врал Михаилу Ивановичу по поводу ежедневной утренней зарядки с отцом. В общем, я решил не подводить отца. Пусть родители живут спокойно, а страдать буду я. Один за всех.
Сны мне пока не снятся, а жалко. Хоть бы во сне избавиться на денек от Сашки. Я решил, что, когда мне станет совсем невтерпеж от буксирования, тогда я напишу в стенгазету заметку под названием: «Пора кончать!»
***
По стенгазетам наш класс на первом месте в школе. Это заслуга Славки Ершова. Его хлебом не корми, только дай выпустить газету. У нас все знают, что Славка воображает из себя журналиста, и не обижаются, если даже он наврет что-нибудь несусветное. Лично я думаю, что у него такая мания — отражать все события в газете. Про буксирование, то есть про меня и Сашку, Славка тоже отразил в заметке. Я ее переписал от слова до слова, только не удержался и в некоторых местах добавил от себя в скобках.
Благородный поступок
Это было в самом конце первой четверти. После долгих и нудных дождей наконец установилась хорошая погода. Легкий мороз багрянил рябины, которых у нас в городе хоть отбавляй, а по утрам затягивал тонким льдом лужи на дорогах. Как хорошо идти в школу таким морозным утром! Это еще не зима, но воздух свежий и вкусный, он сам лезет в рот и в нос. Грязь на тротуарах замерзает и становится каменной. На улице чисто, словно ее кто-то подмел перед праздником — значит, можно попытаться проскочить в школу без второй обуви.
Итак, в один прекрасный солнечный день у нас было собрание по вопросу успеваемости. В классе стояла мертвая и торжественная тишина. Было слышно, как где-то далеко-далеко, может быть, в соседней школе летает муха. (Складно врет Славка, ничего не скажешь!).
Михаил Иванович прочитал нам оценки по всем предметам и назвал нас молодцами. Двоечников у нас нет! Это значит, что мы хорошо боролись за успеваемость. (Я никак не пойму: с кем и почему надо бороться за успеваемость? И вообще — бороться или учиться?).
Только одна крохотная тучка набежала на ясный небосвод наших достижений. Эта тучка — Ерохин. (Во, дает!). Ему ничего не поставили по физкультуре. Это хуже двойки! Ерохину должно быть стыдно, что он тянет назад свой родной класс. Своим отношением к физкультуре Ерохин позорит всех нас, а может опозорить еще больше, когда начнется зимняя школьная спартакиада по комплексу ГТО.
По-моему, таких, как Ерохин, надо с корнем вырывать из пионерского отряда — как дырявый зуб. Или, в крайнем случае, перевоспитывать. (Попробуй, вырви! Мы еще посмотрим, кто кого!).
Потом мы стали обсуждать, что нам делать с Ерохиным, и решили, что можно попробовать исправить его через шефство. Буксировать Ерохина по физкультуре поручили Иванову. С начала буксирования прошел почти целый месяц, и все видят, как Иванов не жалеет сил и тащит Ерохина в гору успеваемости по физкультуре. А Ерохин не проявляет сознательности и брыкается, как сивый мерин, то есть, как упрямая лошадь.
