— Тише! Тише! — заверещала Белка. — Уймите этого зверя, а то Людоед выскочит из замка и съест нас всех.
Страшила схватил Тотошку и заткнул ему рот своей мягкой соломенной рукой.
Замок Людоеда стоял на холме. Его окружала высокая стена, на которую не вскарабкалась бы и кошка. Перед стеной был ров, наполненный водой; утащив Элли, Людоед поднял перекидной мост и закрыл на два засова чугунные ворота.
Людоед жил один. Прежде у него были бараны, коровы и лошади, и он держал много слуг. В те времена мимо замка в Изумрудный город проходили путники; Людоед нападал на них и съедал. Потом Жевуны узнали о Людоеде, и движение по дороге прекратилось.
Людоед принялся опустошать замок: сначала съел баранов, коров и лошадей, потом добрался до слуг и съел всех, одного за другим. Последние годы Людоед прятался в лесу, ловил неосторожного кролика или зайца и съедал с кожей и костями.
Людоед страшно обрадовался, поймав Элли, и решил устроить себе настоящий пир. Он притащил девочку в замок, связал и положил на кухонный стол, а сам принялся точить большой нож.
«Клинк… клинк…» звенел нож.
А Людоед приговаривал:
— Эх-охо! Знатная попалась добыча! Полакомлюсь вволю!
Людоед был так доволен, что даже разговаривал с Элли:
— Эх-охо! А ловко я придумал повесить надпись! Ты думаешь, я действительно исполню твои желания. Как бы не так! Это я нарочно сделал — заманивать таких простаков, как ты.
Элли плакала и просила у Людоеда пощады, но он не слушал и продолжал точить нож.
«Клинк… клинк… клинк…»
И вот Людоед занес над девочкой нож. Она в ужасе закрыла глаза. Однако Людоед опустил руку и зевнул.
Эх-охо! Устал я точить этот большой нож! Пойду-ка отдохну часок-другой. После сна и еда приятней!
Людоед принялся точить большой нож.Людоед пошел в спальню, и скоро его храп раздался по всему замку и даже был слышен в лесу.
Железный Дровосек и Страшила стояли в недоумении перед рвом, наполненным водой.
— Я бы переплыл через воду, — сказал Страшила, но пода смоет мои глаза, уши и рот, и я буду слепым, глухим и немым.
— Я, — молвил Железный Дровосек, — утону: ведь я очень тяжел. Если даже и вылезу из воды, сейчас же заржавею, а масленки нет.
Так они стояли, и вдруг услышали храп Людоеда.
— Надо спасать Элли, пока он спит! — сказал Железным Дровосек.
Он срубил высокое деревцо с развилкой на верхушке, перебросил его через ров, и оно прочно легло на стену.
— Полезай! — сказал он Страшиле. — Ты легче меня.
Страшила привязал Тотошку к пеньку и подошел к мосту, но испугался и попятился. Белка не вытерпела и одним махом взбежала по деревцу на стену.
— Квирр… квирр… Эх ты, трус! — крикнула она Страшиле. — Смотри, как это просто делается! — Но, взглянув во двор, она даже охнула от волнения. — Девочка лежит связанная на столе… Около нее большой нож… Девочка плачет… Я вижу, как из ее глаз катятся слезы…
Услышав такие вести, Страшила забыл опасность и чуть не быстрее Белки взлетел на стену.
— Ох! — только и сказал он, увидев через окно кухни бледное лицо Элли, и мешком свалился вниз.
Прежде чем он встал, Белка спрыгнула ему на спину, перебежала двор, шмыгнула через решетку окна и принялась грызть веревки, которыми была связана Элли.
Страшила открыл тяжелые засовы ворот, опустил подъемный мост, и Железный Дровосек вошел во двор, свирепо вращая глазами и воинственно размахивая огромным топором.
Все это он делал, чтобы устрашить Людоеда, если тот выйдет во двор.
— Сюда! Сюда! — пропищала Белка из кухни, и друзья бросились на ее зов.
Железный Дровосек вложил острие топора в щель между дверью и косяком, нажал, и — трах! — дверь слетела с петель. Элли прыгнула со стола, и все четверо — Железный Дровосек, Страшила, Элли и Белка — побежали из замка в лес. Тотошка поднял от радости такой лай, что разбудил Людоеда. Людоед выскочил из спальни, увидел, что девочки нет, и пустился в погоню.
Людоед был невысок, но очень толст. Голова его походила на котел, а туловище — на бочку. У него были длинные руки, как у гориллы, а ноги обуты в высокие сапоги с толстыми подошвами. На нем был косматый плащ из звериных шкур. На голову вместо шлема Людоед надел большую медную кастрюлю, ручкой назад, и вооружился огромной дубиной с шишкой на конце, утыканной острыми гвоздями.
Он рычал от злости, и его сапожищи грохотали:
«Тот-топ-топ…»
А острые зубы стучали:
«Клац-клац-клац…»
Людоед быстро догонял беглецов. Видя, что от погони не уйти, Железный Дровосек прислонил испуганную Элли к дереву и приготовился к бою. Страшила отстал: ноги его цеплялись за корни, а грудью он задевал за ветки деревьев. Людоед догнал Страшилу, и тот вдруг бросился ему под ноги. Не ожидавший этого Людоед кувырком перелетел через Страшилу. Рассвирепев, он вскочил и раз за разом стал наносить Страшиле ужасные удары тяжелой дубиной. Но сзади к Людоеду подкрался Железный Дровосек, поднял огромный топор и разрубил Людоеда пополам вместе с кастрюлей.
— Квирр… квирр… Славно сделано! — восхитилась Белка и поскакала по деревьям, рассказывая всему лесу о гибели свирепого Людоеда.
— Очень остроумно! — похвалил Железный Дровосек Страшилу. — Ты не смог бы сделать лучше, если бы у тебя были мозги.
— Ты жестоко изранен! — сказала Элли.
— Пустяки! — добродушно ответил Страшила. — Надо зашить дырки. Он порвал мой костюм, и я боюсь, что из меня вылезет солома.
Элли зашила дырки и горячо благодарила своих друзей за их самоотверженность и храбрость. Они пошли через лес, пока не добрались до дороги, вымощенной желтым кирпичом, и бодро двинулись к Изумрудному городу.
Встреча с Трусливым Львом
В эту ночь Элли спала в дупле, на мягкой постельке из листьев. Сон ее был тревожен: ей чудилось, что она лежит связанная и Людоед заносит над ней руку с огромным ножом. Девочка вскрикивала и просыпалась.
Утром двинулись в путь. Лес был мрачен. Из-за деревьев доносился рев зверей. Девочка дрожала от страха, а Тотошка, поджав хвостик, прижимался к ногам Железного Дровосека: он стал очень уважать его после победы над Людоедом.
Путники шли, тихо разговаривая о вчерашних событиях, и радовались спасению Элли. Вдруг в лесу раздалось громовое рычанье, и на дорогу выскочил Лев. Одним ударом он подбросил Страшилу в воздух; тот полетел кувырком и упал на краю дороги, распластавшись, как тряпка. Лев ударил Железного Дровосека лапой, но когти заскрипели по железу, а Дровосек от толчка сел, и воронка слетела у него с головы.
Маленький Тотошка с лаем бросился на врага. Огромный зверь разинул пасть, чтобы проглотить собачку, но Элли смело выбежала вперед и хлопнула Льва рукой по морде смей трогать Тотошку! — гневно закричала она.
Людоед стал наносить Страшиле ужасные удары тяжелой дубиной.— Я ведь не съел его! — оправдывался Лев, потирая лапой нос.
— Но ты пытался. Как тебе не стыдно набрасываться на беззащитных! Ты просто большой трус.
— Я знаю это, — ответил Лев, со стыдом вешая голову. — Я всегда знал это. Но что ж я могу поделать?
— Подумать только: ты ударил Страшилу, бедного, набитого соломой Страшилу!
— Он набит соломой? — спросил Лев, удивленно глядя на Страшилу, которого Элли ставила на ноги.
— Конечно, набит! — ответила Элли, еще рассерженная на Льва.
— Понимаю теперь, почему он такой легонький и такой мягкий, — сказал Лев. — А второй — тоже набитый?
— Нет, он из железа.
— Ага! Я чуть не поломал об него когти. А что это за маленький зверек, которого ты так любишь?
— Это моя собачка, Тотошка.
— Он из железа или набит соломой?
— Ни то, ни другое. Это — настоящая собачка, из мяса и костей.
— Смешное животное! Какое маленькое, когда присмотришься. Только трус и мог напасть на такую крошку, — печально сказал Лев.
— Почему же ты трус? — спросила Элли, с удивлением глядя на громадного Льва.
— Таким родился! Конечно, все считают меня храбрым: ведь Лев — царь зверей! Когда я реву, — а я реву очень громко, вы слышали, — звери и люди убегают с моей дороги. Но, если бы слон или тигр напали на меня, я бы испугался, честное слово! Хорошо, что никто не знает, какой я трус, — сказал Лев, утирая слезы пушистым кончиком хвоста. — Мне очень стыдно, но я не могу переделать себя.
— Может быть, у тебя сердечная болезнь? — спросил Дровосек.
Я ведь не съел его! — оправдывался Лев.— Возможно, — согласился Трусливый Лев.
— Счастливый! А у меня так и сердечной болезни не может быть: у меня совсем нет сердца.
— Если бы у меня не было сердца, — задумчиво сказал Лев, — может быть, я и не был бы трусом.
