– Ты… ты чего здесь делаешь? – прохрипел Герман.
– Пришла посмотреть. Нельзя, что ли?
Герман снова чихнул – так звонко, что металлические тарелки откликнулись на его чих и загудели. От злости к нему даже вернулся нормальный голос.
– Посмотреть?! И чего, увидела, как мне плохо? Теперь довольна? Можешь больше не приходить!
Анька вскочила. Её щеки сначала стали очень красными и сразу же – очень белыми. Она кинулась к выходу, уронив по пути рюкзак, стукнулась коленкой о ручку кресла, споткнулась на повороте, грохнулась на пол, вскочила и вылетела за дверь.
В зале стало тихо. Так тихо, что я услышала, как шуршит конфетный фантик в последнем ряду.
– По техническим причинам концерт отменяется! – крикнул Петрович.
К сцене подбежала медсестра. Лохматый гитарист кому-то звонил с телефона Германа. Кажется, его родителям.
– Пошли, – Соня дёрнула меня за рукав, и я послушно поплелась за ней.
Все толкались у двери, торопились домой. Так же, как совсем недавно торопились попасть на концерт.
Я посмотрела в окно. Через школьный двор неслась Анька – без куртки, в новеньких чёрных балетках.
Кроме неё, на снежном листе двора никого не было, и она казалась такой одинокой и маленькой, что я могла бы накрыть её рукой, спрятать, согреть.
Но она никогда бы не разрешила…
Пятницасубботавоскресенье
Пятница – мой самый любимый день. Потому что три урока, а потом выходные.
Но в ЭТУ пятницу всё получалось неправильно.
Сначала я плюхнула в кукурузные хлопья молоко, а оно оказалось прокисшим. В холодильнике стоял новый пакет, только вот хлопьев больше не было. Пришлось идти в школу голодной.
Потом я не могла найти свою сменку. Одна туфля стояла на месте, а вторая куда-то запропастилась. Уже прозвенел звонок, все ушли в класс. И только я – потная, в расстёгнутых сапогах – бегала по соседним раздевалкам. Наконец я нашла туфлю на полке для шапок в раздевалке четвёртого «Б». Вечно эти мальчишки воображают себя чемпионами по волейболу!
На втором уроке была проверка техники чтения. От этого у меня окончательно испортилось настроение. Мне нравится читать медленно, когда разглядываешь слова, как стеклянные шарики на просвет. А если несёшься вперёд и громыхаешь этими самыми шариками, никакого удовольствия не получается. Я так торопилась, что споткнулась на самом простом слове. Маргарита Романовна ничего не сказала, только поморщилась, будто попробовала пересоленный суп. От этого стало ещё обиднее.
А ещё я всё время думала про Германа. Вдруг ему стало так плохо, что его положили в больницу? Я с трудом дождалась большой перемены. Хорошо, что на первом этаже висит расписание уроков, так что можно отыскать всех – и первоклашек, и одиннадцатиклассников. Я прокралась на третий этаж и заглянула в кабинет химии. Сначала мне показалось, что Германа нет. Но потом я увидела – вот же он, сидит на последней парте. Мрачный, зато живой. Уф-ф-ф.
Перед последним уроком в класс вошёл физрук.
– Лыжи отменяются, – рявкнул он. – Физкультура – в зале. Быстро переодеваемся, не копаться.
Легко сказать «не копаться»! Все толкались, отыскивая пакеты с формой, Макаров жевал бутерброд, Митя Есимчик надел на голову спортивные штаны Королёва и прыгал… И все одновременно что-то кричали.
– Не пихайся!
– Это моя майка, твоя за батареей!
– Ты чего жуёшь, дай попробовать!
– А что сказали на труд приносить?
– Кто взял мои носки?!
– Подвинься!
– Ну чего ты жмотишься, дай попробовать!
– А где мои кеды???
Полина говорила тише всех. Но её всё равно услышали. Все мальчишки развернулись к ней.
Полина потеряла кеды. Ура. Значит, можно её спасти!
Помочь Полине – мечта каждого первоклассника. Она самая маленькая девочка в школе. И самая красивая. Полина похожа на фарфоровую куклу. С такими куклами не играют – они слишком хрупкие. Ими любуются. У Полины медовые кудри, серые глаза, длинные ресницы. Она только вздохнула: «Где мои кеды?» – и все сразу кинулись искать их по раздевалкам.
Думаете, я ей завидую? Вот ещё! Да ни капель…
Нет, если совсем-совсем честно, немножко завидую.
Я как лошадь скакала в поисках этой дурацкой туфли. И если бы рядом сидели десять мальчишек, никто бы не кинулся мне помогать. Я же БОЛЬШАЯ. Я и сама справлюсь.
Наконец какой-то счастливчик заорал из дальней раздевалки:
– Нашё-ё-ё-ё-ёл!
– Ы-Ы-Ы-Ы-Ы, – обиженно выдохнули остальные.
Только Вася Южик никуда не бегал. Ещё до того, как начался переполох, он сел на скамейку и снял левый носок. Он так задумчиво шевелил пальцами, так внимательно их изучал – будто встретился с ними впервые.
Уже за это можно было влюбиться в Южика на всю жизнь!
Надо подумать об этом… потом.
Просто сейчас у меня совсем не подходящее для любви настроение.
Вечер пятницы, суббота и воскресенье слились в один бесконечный день.
Градусник за окном показывал ноль, и снег превратился в грязную кашу.
Зато градусник у Аньки под мышкой показывал тридцать восемь и шесть.
Всю пятницу, субботу и воскресенье она лежала под самым тёплым одеялом и поднимала голову, только чтобы высморкаться или чихнуть.
Пол вокруг её кровати был усеян твёрдыми комочками бумажных платков.
Мама тоже болела. Папа сказал, что у неё «пониженное давление». Он даже перенёс дежурство в больнице и остался дома. Специально для мамы испёк тыквенные оладьи, сбегал в магазин за солёной рыбой, а потом помчался туда опять – за грейпфрутом и букетом цветов. Он лечил маму бутербродами и её любимыми песнями, которые специально скачал на компьютере. Если раньше её давление лежало на полу, как воздушный шарик, из которого улетучился гелий, то теперь оно должно было взлететь до потолка!
Я тоже хотела что-то для неё сделать. Но у папы так ловко всё получалось! А у меня… Грейпфрут забрызгал соком окно, бутерброд упал рыбой вниз…
Я подумала и решила, что сейчас я нужнее Аньке.
– Хочешь, я натру тебе яблоко? Или сделаю чай?
Молчание.
Я осторожно присела на край кровати.
– Может, хочешь молока с мёдом?
Тишина.
– Ты скажи, что ты хочешь, и я…
– Я хочу, чтоб от меня все отстали!!!
Анька швырнула подушку в угол. Глаза у неё были красные, нос распух. И щёки мокрые. Не поймёшь – или это от простуды, или она опять плакала.
Это было ещё хуже, чем бутерброд, упавший на коврик.
Я положила подушку на кресло, достала рюкзак и села делать домашку.
Может, хоть что-то у меня получится.
Понедельник
– Завтра – День святого Валентина, – сказала Маргарита Романовна перед первым уроком. – Так что, если вы ещё не решили, кому дарите валентинки, определяйтесь.
– А трём девочкам – можно? – шёпотом спросил застенчивый Дима Крупецкий.
– Можно, – кивнула Маргарита Романовна.
– Во здорово! – радостно заорал Королёв. – Завтра прилетит летающая тарелка и привезёт Инопланетянке сердечко с Марса.
– И колечко с Сатурна, – хихикнул Макаров.
– Так, тихо, – Маргарита Романовна хлопнула по столу. – На самом деле…
Я уже знала, что она скажет: как хорошо, что все люди разные, каждый человек по-своему красивый и замечательный, и так далее, и так далее… Я слышала это сто раз. Легко говорить, если ты ничем не отличаешься от остальных. Только НА САМОМ ДЕЛЕ всё не так просто.
Я облокотилась на парту и приготовилась к длинной речи.
И тут в дверь заглянула учительница «ашек»:
– Да-да, уже иду, – спохватилась Маргарита Романовна. Стуча каблуками, она прошла к шкафчику, достала какие-то тетрадки и уже на пороге повернулась к нам и строго сказала:
– Значит, так. Сели и ждёте меня. И чтоб ни звука! Дверь открыта. Так что услышу КАЖДОГО. Всё поняли?
– Всё-ё-ё-ё-ё, – ответили мы хором.
Прозвенел звонок. В коридоре стало тихо. Мы сидели и ждали. Даже с места никто не вставал. И тут в приоткрытой двери показалось… ухо. Длинное белое ухо подрагивало прямо у пола. А потом запрыгнуло в класс – конечно, вместе с остальным кроликом.
Не издавая ни единого звука, мы смотрели, как белый кролик проскакал до учительского стола и спрятался за сумкой Маргариты Романовны.
Первой вскочила Полина. Она бесшумно отодвинула стул, опустилась на колени и поползла к столу. Следом за ней двинулись Макаров, Дима Крупецкий, Саша и Яна… Даже я не удержалась! Макаров осторожно протянул руку. Он уже почти схватил кролика, но в последнюю секунду зверёк увернулся. Прыжок – и он уже в коридоре.
