Мария Бершадская - Семь с половиной крокодильских улыбок

Наконец Маргарита Романовна подняла голову:

– Тебе что-то нужно, Женя?

И в эту самую секунду я поняла, что мне уже… НИЧЕГО НЕ НУЖНО.

И это было ужасно!

Платье у меня стало мокрым и тёплым.

Я опустила руку.

Даже если я заболею на три месяца, да хоть на полгода, ЭТОГО никто не забудет.

Я так и останусь для всех «дылдой, которая умудрилась опи́саться на уроке рисования». Как маленькая!

Я сидела и рисовала чёрные полоски на оранжевой треугольной рыбе. Сама не знаю зачем. Я окунула кисточку в банку, и голубая вода потемнела. Она стала какого-то бурого цвета – как сегодняшний день, в котором за одну минуту исчезло всё хорошее.

Я посмотрела на банку, и вдруг…

Я вспомнила, как Мишкин дедушка рассказывал, что в его детстве писали специальной краской, которая называлась чернила. Однажды он получил двойку и сделал в дневнике чернильную кляксу. Правда, дедушка перестарался и вместе с двойкой по чтению закрасил пятёрку по физкультуре. Поэтому за двойку его не ругали, но и за пятёрку никто хвалить не стал – её просто не было видно.

Эта чёрная вода поможет мне всё исправить.

Я придвинула банку поближе к краю…

Ещё ближе…

Чуть-чуть…

Потом наклонила…

И дальше всё произошло само собой: банка упала, вода потекла – на стол, на платье, на стул, на пол, – заливая всё черными ручьями.

Теперь у меня будет ещё один любимый цвет!

Маргарита Романовна вскочила и побежала в коридор – за шваброй.

Все сразу же перестали быть Настоящими Учениками и кинулись ко мне.

Только Королёв продолжал сидеть с прямой спиной – как Самый Лучший Отличник с первой страницы учебника.

Яна притащила испачканную в меле тряпку, Макаров спасал мою картинку, а девочка Саша схватила бумажные полотенца, и мы стали вытирать моё мокрое платье. У Саши была смешная мальчишеская стрижка и сломанный верхний зуб.

– Это я с яблони грохнулась, – сказала Саша. – Синяк прошёл. Жалко, зубы не вырастут.

– А у меня – вот как! – Я вдруг взяла и улыбнулась. Во весь рот. – Представляешь? За один день всё выдернули.

– Кошмар! – с уважением сказала Саша. – Я бы орала на всю поликлинику.

Мы бы ещё говорили, но тут пришла Маргарита Романовна. И сразу прозвенел звонок.

Урок рисования был окончен. Все понеслись в гардероб.

А меня Маргарита Романовна попросила остаться.

Теперь пол в нашем классе стал самым чистым – ведь его мыли два раза. Сначала чёрной водой, а потом – обыкновенной.

Начался дождь. Наверное, где-то там, наверху, тоже решили сделать уборку и отмыть асфальт от рисунков, а листья – от пыли.

Маргарита Романовна сняла очки. Я вдруг поняла, что она совсем не старая.

– Я себя без очков даже не помню! – сказала она. Дохнула на стекло, а потом стала протирать его специальной тряпочкой.

– Как это? – удивилась я.

– Так. У меня очки – всю жизнь. На всех фотографиях. Тогда оправы жуткие были – чёрные, круглые… Знаешь, как очкариков дразнили? У кого четыре глаза, тот похож на водолаза!

– А вы что делали?

– Сначала ревела. Потом подралась – ракеткой для бадминтона.

– Мишкин дедушка носит очки. Мне нравится.

– А кто это – Мишка? – она спросила так, что я сразу поняла – ей и правда интересно узнать.

– Мишка – мой самый лучший друг. А ещё у меня есть собака…

Дверь с грохотом распахнулась, и в класс влетела Аня.

– Жень, у нас химичка заболела! – завопила она. Потом увидела Маргариту Романовну и сказала уже потише: – Ой, здрасьте. У нас… это… учительницы химии нет. Можно мы пойдём домой?

Маргарита Романовна надела очки и опять превратилась в строгую учительницу:

– Хорошо, идите. Я только дам Жене задание.

– Это на дом? – обрадовалась я. Нам ещё ничего не задавали, как будто мы не школьники, а какие-то малыши.

– Это не на дом. Это на целый год. А может, и больше.

Вот тут я уже испугалась. Вдруг мне придётся решать длиннющий учебник примеров? Аня всегда жаловалась, что дольше всего делать математику.

– Видишь, сколько у нас цветов? – спросила Маргарита Романовна.

Я кивнула. На всех шкафах стояли цветочные горшки с фикусами, фиалками и какими-то развесистыми кактусами.

– На подоконники их ставить не разрешают, – продолжала Маргарита Романовна. – А на шкафах про них забывают. Купим новый цветок – а он засыхает. Будешь дежурным по цветам: поливать, протирать листья…

Вот здорово! Я хотела начать дежурить прямо сейчас. Но Маргарита Романовна сказала, что сначала мне самой нужно высохнуть, а потом уже поливать цветы.

А ещё она отдала нам свой красный зонтик.

Я не люблю ходить под зонтом, но Маргарита Романовна сказала, что это глупости.

– Ты что, хочешь совсем промокнуть?

Вообще-то я и так была достаточно мокрая. Даже в туфлях у меня хлюпала чёрная вода.

Поэтому я не стала с ней спорить.

Когда мы вышли, начался настоящий ливень. Всё-таки хорошо, что у нас оказался зонт.

Набирая скорость, капли стучали по машинам, по тяжёлым листьям. Наверное, дождь нажимает на специальную кнопку, что-то вроде «ускорения».

Накрывшись пакетами, пробегáли прохожие.

Только мы с Аней шли медленно.

– Эй! – я услышала знакомый голос и оглянулась.

За нами шагал Королёв в оранжевом дождевике. Его картинка промокла, и аквариума почти не было видно. Может быть, рыбы теперь стали свободными и уплыли…

– Инопланетянка! – пропел Королёв противным дразнильным голосом и побежал прямо через лужи.

Наверное, испугался, что мы с Аней за ним погонимся.

Как будто нам больше делать нечего!

Я улыбалась. Это была крокодильская улыбка номер восемь.

Моя матроска уже чуть-чуть высохла. На ней остались чёрные пятна, но, думаю, у мамы получится их отстирать.

Мне вдруг стало так хорошо – как будто все эти дни я несла на плечах тяжеленный рюкзак, а сейчас его смыло дождём.

И я запела любимую Анину песню. Совсем негромко:

– О, бэйби, бэйби… – пела я.

– Ты просто мы-ы-ышь! – подхватила Аня.

И дальше мы пели уже вместе. Нет, мы даже не пели. Мы орали на всю улицу, как ненормальные!

Хорошо, что вокруг никого не было. Только мы вдвоём.

Красный зонтик закрывал нас от холодных капель. А жёлтый квадратик с надписью «Молодец» я спрятала в карман. Маргарита Романовна дала мне его за рисунок.