…Я рассказал эти два случая, чтобы объяснить, почему Фатыма не струсила перед Ахмадеем.
С тех пор как Ахмадей «показал» мне Урал, я старался при нём не особенно подчёркивать, что являюсь сыном дворника, то есть вроде как бы ответственным лицом. И что же, если не лезть на рожон, с ним можно было столковаться. Остальные наши мальчишки были сущая мелюзга, и поневоле большую часть времени мы проводили с Ахмадеем вдвоём.
Что касается Володи и Искандера, то они с самого начала откололись от нашей компании. Володя всё свободное время занимался в школе юных боксёров, а Искандер пропадал на детской технической станции. Он увлекался рисованием и ещё учился в музыкальной школе.
До встреч с Ахмадеем мне как-то не приходилось играть в «сражение». Зато теперь война стала нашим основным занятием.
Полем сражения служила нам ровная площадка за сараем. Там, за холмами из песка, притаились танки и пушки. Крепостными стенами служили доски. По обе стороны «ничьей» земли лежали цепи солдат. Вылепленные из глины, они потом три дня сушились на солнце. Это была очень закалённая армия!
В снарядах тоже не было недостатка. Их заменяла галька, собранная на берегу Белой. За ней снаряжались специальные экспедиции.
Основательно подготовившись, мы занимали командные пункты.
— Товарищ генерал, ты готов? — спрашивал меня Ахмадей.
— Готов, товарищ генерал! — отвечал я.
— Генерал, я наступаю, — объявлял Ахмадей и открывал методичный огонь. Потом настильный. Потом кинжальный.
Обстрел, как правило, продолжался долго. Во всяком случае, дольше, чем бывало уговорено.
— Генерал Ахмадей, теперь моя очередь, — напоминал я.
— Генерал Мансур, молчи. У меня ещё не вышли снаряды, — отвечал он.
— Генерал Ахмадей, мне так неинтересно, — настаивал я. — Мне тоже хочется вести огонь…
Но Ахмадей не слушал меня:
— Попал в твой танк, выводи его из строя! Эй, кому говорят! Генерал Мансур, оглох ты, что ли?
— Генерал Ахмадей, заканчивай артподготовку, — упорствовал я. — Прицел пять. Шрапнелью, огонь!
Тут же Ахмадей начинал нервничать:
— Генерал Мансур, прекрати огонь! В ухо заеду!
Правду сказать, Ахмадей не любил признавать поражения. Если его «войска» терпели поражение, он немедля пускал в ход кулаки против «командующего» вражеской армии, то есть против меня. Зная эту привычку Ахмадея, я не особенно настаивал на своих победах.
И вот однажды в самый разгар игры к нам подошёл новый мальчик. Чистенький такой, беленький. Будто его только что вымыли в ванне и пустили погулять. И ещё было непонятно, откуда он взялся на нашем дворе.
Он стоял рядом, засунув свои чистенькие руки в карманы брюк, и молчал. Хотя бы слово сказал или в игру попросился! Уж не говорю, чтобы поздороваться или кивнуть головой. Стоит, надув губы, и молчит. Сразу видно было, что он пренебрегает нами и превосходство своё показывает.
Ахмадей сделал вид, что не замечает его. Я — тоже.
— Ориентир пять! — кричал Ахмадей. — Шрапнелью по пехоте! Настильный огонь! Урра! Цель номер семь! Повтори залп!.. Генерал Мансур, твоя армия отступает!
И в эту минуту, в самый разгар сражения, новый мальчик повёл носом.
— Что это за игра? — презрительно проговорил он. — И команды неправильные!..
Ахмадей мигом вскочил на ноги. Я думаю, что он только и ждал этого повода.
— А в ухо хочешь? — осведомился он. — Ну-ка, поворачивай оглобли, пока цел!
Новый мальчик даже не вытащил рук из карманов. Он не без интереса рассматривал Ахмадея, будто тот был какое-нибудь незнакомое животное.
— Следует знать, какие команды были в гражданской войне и в этой, Отечественной, — небрежно заметил он. — Или, например, как командовали во время Бородинского сражения. Вы этого не знаете. Или, может быть, перезабыли? А ваши команды неправильные!
Конечно, Ахмадей не мог простить такое оскорбление. Он ещё ближе подступил к новичку. Но тот, к моему удивлению, даже не изменил позы. Противники, не произнося ни слова, сошлись так близко, что могли слышать биение сердца друг у друга! Глаза Ахмадея горели недобрым огнём. Кончик носа сделался белой кнопкой, какие бывают у нас в Уфе на дверях аптек. Новый мальчик наконец перестал улыбаться, но из карманов рук всё-таки не вытащил.
— Ты, наверно, не знаешь, кто я такой?! — прохрипел Ахмадей, наступая на носки противника.
— К сожалению, не могу этого знать, потому что не имею чести быть с вами знакомым, — с усмешкой ответил новый мальчик, точь-в-точь как пишут в старых книгах.
До Ахмадея дошла насмешка.
— А это видел? — спросил он, показывая кулак.
— Как будто вижу.
— Ну, и чего ждёшь?
— Ничего. Только мне некуда торопиться. — Право, пора тебе провалиться ко всем чертям! — А где обитают твои черти?
— Смотри, вздую!
— Не думаю, чтобы ты посмел.
— А если посмею?
— Сдачу заработаешь.
— Ах, вот как! Слышали? — спросил Ахмадей, повернувшись ко мне.
— Как не слыхать! Ещё смеет…
Я даже подпрыгивал от возбуждения. Теперь они стояли так близко, что могли стукнуться лбами.
— Тресну!
— Шутишь!
— Вот увидишь!
— Брешешь!
— Ноги не унесёшь!
— Дудки!
— Вот возьму и тресну! — прошипел Ахмадей. — А потом навалюсь всем телом, подомну под себя и начну дубасить. Будешь знать!
— Оставьте эти угрозы! — ответил новый мальчик, переходя на «вы».
Я не понимал, почему Ахмадей тянет, не стукнет его как следует.
— Ты, может быть, думаешь, что мать или папаша защитят тебя? Как бы не так! Поколочу тебя — и сразу на пожарную лестницу. А потом лови меня на крыше…
— Просто у тебя духа не хватает! — засмеялся новый мальчик. — Слабо ударить!
— А ну, держись, Ахмадей! — закричал Ахмадей.
В следующую минуту они вцепились друг в друга и быстро-быстро покатились по земле. Они пыхтели, фыркали, стараясь глубоко вдохнуть воздух. Наконец мой друг Ахмадей оказался сверху. Он сидел на противнике, но никак не мог ударить его как следует: новый мальчик цепко держал обе руки Ахмадея.
— Ну, получил? — спросил Ахмадей, еле переводя дыхание.
— Ты сам получил!
— Я ещё не то могу… Стоит мне только разозлиться!
— Попробуй!..
Перемирие кончилось. Они опять покатились по земле. Конечно, в первую очередь пострадало наше поле сражения: холмы сровнялись, солдаты остались под песком, военная техника перемешалась.
— Раз! — прохрипел Ахмадей, ударив своего врага. — Два, три!
Теперь он явно одолел противника и мял ему бока.
— Ты, я вижу, ещё не имеешь представления о джиу-джитсу! — прохрипел новый мальчик, лёжа внизу.
«Какой живучий!» — подумал я.
— А на что мне твоя джица…
— Не джица. А джиу-джитсу. Показать?
— Ну, покажи.
— Отпусти одну руку.
— Ну!
Ахмадей оплошал. Свободной рукой новый мальчик ударил ею снизу вверх по подбородку. Миг — и Ахмадей оказался внизу. Но не так-то легко было одолеть моего друга. Он отчаянно отбивался и всё норовил скинуть с себя противника. Новый мальчик, как видно, понял, что долго не удержится. Не осложняя дела, он дал тумака, ловко вскочил на ноги и пустился бежать. Ахмадей — за ним. Вскоре оба они скрылись во втором подъезде.
Пока я добежал до крыльца, Ахмадей уже выскочил обратно, стряхивая с себя пыль.
— Я его догнал у дверей! — доложил он с жаром. — Он — из восьмой квартиры. Не появись его мать, получил бы сполна!
За последнее время моя мама стала относиться ко мне с большим уважением. «Ты теперь мужчина!» — чуть не каждый день напоминала мне она. Не скрою: приятно, что мама считает меня взрослым. Кому не хочется быстрее выйти в мужчины!
По утрам я поднимаюсь вместе с мамой — мужчина не должен отлёживать бока — и выхожу подсобить ей. Она подметает, а я поливаю. Сильная струя из шланга смывает пыль с парадного крыльца, делает нарядным широкий, как улица, тротуар. Иногда мне удаётся направить струю на большие витрины магазина, даже на вывеску, что прибита над дверью. Но это тогда, когда никого поблизости нет.
— Эй, послушай, дай-ка и я полью! — услышал я как-то за своей спиной.
Оглянулся, вижу — новый мальчик. Я смерил его взглядом: опять такой же чистенький, аккуратненький. Мне очень захотелось спросить его: «Тебя каждое утро моют в ванне?» — но я не снизошёл до разговора.
— Дай кишку, я тоже полью, — повторил он свою просьбу.
— Не дам! — отчеканил я.
С тех пор как он бежал от Ахмадея, я совсем не боялся его. Кто убегает с поля боя, тот трус, и бояться его нечего.
— Дай, говорят… Чего ты!
— Не лезь! Кричать буду! — огрызнулся я.
— Право, дай!
— Вот сейчас крикну Ахмадея — будешь знать, как обижать маленьких!
