Кок вбежал на камбуз и, сам радуясь своей шутке, крикнул:
— Компот, получай компот!
Но медвежонка на камбузе не было. Кок осмотрел все углы. Напрасно! Зверь исчез. Тут горнист в последний раз проиграл сигнал на обед. Кок хлопнул себя по лбу:
«Эх, я ведь и забыл о сроке! Но к кому же он перешёл, Компотик мой?»
— Что-то вы грустный сегодня? — спросил кока старшина катера Сверчков, подставляя бачок для борща. — Может, у вас, товарищ кок, котлеты подгорели или что?
Наливая борщ, кок ответил:
— Ещё поэт Лермонтов сказал: «Мне грустно потому, что весело тебе». Понятно?
Старшина катера прикусил язык и заторопился с полным бачком к товарищам.
— Ребята! — сказал он рулевым и сигнальщикам. — Догадался хитрый кок, что медвежонок у нас. Я, говорит, знаю, почему вам весело. Наверно, искать примется.
— Найдёт, так не достанет! — засмеялся Охапка, командир отделения сигнальщиков.
В самом деле — ох, и высоко же на мостик забрался медвежонок! Сигнальщики, как орлы в горах, работают на корабле выше всех. Их чуть облака не достают, их чайки чуть крылом не задевают. Видно, не зря сигнальщиков зовут «глаза корабля».
На стоянке, в походе, днём и ночью, в жару и холод, в тихую погоду и в яростный шторм не мигая смотрит корабль глазами сигнальщиков на всё, что творится вокруг него на воде, под водой и в воздухе. И ничему не укрыться от этих зорких глаз…
Похитил медвежонка старшина катера Сверчков вместе с Охапкой. Дело было так. Когда горнисты проиграли на обед, Сверчков сказал:
— Ну, прошёл срок. Пойдём к коку за медвежонком. Только не отдаст он его нипочём.
— А мы его, того… в охапку! — сказал Охапка.
Так и сделали. Только кок ушёл с пробой обеда, Сверчков и Охапка подхватили медвежонка под лапы и благополучно доставили зверя на мостик.
— Не опоздали! — смеялся Охапка.
Охапка никогда не опаздывал.
Однажды в Южно-Китайском море «Маршал» попал в тайфун. Громадный корабль раскачивался на волнах, как игрушечный. Через всю палубу перекатывались ревущие волны. Линкор глубоко зарывался носом. Корма обнажалась, и огромные винты с грохотом вращались в воздухе.
«Маршал» гневно раскидывал море на обе стороны и, не уменьшая хода, продвигался всё вперёд да вперёд, к родным берегам.
Среди мрака бури Охапка первым заметил в море военные корабли. Это была английская эскадра. Она шла навстречу «Маршалу».
Скоро стали видны на мостиках английские офицеры. Они смотрели в бинокли на «Маршала».
Вдруг на задней мачте линкора бешеный ветер сорвал вымпел: красный длинный с косицами флаг. Его носят только военные корабли как боевое отличие.
Оторвало вымпел вместе с верёвкой-фалом. Заменить сорванный вымпел другим можно было, лишь поднявшись на самую верхушку мачты, под клотик. Но как и кто это сделает в такой дикий шторм?
Английская эскадра уменьшила ход своих кораблей до малого. Быть может, английским офицерам захотелось посмотреть на русский военный корабль?
Вдруг на высокой мачте «Маршала» показалась маленькая фигурка.
Английские офицеры так и замерли с биноклями у глаз.
А моряк карабкался вверх по мачте, будто мальчишка на дерево.
Страшно раскачивало корабль. Вот-вот дорвётся смельчак в бушующее море или разобьётся вдребезги о бронированную палубу линкора. Завывал ветер. Ревело море, ожидая своей добычи…
Да не тут-то было!
Вот добрался храбрец до клотика и сделал что было нужно.
Вымпел развернулся по ветру и заиграл красной молнией. А краснофлотец спокойно пополз вниз.
Спустился Охапка с мачты, подошёл к командиру корабля и поднял расцарапанную руку к бескозырке:
— Товарищ командир корабля! Вымпел на месте!
Командир корабля что-то хотел сказать, но вместо этого крепко обнял Охапку и расцеловал его в мокрые щёки.
Вот какого друга нашёл себе медвежонок.
Притащили Сверчков и Охапка зверёныша на мостик. Охапка поднял его на руки:
— Живи теперь, малыш, с нами, под облаками. А чтобы все знали, что ты наш, будем звать тебя с этого часу Клотиком!
Медвежонок посмотрел на палубу, на море и зашевелил лапами. Ему представилось, что внизу ползают муравьи. Но это бегали краснофлотцы по палубе и катера носились по воде. Сверху они казались совсем маленькими.
— Ну, что ж ты молчишь? Отвечай по-морскому: есть! — засмеялся Охапка и поднёс к носу медвежонка румяное яблоко.
«Уррр!» — пробурчал медвежонок.
— Ну вот и молодец! — сказал Охапка, опустил медвежонка на палубу и положил перед ним яблоко.
Медвежонок занялся делом…
Ему тут нравилось. Приятно разглаживал шерсть свежий ветерок, весело кричали чайки, было очень тихо. Сигнальщики подымали фалы с разноцветными флагами. Лёгкие флаги улетали куда-то в голубое небо. Они были похожи на больших бабочек.
Вот интересно только: когда одно яблоко съешь, второе дадут?
Вдруг на медвежонка упала сверху живая бомба с длинным хвостом. Это была всё та же коварная Мэри.
Не помня себя от злости, она вцепилась в густую шерсть медвежонка и давай его щипать и царапать.
Она делала это без остановки, как сердитая хозяйка щиплет курицу. Шерсть медвежонка, словно перья, летела в стороны.
От страха и боли бедняга завертелся волчком и пустился куда глаза глядят…
Для того чтобы командирам и сигнальщикам можно было скорей и удобней спускаться и подниматься на мостик, в мачте ходили два лифта. Работали они день и ночь. Один бежал вверх, другой спускался вниз.
С полного хода медвежонок вскочил в лифт, сбросил со спины Мэри. Теперь обезьянка уже не могла удрать. Лифт пошёл вниз.
Вот лифт дошёл до места. Первой на верхнюю палубу пулей вылетела Мэри.
У неё как будто и хвост был завязан в узел. Она даже визжать не могла, а только разевала рот, как глухонемая. Прихрамывая, кое-как доскакала Мэри до мачты и стала карабкаться вверх куда медленней, чем всегда. Досталось и медвежонку на орехи. Он всё кружился на месте, стараясь увидеть, цел ли ещё у него хвост.
Эх, в лес бы сейчас да в какую-нибудь тёмную нору укрыться от беды!
И вдруг медвежонок увидел нору прямо перед своим носом. Перед норой была даже небольшая лесенка.
Медвежонок влетел в нору — и очутился прямо на руках человека. Он попал не в нору, а в носовую орудийную башню.
— Товарищи, гость к нам! — сказал хозяин башни Рубин и скомандовал: — Задраивай!
Тяжёлая, в шестнадцать дюймов толщины, квадратная стальная дверь неслышно тронулась с места и закрыла вход в башню.
Рубин посадил медвежонка к себе на колени, Он успокаивал беднягу, гладил его и чесал за ухом. Удивлённые и обрадованные комендоры окружили Рубина. Каждому хотелось дотронуться до медвежонка.
— Теперь мы его никому не отдадим, товарищ Рубин, а? Ведь он своей охотой явился к нам.
— Надо полагать, что так, — спокойно ответил Рубин.
Он был всегда спокоен — и в игре в шахматы и во время боевых стрельб.
Орудия грохочут, башня сотрясается от могучих залпов, снаряды со стоном ввинчиваются в воздух и несутся к цели. Попадут или нет? Рубин спокоен. Он знает: попадут.
Рубин умно подготавливал краснофлотцев к стрельбам. Ошибок в носовой башне никогда небывало. Комендоры любили и уважали Рубина и, когда хотели доставить ему удовольствие, как бы невзначай спрашивали его:
— А не скажете ли вы, сколько сейчас времени, товарищ Рубин?
Хозяин башни не спеша вынимал из кармашка замшевый мешочек, доставал золотые часы и щёлкал крышкой. А на крышке красивыми буквами было выгравировано:
«Хозяину башни линейного корабля «Маршал» товарищу Рубину за отличную стрельбу».
Но не только боевому делу учил командир группы краснофлотцев. Он и в театр с ними ходил, и книги читал, и знал, что у каждого творится на сердце.
— Надо полагать, — повторил Рубин твёрдо, — мы медвежонка не отдадим никому.
Молодой краснофлотец Шуткин обрадованно засмеялся и погладил медвежонка!
— Я гляжу — что такое? А это медвежонок! Он, как бомба, к нам влетел!
— Вот и назовём его Бомбой. Согласны, товарищи? — спросил Рубин.
— Согласны! — хором ответили комендоры.
— Ну, теперь смотри, Бомба, куда ты попал, — сказал Рубин и спустил медвежонка с рук на стальной пол башни.
Три громадных орудия грозно выглядывали из башни наружу. Двадцать пять человек могли поместиться на одном таком орудии, если бы встали на него плечом к плечу. А дуло у каждого орудия было такое широкое, что медвежонок мог прямо из башни пролезть на палубу и обратно.
Жутко бывало в башне во время стрельбы! На специальных податчиках заряды и снаряды подымались из артиллерийского погреба и сами входили в орудие. Тяжеловесный замок закрывался. Не успевал вылететь один снаряд, как уж другой просился в орудие. Его посылали в дорогу, и он летел, невидимый и страшный, туда, куда посылал его «Маршал».