Как только на «Зубатку» поступил сигнал, что «Азимут» имеет большую течь, капитан Замятин приказал прекратить движение. К «Азимуту» отошла шлюпка для осмотра повреждения. Скоро оттуда передали, что надо направить ребят откачивать поступающую воду.
— Желающие — в шлюпку! — объявил в рупор капитан Замятин. — Каменев будет за старшего. — И почти сразу же забеспокоился, закричал: — Хватит, хватит! Достаточно!
В шлюпку село столько ребят, что она едва не черпала бортами воду. Хорошо, что море между льдинами было спокойно, как озеро. Я притулился на средней банке, сжатый со всех сторон боками и спинами ребят.
Подошли к «Азимуту» и сразу же заметили, что его корпус заметно осел в воде. По спущенному штормтрапу мы не очень-то ловко вскарабкались на палубу старого парусника.
Старшим у нас был Саша Каменев, сын начальника управления Архангельского тралового флота, живой, веселый шестнадцатилетний паренек.
Саша быстро распределил ребят по ручным помпам и сам первый взялся за рукоятку.
И пошла работа!
Вверх-вниз, вверх-вниз кланялись ребята у помп. Вода, журча, выливалась за борт. Но осадка судна не уменьшилась и после нескольких часов работы. Время от времени из носового люка поднимались матросы, заделывающие пробоины, мокрые до пояса, иззябшие. А нам было жарко!
Саша Каменев, потный, раскрасневшийся, с блестевшими в азарте главами, подбадривал ребят, шутил, смеялся.
Но вот, наконец, уставшие матросы вышли из люка. Пробоина была заделана. Но нам еще долго пришлось кланяться у помп: через пробоину в корпусе парусник хватил изрядную порцию воды.
За работой мы даже не заметили, что на «Зубатке» была объявлена тревога. Наблюдатели увидели два фашистских самолета. Быстро был расчехлен пулемет, но, на счастье, погода в этот день стояла пасмурная, самолеты не обнаружили наши суда, неподвижно стоявшие среди льдов. Крупно повезло нам на этот раз!
Двое суток не сходили с мостика начальник экспедиции и капитан Замятин. В шубах, с биноклями в руках, они выискивали наиболее безопасный путь среди разводьев. Суда шли малым ходом.
Но вот разводья среди льдин стали, шире. Скоро суда шля уже по чистой воде.
На четвертый день плавания около полудня на горизонте появилась еле заметная голубоватая полоска. Вахтенный штурман объявил, что это и есть берег Новой Земли.
Прошел час, другой, а полоса оставалась все такой же малозаметной: дул сильный встречный ветер, и мы едва продвигались вперед. Иззябшие и разочарованные, к вечеру мы опять спустились в надоевший трюм.
Проснулся я от настойчивого голоса:
— Колька, вставай. Просыпайся же, тюлень ты этакий! — Боря Меньшиков бесцеремонно тянул меня за ногу с нар.
— Ты чего это, Борька, людям спать не даешь? — недовольно заворчал я.
— Приехали! — заорал он на весь трюм.
Ребята заподнимали головы.
И, действительно, что-то необычное ощущалось во всем: не было слышно шума моря, не чувствовалась работа машин, судно не качалось на волнах.
Скинув одеяло, я быстро выбрался на палубу.
Судно стояло в бухте, со всех сторон окруженной крутыми сумрачными скалами, почти отвесно обрывающимися к морю. Кое-где на скалах полосами белел еще не растаявший снег. Нигде не видно ни деревца, ни островка зелени — все пусто, голо, однообразно. По небу медленно плыли тяжелые темные облака, едва не задевая за вершину высокой сопки. Море из-за низко нависшего неба казалось темноватым. Волны бились о борт тральщика. Было сыровато, холодно. Неприветливой, угрюмой показалась мне Новая Земля.
У подножия сопки на небольшом участке ровной местности стояло несколько домиков и, высились мачты радиостанции.
— Где мы? — спросил я вахтенного матроса, покуривавшего у борта.
— В становище Малые Кармакулы, — ответил вахтенный.
— А где же оно, становище? — недоумевал я.
— Да вот же, прямо перед тобой, — усмехнулся матрос.
Я был разочарован. Заветные Кармакулы представлялись мне если не городом, то большим поселком, а тут и деревушкой-то нельзя назвать…
Матросы стали спускать шлюпку. В нее сели Грозников и несколько человек из команды. Мне очень хотелось попасть на берег, но в отходившую шлюпку как-то сумели пробраться только Саша Каменев и Арся Баков…
Когда шлюпка вернулась, мы накинулись на них с расспросами.
— Берег как берег. Люди как люди, — отмахивался от наседавших Арся. Зато Саша, польщенный общим вниманием, рассказывал обстоятельно.
— Живут здесь промышленники. Здорово они, видать, соскучились по людям! В каждый дом приглашают, сразу за стол сажают — ешь сколько влезет. И все расспрашивают, расспрашивают — обо всем хотят знать. Они охотятся за песцами, добывают морского зверя, собирают гагачий пух, ловят в речках красную рыбу — гольца… Есть в становище и метеорологическая станция и радиостанция. Каждый день передают на материк наблюдения… Лето здесь короткое — всего около двух месяцев, зато зима длинная, темная, с морозами до сорока градусов. Летом в это время солнце не заходит за горизонт, а зимой несколько месяцев не показывается вовсе… — Саша вдруг фыркнул, видимо, вспомнив что-то смешное: — Собак много на берегу. Большие, лохматые. С виду злые, как волки, а на самом деле добрые, ласковые. Одна бросилась к Арсе, лизнула его в нос, а он со страху бряк на землю и ногами дрыгает. «Собаченьки, — вопит, — миленькие, не троньте!»
Мы хохотали, представляя коротышку Арсю, отбивающегося от собак.
— Ну и врать! — краснел от возмущения Арся. — А кто перед собаками подхалимничал? «Тю-тю-тю! Собачки, собачки, хорошие собачки». А эти собачки с медведя ростом.
Через четыре часа после приезда объявили аврал: надо было перегрузить с «Зубатки» на «Авангард» снаряжение экспедиции. Старый тральщик должен был вернуться в Архангельск.
Мы в пути истомились от вынужденного безделья и поэтому почти бегом переносили с судна на судно продукты, палатки, спецодежду, малокалиберные винтовки и другое снаряжение.
После перегрузки нас выстроили в две шеренги вдоль борта «Зубатки». Начальник экспедиции встал перед строем и спросил:
— Больные имеются? Прошу выйти из строя.
Никто не шагнул вперед.
— Предупреждаю, ребята, — строго сказал Грозников, — это последняя возможность вернуться в Архангельск. Потом уже будет поздно.
После этого Алексей Андреевич со списком в руках стал вызывать ребят из строя. Названные делали шаг вперед, Грозников внимательно, изучающе всматривался в каждого и кивком головы разрешал перейти, на «Авангард».
Погода к этому времени установилась тихая, море покрывал густой, низкий туман.
Капитан Замятин решил, что это самая благоприятная погода для отхода.
Оказалось, что он не ошибся.
Уже в Архангельске мы узнали, что судно прошло в полутора-двух километрах от фашистской подводной лодки и осталось незамеченным. Роковая встреча не состоялась.
Но встречи с фашистским стервятником избежать не удалось.
Три захода над судном сделал вражеский самолет, и был встречен огнем пулемета, из которого стрелял штурман Антуфьев.
Фашист убрался восвояси.
Впоследствии капитан Замятин удивлялся: как это «Зубатка» выдержала бешеные обороты машины и резкие развороты?
И все же выдержала!
С уходом «Зубатки» последняя связь с родным городом оборвалась. Мы остались, чтобы жить и работать в суровом, неласково встретившем нас Заполярье.
Погода между тем ухудшалась. Подул порывистый ветер и нанес темных дождевых туч. Заходили волны, заскрежетала в клюзе якорная цепь.
Вторую и нашу, третью, бригады перевели на «Азимут». «Авангард» пошел высаживать на место промысла первую и четвертую бригады.
На «Азимуте» было только два маленьких кубрика. Посредине каждого проходило основание мачты, а по бокам располагались двухъярусные деревянные койки, всего человек на шесть.
Саня Потапов, Петя Окулов и несколько их друзей первыми ринулись в кубрики, заняли места на койках и закрылись изнутри. Всем остальным пришлось устраиваться на ночь на своих матрацах прямо на палубе, укрывшись от дождя большим брезентом.
Как тоскливо было лежать под брезентом и прислушиваться к сердитому, надоедливому ропоту дождя, а еще тягостнее — слышать надрывный плач ветра в вантах старого парусника. Плач то затихал, напоминая обиженный скулеж побитой собачонки, то превращался в дикий, исступленный вой. Холодно становилось на душе. И каким милым, желанным представлялся родной дом в Архангельске. Но до дома было так далеко.
«Хорошо Потапову да Булке в кубрике. Как буржуи расположились». «Пользуются моментом. Знают, что Петрович и Яша на «Авангарде» уехали», «Там еще человек десять могли бы поместиться», — недовольно ворчали ребята.
