Так всё было хорошо — и так стало плохо. Сначала — Галя. Всё оказалось правда. Она сама мне сегодня сказала на первой перемене:
— От нас папа ушёл. Ты знаешь?
А я её обманула. Сказала, что не знаю. И теперь ещё хуже получается. Галя мне сказала никому не говорить. А теперь она думает: я всем разболтала. Мы когда с Серёжкой шли из школы, я его спрашиваю:
— Говори честно, ты откуда про Галю знаешь?
— Бубнов сказал мне и Кузнецову.
— А Бубнов откуда знает?
— Так он же на одной площадке с Галей живёт. Его мать на кухне говорила, а он слышал.
Я говорю:
— Серёжка, никому не надо про это рассказывать. Гале знаешь как будет неприятно…
— Ну что я, дурак, что ли? Да и Бубнов не скажет.
— А Мишка?
— И Мишка.
Пришли мы домой, пообедали, а тут как раз идёт к нам Мишка Кузнецов. Они с Серёжкой стали играть в шахматы, а ко мне пришла Галя. Мишка и спрашивает:
— Беликова, тебя отец бросил?
Галя сразу хотела обратно уйти, но я её не пускаю.
Серёжка, я вижу, подталкивает Кузнецова, он опять:
— Чего толкаешься? Ну и будет Галька, как Бубнов, без отца — дело большое! У неё мать хорошо зарабатывает.
Галя заплакала, а Серёжка говорит:
— Молчи, Кузнец.
Лучше бы Серёжка сам молчал. Что ли, он Мишкиного характера не знает! Тот сразу:
— Брошеная, выброшенная!
Тут я не вытерпела и говорю:
— Уходи от нас вон!
А Мишка:
— Я не к тебе пришёл.
Тогда я ему как тресну — он даже повалился. Мне самой удивительно стало, как я могла его так треснуть. А он кричит:
— Комаров, дай ей!
И стукнул меня изо всей силы прямо в ухо. Тогда Серёжка покраснел и говорит:
— Тебе сказали: уходи от нас вон!
Мишка очень удивился, и мы с Галей тоже. Потому что мы не думали, что Серёжка будет за нас. И Мишка ушёл. А на прощанье сказал:
— Ну, ты ещё получишь за свою сестрицу. Тили-тили тесто, жених и невеста!
Дурак такой, разве можно нас с Серёжкой так дразнить! Мы же близнецы!
Когда он ушёл, Серёжка меня как стукнет!
— Из-за тебя, — говорит, — с товарищем поссорился.
А Галя тоже ушла — расстроенная и сердитая. Она, ясно, думает, что я всем разболтала. Так мне стало неприятно — я уговорила Серёжку идти гулять. Сходили мы в детский парк, идём не спеша мимо Мишки Кузнецова дома и на свои окна посматриваем: дома наша мама или нет. Хорошо бы, думаем, сейчас во что-нибудь шумное поиграть. И вдруг из Мишкиных ворот голос:
— Вот этот!
И выскакивают двое здоровенных ребят — класса из пятого — и тащат Серёжку в ворота. Я — за ними. А они его как толкнут — прямо об стенку головой. Я, конечно, заорала изо всей силы. И подлезла к ним, одного ущипнула, а второго как укушу за руку — что же мне ещё делать? И взрослый никто не идёт!
Они, конечно, мне тоже поддали. А я упала — и только стала подниматься, вижу Бубнов Саша на одном коньке едет мимо ворот. Я как закричу:
— Наших бьют! Комарова Серёжку!
Бубнов сразу — к нам. И налетел как раз на какого-то дяденьку. А дяденька — за Бубновым. Большие ребята его увидели и удрали. Смотрю — и Мишка Кузнецов с ними. Ну, мы с Сашей всё-таки успели ему двинуть по одному разу.
Наш Серёжка встал, и мы пошли домой. Бубнов говорит:
— Больно?
— Нет.
— Ну, я пошёл.
Бубнов опять на своём коньке поехал, а Серёжка сразу заревел. Я спрашиваю:
— Чего ревёшь, если не больно?
— Обидно. И мамы боюсь.
А я как раз думаю: хорошо бы мама дома оказалась — ведь ему, может, всю голову проломали. И дома как раз никого нет, пришлось дяде Игорю звонить. А на голове у Серёжки под волосами рана. Он сам просил промыть, а сам кричит:
— Волосы не дёргай!
Пришлось выстричь ему плешку, промыть и йодом залить. Ничего, не пищал. А сейчас он лежит и шашки делает из пустых катушек. А я не знаю, что же теперь делать. Как же нам теперь быть с Мишкой Кузнецовым?
Ой! Звонок. Дядя Игорь пришёл.
— Ну, в чём дело? Кто это тебя?
А мы молчим. Что мы — ябеды, что ли?
— Сергей, покажи-ка голову.
Развязал дядя Игорь бинт, посмотрел.
— Ничего, — говорит. — До свадьбы заживёт. Вставай, сходим на всякий случай в поликлинику. Промыто правильно. Неплохо Марья Александровна справилась.
Это я — Марья Александровна. Серёжка спрашивает:
— А зачем в поликлинику?
— На всякий случай. Может, надо укол сделать, чтобы не было столбняка.
Только Серёжка встал — и как раз пришла Мишки Кузнецова мама. Дядя Игорь ей открыл, а она, наверное, подумала на него, что он наш папа.
— Ваши, — говорит, — дети избили моего мальчика.
А дядя Игорь не стал говорить, что мы не его дети. Он тихо-тихо с ней о чём-то стал разговаривать. А потом позвал меня и спрашивает:
— Маша, с чего началось? Только говори всю правду.
Я и сказала.
— Вот видите, — говорит дядя Игорь. — Я же вам сказал, что этим детям верю.
А она так вежливо отвечает:
— Ну, тогда извините.
Пришли мы в комнату, я и говорю:
— Дядя Игорь, что же делать теперь? Галя, во-первых, думает, что это я всем разболтала… А это Бубнов. И он не знал, что нельзя. Мы же никто не знали, какой Мишка.
— Ничего, — говорит дядя Игорь. — Ты Гале скажи, что не ты разболтала — она и поверит. Вот увидишь: ведь ты же правду скажешь, значит, поверит. А Мишка…
— Дядя Игорь, — говорит Серёжка, — разве так можно? Я даже не понимаю, как это называется.
— Это, братец, называется подлость.
Вот что! А мы и не знали.
Папа, папа, папа приехал! Мы, конечно, все его встречали. И был праздник — все сидели за столом и ели пироги. И снег, папа говорит, уже глубокий. И мы! С папой! Сейчас же! Поедем в Зеленогорск! И будем! Ходить! На лыжах!
Папа говорит Серёжке:
— Дай-ка руку. Вот видишь?
И снимает пиджак. И сгибает руку. А под рубашкой у него так и перекатывается что-то.
— Это чего? — говорит Серёжка.
— Не чего, а что. Мускулы. Потому что без мускулов получается не человек, а мешок с рисом. Ясно?
Мы, конечно, засмеялись. Мешок с рисом! А папа говорит:
— Теперь посмотрим, что у тебя.
Серёжка согнул руку. И я тоже согнула. Только у нас почему-то не перекатывается.
— Вот видите, — говорит папа, — у вас кисель, а не мускулы.
— А у мамы?
Тут папа даже засмеялся.
— Ещё какие мускулы!
Мы пошли проверять маму, хотя она совсем этого не хотела; она только и дожидается, чтоб мы уехали: экзамен вчера сдала, а сегодня всю ночь нам лыжные одёжки чинила. Но мы всё-таки упросили и потрогали её руку: правда, не кисель. Потом мама легла спать, а мы поехали на вокзал.
На вокзале народу много — и все с лыжами. Все бегут, и треск от лыж стоит, почти как в школе. Но мы не побежали, а стали дожидаться дядю Игоря. Ждали, ждали, он не пришёл. Тогда мы сели в поезд и сами отправились. По дороге играли в разные игры: какая где столица и по какой реке можно проехать, например, в Чёрное море. Только я не очень много знала, это папа с Серёжкой играли. Зато когда стали в книжки играть — например, папа говорит писателя, а мы сразу его книги, — то я больше Серёжки сказала. Я даже знала книгу Гоголя «Нос». Только я её не читала. Но папа сказал, что это не страшно, ещё всё впереди.
Долго мы ехали. А в Зеленогорске вышли и сразу встали на лыжи. Там надо пройти через лесок, потом по длинной улице, завернуть направо, и как дойдёшь до мостика, то скоро уже шоссе, а за шоссе — тихая улица, где зимой никто не живёт, только собаки бегают, а за собаками сразу лес. В лесу народу полно — даже тётки ходят на лыжах, старые, толстые, в красивых свитерах. У мамы такого свитера нету.
Шли мы, шли и пришли на горушку. Там все катаются: и ребята, и старые дяденьки, и толстые тётки, только некоторые боятся. А напротив этой горушки — большая гора. И с неё только взрослые дяденьки съезжают, вроде нашего папы, и одна молоденькая тётенька. Я как увидела эту гору — так захотелось с неё съехать! А папа говорит:
— Ну, теоретики, вот с детской горки катайтесь, а я пошёл на большую.
В это время кто-то как помчится с большой горы — да ещё не где все ездят, а боком, то в одну сторону, то в другую, да пригибается, да быстро так — только снег кругом встаёт! Папа сказал, это называется слалом. А тот дяденька, что ехал, как завернёт на самом ходу — и к нам: это, оказывается, дядя Игорь. Он не нашёл нас на вокзале и сам приехал.
Вот они с папой ушли на большую гору, а мы с Серёжкой здесь остались. Что ни поедем, то в снег носом. Ездили мы, ездили — устали. Я говорю:
— Серёжка, пойдём на большую гору. Разок прокатимся — ну и упадём, так подумаешь.
А Серёжка чего-то кислый стал.
— Новое дело, — говорит, — с большой горы падать. И чего это мама с нами не поехала? И вообще я домой хочу. Ноги болят. Снег блестит. Людей много.
