Разговаривать с Дэвидом — все равно что искать сокровища. Приходится заглядывать под слова, чтобы понять, что он хочет сказать. Это проще, если вы знаете его разговорные правила:
Строчку про пуговицу Дэвид позаимствовал в одной из своих самых любимых книг — про Квака и Жаба. Арнольд Лобел рассказывает о том, как Жаб все время находит пуговицы — большие, маленькие, квадратные, — но ни одна из них ему не подходит. Так же и среди проезжающих мимо машин нет папиной.
Пришлось бы слишком много всего объяснять, а девочка уже собралась обратно в дом.
Никаких тебе печений.
Ни тебе «привет», ни «меня зовут» или хотя бы «приятно познакомиться».
Никаких разговоров про фонарики. Первые слова, с которыми она обратилась ко мне: «С ним все в порядке?»
— Я заберу тебя в пять, — шепчет Дэвид. Слезинка, как крошечная жемчужина, дрожит у него на реснице.
Руки мои разжимаются.
— Папа обязательно приедет. Если человек опаздывает, это не значит, что он не придет.
Но это не помогает. Я протягиваю руку, утираю его слезу большим пальцем и произношу единственные известные мне слова, которые могут его успокоить:
— «Квак, ты какой-то зеленый».
Дэвид всхлипывает.
— «Но я всегда зеленый, я же лягушка».
Я делаю паузу, притворившись, будто не помню, что дальше, хотя знаю всю книжку наизусть, слово в слово.
— «Сегодня ты слишком зеленый, даже для лягушки».
Дэвид смотрит на меня.
Я киваю:
— Даже для лягушки.
Мы с Дэвидом сидим на качелях до тех пор, пока папина машина не останавливается перед домом.
— Ты готов? — спрашивает он, хотя Дэвид уже несется ему навстречу.
Я смотрю, как Дэвид пытается забраться в машину с раскрытым зонтом в руках.
— Прости, что опоздал, — кивает мне папа. — В последнюю минуту объявилась миссис Джесланд — у нее закончились сердечные капли. — Хочешь с нами, Кэтрин?
— Нет, спасибо.
Я смотрю на часы. Пять сорок две.
Порой приходится довольствоваться тем, что есть
В среду утром я испекла печенье. Но дверь мне никто так и не открыл, хотя я звонила соседям дважды. Мама сказала, что когда люди переезжают, у них много хлопот, и вообще надо дать новым соседям время обустроиться. Сегодня утром я хотела зайти снова, но когда я вышла, мини-вэн уже уехал.
По дороге в клинику я стараюсь не давать воли воображению, но когда мы въезжаем на мост, оно уносится вслед за течением. Надеюсь, соседская девочка любит плавать, у нас же есть пруд в нескольких кварталах от моего дома (а теперь и от ее дома!). Надеюсь, у нее нет аллергии на морских свинок — у меня их две. Надеюсь, она немного застенчивая и любит рисовать и читать. И еще надеюсь, что она не сочтет ребячеством сигналить азбукой Морзе.
В клинике мама говорит, что гулять еще слишком холодно. Я сижу и рисую парусники, раскачивающиеся на летних волнах, а мама читает мне вслух — тот эпизод, где колдовство оборачивается против Гарри. Я замечаю, что миссис Фрост нам улыбается. Похоже, она тоже слушает историю.
Звякает дверной колокольчик, и мамин взгляд отрывается от книги.
— Здравствуйте, Элизабет, — говорит она маме Джейсона. — Привет, Джейсон.
Джейсон не поворачивает головы, но его взгляд обращается ко мне:
— А-а-а-а!
Я вздрагиваю. Знаю, что Джейсон ничего не может с этим поделать, но иногда он издает очень громкие и совершенно жуткие звуки.
Джейсон хватается за свой разговорник.
— Мой сын хочет поблагодарить тебя за рисунок, — сообщает мне миссис Морхаус. — Он даже попросил меня повесить его в своей комнате.
Джейсон застывает с открытым ртом.
Я закатываю глаза, давая Джейсону понять, что тоже ненавижу, когда моя мама так делает. Он улыбается и постукивает по своей книжке.
— Джейсон спрашивает, можно ли поместить в его разговорник твое имя? — обращается ко мне миссис Морхаус, глядя, как он перебирает карточки. — Тогда бы он мог к тебе обращаться. Ты не против, Кэтрин?
Довольно странно представить свое имя в разговорнике какого-то мальчишки, но я не знаю, как отказаться, поэтому отвечаю:
— Ладно.
Она достает из сумки карточку и ручку. Глядя на нее, я думаю, каково это — ждать, пока тебе приготовят слово, прежде чем ты сможешь им воспользоваться. И когда все твои слова открыты для посторонних, которые, взглянув на них мимоходом, могут узнать о тебе все самое важное, при этом понятия не имея даже о том, как тебя зовут.
Джейсон кривится при виде карточки.
— Ты же знаешь, я не умею рисовать, — говорит миссис Морхаус. — Хочешь, я просто напишу имя, без картинки?
— Давайте я нарисую.
Господи! И как только меня угораздило ляпнуть такое? Само сорвалось с языка, прежде чем я успела подумать.
— Это было бы здорово.
Миссис Морхаус достает из сумки еще одну чистую карточку.
— Если ты нарисуешь картинку здесь, она как раз поместится в его книжку.
Я подхожу к коляске Джейсона и рассматриваю страницу его разговорника, чтобы сделать карточку, похожую на все остальные. Каждая — примерно два на два дюйма, с черно-белой картинкой, поверх которой напечатано слово или фраза. В книжке есть пустые виниловые страницы, как в альбоме для открыток, только кармашки поменьше, чтобы туда как раз помещались карточки со словами.
Вернувшись обратно на диван, я спрашиваю у мамы, можно ли мне взять зеркальце у нее из сумочки. Я кладу и зеркальце, и карточку на свой альбом, чтобы рисовать на твердом.
Два дюйма в длину и два в ширину: белый квадрат, в котором должен быть мой портрет. Но как я должна выглядеть? Как на школьной фотографии — только что причесанная и с улыбкой «скажи: сыр»?
Или как дома — с конским хвостиком в моей любимой бордовой футболке? Не могу решить, поэтому начинаю с простого: тонкими аккуратными буквами пишу сверху «Кэтрин». Может, я и не самый крутой художник, но мои рисунки все же получше, чем наклейки и фигуры на карточках Джейсона, — сплошь идеальные круги и нарисованные по линейке прямые линии. Я беру карандаш персикового цвета и разглядываю свое лицо в зеркале. Рисую плавную округлость правой щеки и спускаюсь к выступающему подбородку, вверх ко второй щеке и обратно к началу линии.
Я рисую себя такой, как обычно: серо-голубые глаза, бордовая футболка, собранные в хвостик каштановые волосы. Никаких идеальных кругов и прямых линий.
К тому же Джейсон вряд ли узнал бы меня на школьной фотографии.
Когда миссис Морхаус пытается вставить мою карточку в один из пустых кармашков разговорника, оказывается, что она чуть больше, чем надо.
— Сейчас подровняю, — говорит она, направляясь к стойке администратора. — Мне нужны ножницы.
Джейсон начинает стучать.
— Простите! — окликаю я миссис Морхаус. — Ему нужна помощь.
Но она даже не оборачивается.
— Вы не поможете?
Боюсь, я не смогу понять Джейсона, но его мать уже разговаривает с администратором. Затаив дыхание, я опускаю взгляд на его палец, указывающий на Спасибо.
— О, — выдыхаю я, — пожалуйста. Миссис Морхаус подравнивает мое слово, чтобы оно подошло к книге Джейсона, и он издает шумное «А-а-а-а!».
Он голосит так громко, что миссис Фрост убавляет звук в своем слуховом аппарате.
Здорово — показывает Джейсон.
Мое имя, с цветным и подробным рисунком, выделяется среди остальных черно-белых и схематичных картинок. Сэндвич. Пицца. Газировка. Пить. Есть. Еще. Хорошо. Приятно. Плохо. Грустно. Радостно. Ужасно. Машина. Хочу. Ехать. Простите. Нет. Да. Может быть. Не знаю. Делать. Рассказывать. Помочь. Ждать. Бейсбол. Книга. Музыка. Гитара. Пианино. Нравится. Пожалуйста. Спасибо. Я тоже. Ладно. Привет. Пока. Мальчик.
Девочка. Мужчина. Женщина. Картинка.
Слово. Здорово. Что? Кто? Почему?
И много чего еще, а в конце — Кэтрин.
Мне ужасно хочется достать эти карточки, чтобы раскрасить машину красным цветом, а смайлик — желтым, а между двумя половинками сэндвича нарисовать толстый слой пурпурного желе. Я хочу извиниться перед Джейсоном за то, что мне стыдно смотреть на него, — я ведь сама терпеть не могу людей, которые стыдятся смотреть на Дэвида. Но как?
— Если хочешь, я могу нарисовать тебе еще что-нибудь, — говорю я. — Только скажи.
— Спасибо, — говорит миссис Морхаус, поправляя сережку. — Но в этом нет необходимости. Эти карточки — часть разговорного курса, по которому мы занимаемся, к нему прилагается целая книга слов. Все, что ему нужно, я могу скопировать оттуда.
Джейсон посылает матери вопросительный взгляд. Да. Еще. Картинки.
Миссис Морхаус вздыхает.
— Ты это серьезно, Кэтрин?
— Конечно.
Я переворачиваю страницы разговорника, просматривая карточки, чтобы не повторить уже существующее слово или предложение. Впрочем, это будет нетрудно, потому что все слова у него скучные. Но из вежливости я спрашиваю его маму, что именно она бы посоветовала мне изобразить.
