Толик открыл энциклопедию: динозавры, птеродактили, игуанодоны, первобытный человек…
Вот ведь времена какие были! Жил и жил себе человек, без всякой общественной нагрузки. Никаких тебе школ, уроков, домашних заданий. Гуляй сколько хочешь, у костра грейся, на охоту ходи, вокруг огня пляши…
Подперев голову руками, Толик уткнулся взглядом в спину впереди сидящего одноклассника. И вот уже в голове раздаются глухие звуки барабанов. Воображение услужливо рисует пещеру, нечёсаных приятелей в звериных шкурах, бузящих у пылающего костра.
Самый чумазый из них, похожий на Славку, подбегает к скале и обугленной головешкой коряво рисует двух человечков и сердце, пронзённое копьём. Опять он за своё: «Тили-тили тесто, жених да невеста…» Вмазать, что ли, за его наскальную живопись?! Эх, Натка, опередила, со всей силой на ногу наступила. Молодец, может за себя постоять. Домоседов третий круг вокруг костра накручивает!
Подожди, сейчас ещё и от дяденьки-аборигена получишь. Вот он в проёме пещеры нарисовался. Навалился на дубину, свирепыми глазами из-под косматых бровей туда-сюда водит. Выглядит внушительно. На математика, Андрея Ивановича, похож. Взглядом к земле пригибает. Недоволен, головой качает. Кулак к Славкиному носу поднёс. Так ему и надо. Тоже мне, художник нашёлся. Ха, сейчас заставит Домоседова примеры решать.
Андрей Иванович у нас такой: ни одного лишнего слова, а от его взгляда иногда хочется под парту спрятаться. Но зато справедливый. Просто так двойку не поставит. Будь любезен, голубчик, отработать эту самую двоечку. Не любит, когда к математике неуважительно относятся…
Толик усмехнулся. Интересно посмотреть на разъярённого математика, грозно размахивающего дубинкой над головами нерадивых, глазеющих по сторонам учеников. Вот он направляется к сваленным в кучу корягам, выкладывает на земле… Ну, что я говорил?! Палка, крестик, палка…
Домоседов, ты пропал! Чеши не чеши башку свою, ума всё равно не прибавится. Не знать, сколько будет один плюс один! Ничего, дубинка сейчас быстро в чувство приведёт. Это тебе не скалы всякими глупостями изрисовывать. А теперь, брат… беги!
Зажмурившись, Толик тряхнул головой.
— Кудряшов, тебе есть что добавить к ответу товарища? — поинтересовалась Антонида Ефремовна.
— Н-нет… — Толик втянул голову в плечи, словно черепаха в панцирь.
— В таком случае сиди спокойно. А ты, Домоседов, впредь на уроке будь внимательнее. Разжёвываешь всё вам, разжёвываешь…
— Кажется, пронесло! — с облегчением вздохнул Толик и вновь покосился в книгу. — Нет, так дело не пойдёт! Неужели и в те времена учились?!
Он перевернул страницу.
…Древние прерии, индейцы…; Вот у кого жизнь вольная была! Скачи по пустыне хоть целый день, никто и слова не скажет.
Толик вздохнул, на минуту закрыл глаза. С боевым кличем несётся он верхом на коне навстречу опасным приключениям. Горячий ветер бьёт в лицо, треплет давно не стриженные волосы, рвёт на груди длинную, ярко вышитую рубаху. Между прочим, подарок Большого Брата из племени апачи.
— Стоп. А вдруг они тоже учатся? — Фантазия вновь услужливо принимается рисовать в воображении яркие картины.
…Допустим, решили мы с другом, Большим Братом, вместо урока географии по прерии прогуляться: местный ландшафт изучить, с аборигенами пообщаться… Сидим у костра, ведём серьёзные разговоры… Громкий бой барабанов, призывные крики индейцев…
Нет, только не это!.. Откуда здесь Антониде Ефремовне взяться?! В своём любимом костюме бешеного баклажана, с пером в волосах. На лбу и щеках — боевая раскраска, а в руке томагавк. Улыбается. Лицо — раскрытая книга. С первого взгляда ясно: жаждет мести.
Индейцев, конечно же, ветром сдуло. Эх, а ещё в друзья набивались! Ну да ладно, я не в обиде. Кому охота своим скальпом рисковать. Для нашей географички с прогульщиком или двоечником расправиться — дело одной минуты. Вы её в гневе не видели — жуткое зрелище! Всё! Стоп-кадр!
Да, да, уважаемая Антонида Ефремовна, остановитесь и замрите… Вот так-то лучше будет… Фу, успел!
Весело затрещал звонок. Толик поспешно захлопнул энциклопедию и поспешил на перемену.
«Семья» — словечко странное,
Хотя не иностранное.
Как слово получилось,
Неясно нам совсем.
Ну «я» — мы понимаем,
А почему их семь?
Не надо думать и гадать,
А надо просто сосчитать:
Два дедушки,
Две бабушки
Плюс папа,
мама,
я.
Сложили?
Получается семь человек — Семь «я»!
— А если есть собака,
Выходит восемь «я»?
Нет, если есть собака,
Выходит: Во! Семья.
Бабушка месила тесто,
Тётя Инна села в кресло,
Папа миску отмывал,
Женя киску рисовал,
А потом решил в тетрадку
Записать всё по порядку:
«Же-ня крес-ло ри-со-вал,
Па-па тес-то от-мы-вал,
Ба-буш-ка ме-си-ла кис-ку,
Тё-тя Ин-на се-ла в мис-ку».
Карандаш мой что-то врёт,
Я начну наоборот:
«Па-па кис-ку от-мы-вал,
Же-ня мис-ку ри-со-вал,
Ба-буш-ка ме-си-ла крес-ло,
Тё-тя Ин-на се-ла в тес-то».
Рассердился Женя наш:
— Что за глупый карандаш!
Потерялся папин тапок,
И у мамы тапка нет.
Их диван, как видно, сцапал
Не диван, а тапкоед!
На него мы разозлились,
Всей семьёю навалились,
Стронули,
сдвинули —
И все тапки вынули!
Задача повышенной сложности
Папа пришёл с работы радостный: дали какую-то премию.
— Ну что, сын, показывай дневник, и, если всё в порядке, вечером идём все вместе в аквапарк!
— Ура! — крикнул я, но не очень уверенно, потому что в дневнике было не совсем всё в порядке.
Я сходил за дневником, дрожащей рукой протянул его отцу и стал с волнением следить за папиной реакцией.
Папа, задумчиво сдвинув брови, внимательно изучал мой слегка потрёпанный за полгода документ. В кафе он с таким же видом смотрит в меню, решая, какую пиццу заказать. Но там чего волноваться? Обычно он теряется от разнообразия и предоставляет право выбора мне, а здесь другое дело — на кону поход в аквапарк.
Наконец отец перевёл свой строгий взгляд с дневника на меня и… вдруг улыбнулся.
— Молодец! Третью неделю без двоек!
— Стараюсь, — ответил я, в душе радуясь, что отец не заметил двойку за диктант по русскому, аккуратно подчищенную моим одноклассником Богдановым и превращённую в красивую четвёрку. За эту метаморфозу я уже отдал Богданову предоплату — пакетик сухариков — и должен был ещё банку пепси, при условии, что его художества прокатят.
— И твои старания будут вознаграждены! Ждём маму с работы и идём. А что у тебя с уроками?
— По русскому был диктант, так что ничего не задали, а алгебру сейчас быстренько сделаю, — ответил я, искренне веря, что всё так и будет.
Открыв дневник, чтобы посмотреть, что задано, я ещё раз взглянул на спасительную четвёрку. Всё-таки Ванька Богданов — талантище, большим человеком станет. Я-то первый раз воспользовался его услугами, а мой друг Олег Кузнецов его постоянный клиент.
По алгебре было задано на выбор: или три обычные задачи, или одна, но повышенной сложности. Любой разумный человек стал бы решать одну, а не три, а я как раз отношу себя к разумным.
Я выудил из рюкзака липкий учебник, невинно пострадавший в результате инцидента на перемене. Дело было так, Шашкин доставал Балашову, и она, разозлившись, толкнула его на мою парту. Моя недопитая коробка с вишнёвым соком опрокинулась, и кроваво-красное пятно растеклось по учебнику. Я, конечно, отомстил Шашкину за порчу источника знаний — пнул его в бок, а заодно обозвал Балашову дурой, но это не помогло вернуть хранителю формул прежний вид.
Разлепив сладкие страницы, я открыл учебник на нужном месте и прочёл условие задачи: «Пассажирский поезд состоит из общих, плацкартных и купейных вагонов. Общих вагонов 15, купейных в три раза меньше, чем общих, а плацкартных на 12 больше, чем купейных. В общем вагоне 81 пассажирское место, в плацкартном 54, а в купейном 36…»
Я перевёл дыхание. За пять минут такую не решишь. Впрочем, не стоит переживать: если процесс затянется, папа поможет. Ему ведь не меньше моего хочется сходить в новый аквапарк. Я вдохновился мыслью, что скоро окунусь в чистую воду бассейна, и продолжал чтение:
