В одно сентябрьское утро Дичок исчез из вольеры. Беглеца долго искали, тщательно осмотрели сетки. Всё было в порядке, а соболь исчез.
Один из сторожей при обходе питомника нашёл несколько глухариных перьев и капельки крови. «Может быть, это Дичок охотился за глухарём?» — думал он, осматривая перья.
Но как Дичок оказался вне вольеры? Это так и осталось загадкой для служащих зверопитомника.
А дело было, действительно, необычное. Старый глухарь искал зёрна крупного кварцевого песка. С вершины огромной лиственницы, где он каждое утро ел созревшую игольчатую листву, была видна площадка вольеры, посыпанная блестящим песком.
Ранним утром, ещё до восхода солнца, глухарь спустился с лиственницы на проволочную сетку.
В вольере не было заметно ни малейшего движения: соболи сидели по своим гнёздам. В эту пору обычно гулял только один Дичок. Увидев птицу, он затаился.
Глухарь ещё раз грузно прошёлся по краешку вольеры, вспорхнул и опустился на песок. Этого только и ожидал соболь. Чёрной молнией сверкнул он в воздухе.
Старый глухарь шарахнулся из вольеры и упал за ограду питомника вместе с Дичком. Соболь пытался придушить птицу, но глухарь вырвался и улетел.
Прошло почти два месяца. Иван Туев, сторож питомника, пошёл с лайкой Тузиком на охоту.
В этот год зима задержалась, и Туев «белковал» по чернотропу. В погожее ноябрьское утро он поднялся на вершину Оленьей горы. Вид с горы пленил красотой бывалого охотника. Он остановился, и с восхищением смотрел на леса и озёра.
Внизу, в нескольких километрах от горы, виднелись дома и изгородь Таватуйской зверофермы.
Вдруг Тузик начал искать около скал.
— Зверя чует. Но какого? Барсук спит, а больше некого,— рассуждал охотник, наблюдая за собакой.
Тузик побегал около камней и быстро помчался под гору к поленнице дров. Через несколько минут оттуда раздался его злобным лай.
Туев спустился к собаке, по смотрел между поленьями, поворошил дрова. Вдруг тёмный шарик метнулся из поленницы...
— Дичок!— изумлённо воскликнул охотник.
Дичок, скользнув по стволу рядом стоявшей сосны, мгновенно исчез в вершине. Тузик бросился к дереву. Но Дичок прыгнул на другую сосну, затем на третью и скрылся в густом бору.
УЖ И ГАДЮКА
Из-за гор выходило огромное ярко-малиновое солнце. Клубились голубые утренние туманы. Капельки росы блестели на траве. Мы с Алексеем Семёновичем пробирались через болото.
— Что это? — удивлённо спросил Алексей Семёнович.
Из-за кустов вербы слышалось странное шипение.
Я шагнул к кустам и от неожиданности остановился.
Передо мной дрались змеи, чёрная и серая. Серая уже слабо извивалась. Чёрная отползла в сторону и затихла. Подойдя ближе, мы увидели, что змеи мертвы.
— Странно, — сказал Алексей Семёнович. — Обычно чёрная и серая гадюки живут дружно... Смотрите, да это уж, а не гадюка! Видите два жёлтых пятна на голове.
Я поднял серую змею, голова её безжизненно повисла.
— Ну, сейчас понятно, что случилось,— говорил Алексей Семёнович.— Уж перекусил гадюке шейный позвонок, а гадюка отравила его ядом. Уж и гадюка часто дерутся. При встрече они стараются разойтись или вступают в борьбу.
БУРУНДУК-ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ
Мы с Михеичем шли по склону горы Высокой. Полуденное сентябрьское солнышко не по-осеннему крепко пригрело землю. Воздух был наполнен запахом хвои, увядающих цветов и трав, прелью листопада.
Мы уже спустились почти к самой подошве горы, когда в стороне от нас, среди хвойных зарослей, раздались звуки, напоминающие лай собаки.
— Кто же это тявкает? — обратился я к Михеичу.
Тот хитро улыбнулся.
— Пойдём посмотрим. Только осторожно, а то никого не увидишь.
Мы вошли в чащу леса.
— Тяв-тяв-тяв! — послышалось снова, но уже метрах в двадцати от нас. Лай был резкий, отрывистый, пожалуй, похожий больше на свист.
— Смотри, смотри, — зашептал Михеич, указывая на огромное сухое дерево. Под ним сидел зверёк величиной с небольшую крысу, но чуть подлиннее. Шубка его была светло-рыжая, с чёрными полосками.
— Бурундук? [3]...— удивился я.
— Он самый! Погоду предсказывает.
— Как так?
— Да вот, предсказывает... Обязательно скоро дождь будет, ненастье.
Я недоверчиво посмотрел на Михеича.
— Что ты говоришь?! Какое ненастье? На небе ни облачка, тишина, солнце...
— А всё же дождь будет! — повторил Михеич. — Пойдём поскорее в избушку.
Меня заинтересовал бурундук.
— Почему у него такая распухшая мордочка, словно он флюсом болен?
Зверёк шмыгнул под корни, вскоре снова вылез, но мордочка его была самая обыкновенная. Опухоли уже не было.
— Это он ягоды запасает, за щеками их носит, потому и мордочка кажется распухшей. Вот и пойдём-ка за ним: он нам ягоды укажет.
Зверёк соскочил с дерева и скрылся в лесу. Бурундука мы больше не увидели, но нашли много спелой брусники.
— Пособираем, — предложил я Михеичу.
В это время из-за горы донёсся глухой раскат грома. Солнце закрылось облаками, и в лесу сразу потемнело.
— Вот видишь, говорил я тебе, что бурундук к дождю свистит.
Минут через десять мы подошли к речке Чёрной. На берегу среди малинника стояла лесная избушка. В ней на нарах лежало свежее сено, около камелька — груда заготовленных дров.
— Ну, сейчас нас отсюда дождь до завтра не выпустит, — ворчал старик. — Бурундук зря не лает. Если он затявкал, так и знай — быть ненастью.
Вскоре, действительно, пошёл дождь. Михеич был
