— Еще чего! — возмутился Сережка. — Сундука только пожалей. Так он тебе и на голову сядет…
Голоса стали глуше и замолкли и дали. Валерка выбрался из подъезда, дошел до Первомайского сада и сел на скамейку в темном углу. Домой рано. Знал по опыту: лучше подольше задержаться. Будут метаться по комнатам, выбегать на улицу бабушка и мама. Поволнуются. Станут помягче. Тогда не так влетит. И еще нужно подумать: как представить все случившееся гак, будто виноваты другие, а он — не очень уж сильно.
Валерка по привычке стал смекать, на кого бы свалить вину. Кто заставил его украсть журнал? Сильва, пересевшая на контрольной, или математичка, влепившая двойку? Сбежавший Сазон или бабушка обещанием мопеда?..
Потом мысли вернулись к подслушанному разговору. Ему вдруг стало тоскливо, одиноко… Но это прошло. Валерка вновь обозлился: „Ишь чего захотели! Чтоб я все делал по-ихнему. А если я не хочу?! Если я хочу, как хочу, делать?! И буду! Буду!..“
Захотелось есть. Вынул из портфеля здоровенный бутерброд. Съел у кинотеатра две порции мороженого, запил газировкой и снова вернулся на скамейку. Неожиданно поплыли в памяти слова: „Человек бессовестным становится!“ Кто: это сказал?.. А-а-а, Шкилет… Совсем нос задрал. Грач говорил, что он Сазона чуть с обрыва не сбросил. Сазон теперь сам Шкилета боится… И Валерке стало обидно: такой замухрышка был. А теперь, гляди, какой сильный стал. Никого не боится. Везет же людям!..
Так ничего и не придумай, и половине одиннадцатого он пошел домой. И вдруг вспомнил: „Так, Алевтина ведь сказала, что из школы не выгонит! Чего ж моим предкам еще нужно?!..“
— Где ты был?! — закричала мама, едва он переступил порог.
— На собрании…
— Врешь! — тонким петушиным голосом выкрикнул папа уже три часа назад пришли от директора! Где ты был, оболтус?!
„Теперь я пропал!“ — подумал Валерка. Разъяренный папа бегал по комнате:
— Щенок!.. Опозорил на весь свет!.. Жулик! — он подскакивал к Валерке, тряс перед его носом ремнем: — Излуплю, как сидорову козу!.. Что ты наделал?!.. Меня ты понимаешь, меня будут обсуждать на месткоме! Теперь это модно!.. О боже мой! — хватался он за голову! — Я же говорил:: бабское воспитание до добра не доведет! — и снова метался по комнате, опрокидывая стулья.
Бабушка, утонув в глубоком кресле, тихо плакала, пила из рюмки валерьянку и даже не пыталась выручить Валерку.
— Почему ты такой?! — не помня себя, плача, еще громче папы кричала мама: — Ты посмотри! У нас в семье все трудятся. Один ты ничего не хочешь делать!.. Мы освободили тебя от всех забот. Ни в чем тебе не отказываем. Требуем только одного: учись хорошо! Это тебе нужно! Чтобы тебе в жизни было легко… А ты?.. Неблагодарный! Бессовестный!.. Откуда у тебя эта жестокость?! Неуважение к родителям?! Ну скажи мне: откуда?!..
Валерка долго стоял посреди комнаты. Потом сел на стул в углу. А они все кричали… Разве мог Валерка ответить на вопрос: откуда? Кажется, он всегда был таким. И никто не осуждал его за это… И без всякой видимой связи с происходящим Валерке вдруг вспомнились разные случаи из его детства… Вот он принес в дом маленького котенка с голубыми глазами. Валерка чувствовал себя героем! Он спас котенка. Отнял у мальчишек, швырявших в него камнями.
— Мамочка! Ты же доктор. Полечи! Ему лапку ударили…
— Сейчас же выкинь эту дрянь! — сделав страшные глаза, закричала мама. — От него будут глисты!.. У него блохи!..
Прижавшись лбом к оконному стеклу, Валерка плакал, видя, как маленький котенок мок в углу двора под дождем, поджимал ушибленную лапку и кричал, звал его на помощь…
Однажды Валерка слонялся по комнатам, думая, чем бы заняться. И вдруг ему в голову пришла прекрасная мысль:
— Вот все обрадуются, когда увидят!
В прихожей под вешалкой стояла заляпанная грязью обувь взрослых. Валерка кинулся на кухню, притащил ведро с водой. Надел бабушкин фартук и так же тщательно, как это делала она, вымыл всю обувь, вытер насухо и долго до глянца натирал щеткой. Потом вымыл руки с мылом и стал ждать.
Первым пришел папа. Ничего не заметив, сел читать газету.
— Папа! Иди сюда. Посмотри, — не выдержал Валерка.
— Ну что? — спросил он, продолжая читать.
— Да ботинки же! Видишь?!
— Да? — равнодушно протянул он. — Хорошо бабушка почистила.
— Так это вовсе не бабушка! Это я! — гордо объявил Валерка.
— Бабушка заставила?! — возмутился папа. — Безобразие!
— Да нет же! Она и не знает. Это я сам придумал!
— Ну, знаешь!.. — недовольно сказал папа. — Удивил ты меня. Столько у тебя прекрасных игрушек!.. Так нет! Он вздумал в помоях возиться, — ушел к себе и снова уткнулся в газету.
„Ничего ты не понимаешь! — думал обиженный Валерка. — Вот придут мама с бабушкой…“
Но когда они пришли, поднялся крик:
— Всю эту грязь!.. Своими руками?!.. Мама, сейчас же вымой его. Переодень!..
А бабушка, вытирая Валерке слезы, объясняла:
— Глупенький. Ты ведь маленький. Успеешь еще наработаться Но самое страшное было утром. Во дворе его обступили мальчишки.
— Чистильщик! Чистильщик! — кричали они хором.
— А ну почисть! — подняв к его носу грязный башмак, потребовал хулиганистый Степка. — Чисть! Копейку дам…
Влетев на кухню, Валерка сорвал с себя одежду, топтал ее ногами и кричал перепуганным маме и бабушке:
— Гадкие!.. Вруньи!.. Гадкие, все!..
Несколько дней взрослые ходили вокруг него на цыпочках, выполняли любые желания… А мальчишки до самой школы дразнили чистильщиком…
Много их было всяких случаев… От всех этих воспоминаний Валерке стало еще хуже, чем от обидных слов мамы и папы. Он вдруг почувствовал себя снова маленьким и беспомощным…
То ли ему стало жалко того котенка, то ли себя… Валерка заплакал и ушел в свою комнату.
НИКАКИХ „НО“!
Прибежав после собрания домой, Сильва расплакалась. Мама, узнав, что ее обидели, бросилась в школу, пообещав:
— Я их там сейчас разбомблю! Успокойся, моя красавица!.. — но вернулась она довольно быстро и расстроенная — Не знаю, какал муха укусила директрису? Не подступишься… Никакого тебе индивидуального подхода ни к ребенку, ни к родителям… Мы ведь не безвестные какие-то!.. Ну, ничего! Вот придет папа — я его проинформирую. А тогда посмотрим!
— Не пойду я в эту школу! — выкрикивала Сильва. — Они мне завидуют… Переведи в другую… Я лучше в Дон брошусь!..
— Что ты, Сильвочка! Как можно говорить такое?! — ужаснулась мама. — Они еще сами извиняться будут.
— Не нужны мне извинения!.. Я их ненавижу! Ненавижу!
— Ну хорошо, хорошо, доченька. Переведу, — успокаивала мама Папа пришел с завода, когда Сильва уже спала. А когда проснулась — он уже опять уехал на работу.
— К вам можно? — приоткрыв дверь директорского кабинета спросил высокий смуглолицый человек лет сорока пяти с красивой уже начинающей седеть шевелюрой.
— Товарищ Орлов! — воскликнула Алевтина Васильевна. — Пожалуйста.
— Так что тут случилось с моей дочерью? — спросил Орлов, опускаясь в кресло. — Из объяснений жены я не все понял.
— Случай неприятный, Иннокентий Фомич. Вернее, это затянувшаяся болезнь, которая вот так вдруг вышла наружу… — Алевтина Васильевна коротко сообщила об истории с журналом, фальшивыми двойками и анонимными письмами. — Я советую: поговорите еще с Лидией Николаевной. Она знает Сильву лучше меня…
Лидию Николаевну он застал в классе не одну. Вокруг стола сидели пионеры — совет отряда решал свои неотложные дела.
— Здравствуйте, Иннокентий Фомич! — первой вскочила Зойка и объяснила остальным — Это папа Сильвы…
После непродолжительного разговора в коридоре Лидия Николаевна вдруг взглянула на него в упор и спросила: — Товарищ Орлов, вы смелый человек?
— Ну… — смутился он, — был на фронте… награды имею.
— Я немножко не о том, — улыбнулась учительница. — В общем, зачем нам, коммунистам, в прятки играть. Я предлагаю: поговорите с ними, — она кивнула на двери класса. — Это такие ребята!.. Я могу рассказать о вашей дочери как об ученице. А они знают ее как человека. Во всех проявлениях. Большинство учится с ней с первого класса. Ну? Решайтесь!..
Узнав, что от них требуется, члены совета отряда зашумели:
— А чего рассказывать?.. Папа ее лучше нас знает… А может, не лучше! Папа на работе, а она с нами… Можно… Расскажем.
— Как же я? — смутилась Саша. — Папа Сильвы может подумать…
— Очень просто, — пришел на выручку Зиновий, — мы тебя лишим слова. И я могу не говорить, раз она мне двойки ставила.
— Тогда совет буду вести я, — встал Женя. — И базар не поднимать. А чтобы товарищ Орлов не подумал, что мы наговариваем, пусть Саша сбегает за письмами.
— Так долго же! Пока туда да обратно, — сказала Зойка.
— Можно мне? — спросил Орлов. — У выхода моя машина стоит. Вы, Саша, скажите шоферу пусть он вас свозит, а потом — в гараж;
