— Подрались они без вас, — не выдержал вагранщик. — Такое устроили, что все вверх тормашками летело.
— Кто зачинщик?
— Похоже, что начали оба Ивановых и Прохоров с Маслюковым.
— Опять Маслюков? Сколько раз я тебя покрывать буду? — спросил Пал Палыч.
— Не я начинал, я только заступился, — принялся оправдываться Маслюков, но мастер не стал его слушать.
— Положить бы вас четверых решкой вверх да всыпать так, чтоб сесть не могли, — тогда бы запомнили, что в цеху не дерутся и не шкодят. В наказание всех четверых с завтрашнего утра назначаю на завалочную площадку. Будете работать без смены.
Наказание литейщикам показалось справедливым. И они с обожанием поглядывали на мудрого мастера, готовые выполнять любые его приказания.
Пал Палыч выдал новые модели и объяснил:
— Формы готовить под чугун. Сильно не смачивайте, земля должна быть воздушной.
На другой день оба Ивановых и Маслюков в класс не явились. Они с утра вместе с Прохоровым и вагранщиком раздували огонь в печи. А когда вагранка загудела, взобрались на завалочную площадку и принялись заполнять объемистое жерло коксом, чугунными чушками, ломом и флюсами — расколотыми известняками.
В перерывах между уроками любопытные литейщики прибегали взглянуть на работающую вагранку. Они поднимались по трапу на завалочную площадку и смотрели, как трудятся наказанные товарищи. Здесь было хуже, чем в кочегарке. От сильного дутья печь и площадка содрогались, огонь выбивался наружу и порой обдавал завальщиков не только нестерпимым зноем, но и сажей, угарным газом. Измазанные трубочисты, фабзавучники сменялись через каждые десять минут и выходили на воздух очухаться.
В крохотный глазок вагранки уже можно было разглядеть, как плавится раскаленный добела чугун. Часа через два раздастся сигнальный колокол, призывающий к разливке.
Некоторые фабзавучники тайно принесли свои модели. Прячась от зорких глаз мастера на самых дальних верстаках, они торопливо изготовляли формы и прятали в темной сушилке.
Но Пал Палыча трудно провести. Приметив хитрости учеников, он с переносной лампой прошел в сушилку и проверил, что заформовано в спрятанных опоках. В одной была пепельница — обнаженная женщина, лежащая на раскрытом веере, — в другой — отпечаток двух замысловатых кастетов, в третьей — килограммовых гантелей. Формовщики полагали, что мастер накричит на них и растопчет нелегальные формы, но он молча накрыл их и негромко сказал:
— Этих форм я не видел. К ним прибавлю еще две. Уложите все на площадку вагонетки. Как выдадим чугун, — выкатывайте ее. А после заливки уберите сюда же. Если придет начальство — формы уничтожить. Они были учебные.
— Ясно, — обрадовались хитрецы, — все будет как по нотам.
К концу рабочего дня вагранка начала выдавать жидкий чугун. Из пробитой ломом летки по желобу потек раскаленный металл, выпускающий сотни трескучих и легких искр, плывших по цеху.
Парнишки в одно мгновение выкатили из сушилки вагонетку с олоками. Их залили металлом из первого ковша, и мастер скомандовал:
— Убрать с дороги!
Заливка прошла благополучно. Чугуна хватило на все опоки. В цеху стоял горьковатый запах жженой земли.
Не прошло и получаса, как Маслюков похвастался новым, еще не обработанным кастетом.
Что отлил себе мастер, никто не видел. Свои отливки он очистил от земли, когда все ушли из цеха.
* * *
В следующую плавку Ромка спросил Лапышева:
— Может, и мы с тобой какие-нибудь гантели отольем? Будем бицепсы наращивать.
— Стоит ли жадничать? Эта забава похожа на воровство. Не понимаю: почему мастер позволяет?
Вскоре кое-что прояснилось. Мастер пригласил Маслюкова к себе в конторку и попросил вынести с завода несколько нужных ему мелких отливок. Носатому после стольких поблажек неловко было отказаться, и он согласился. Спрятав отливки за пазуху, Маслюков подождал, когда в проходную устремятся фабзавучники, живущие за городом, и в этом стремительном потоке торопившихся парнишек проскочил мимо сторожа.
За футбольным полем Маслюков стал поджидать Пал Палыча. Здесь на него наткнулись Киванов и Тюляев. Друзья поинтересовались: чего носатый торчит в глухом переулке? И простак Маслюков похвастал:
— У нас с мастером свои дела. Смотрите, что я для него вынес.
И он показал еще не обработанные отливки — детали какого-то станка.
— Смотри не попадись с ними и не треплись, — предупредил Тюляев. — Тебя только из фабзавуча выгонят, а Пал Палыча в тюрьму посадят.
— Не бойтесь, я хитрый, скажу, что в старом ломе подобрал. Только вы никому ни гу-гу.
— Ладно, не выдадим, — пообещал Тюляев. — Нам Пал Палыч тоже пригодится.
И чтобы проверить, не лжет ли Маслюков, парнишки отошли на некоторое расстояние и притаились у забора.
Через некоторое время действительно в переулке показался мастер. Взяв у Маслюкова отливки, он торопливо зашагал к вокзалу.
О поступке Пал Палыча Тюляев под большим секретом рассказал Лапышеву, а тот — по дружбе — Громачеву.
«Хороший человек наш мастер или плохой?» — задумался Ромка. Взрослые часто интересовали его с этой точки зрения. Он к ним приглядывался не как к начальникам, преподавателям, инструкторам, а как к персонажам своих будущих произведений. Пал Палыч пока для него был загадкой.
Слякотная погода держалась до конца декабря. И вдруг в одну ночь похолодало: пошел снег, и ртутный шарик в термометре сполз вниз.
На футбольном поле около общежития открылся платный каток. За вход брали десять копеек, а за коньки напрокат— двадцать. Таких денег у «футболезцев» не было, они задумались: как добыть коньки с ботинками.
— Я ведь форму еще не сдал, — сказал Лапышев. — Если добудем хоть паршивые коньки, — можно к бутсам присобачить.
— Я видел коньки у старьевщика на толкучке. Копеек по семьдесят продают, — стал уверять Шмот. — Хотите, схожу. Завтра меня отпустят.
«Футболезцы» собрали ему два рубля и предупредили:
— Только «снегурочек» не покупай.
Шмот побывал на толкучке у Обуховского моста и купил три пары проржавленных коньков «нурмис», кроме того, две дюжины старых винтиков. Чтобы ребята сильно не ругали его за покупку, он наждачной бумагой счистил с коньков ржавчину и напильником наточил лезвия. «Нурмисы» обрели такой вид, что ребята похвалили Шмота.
— Молодец, почти новые купил, — сказал Лапышев. — Жаль, на всех не хватает, по очереди придется кататься.
— Давайте жребий бросим, кто первым на каток пойдет, — предложил Громачев.
Он свернул пять бумажек, бросил в кепку и дал каждому вытащить жребий. Бумажки со словами «каток» достались Домбову, Ходырю и Шмоту.
Добыв у «ярунков» шило и две отвертки, трое счастливых принялись прикреплять коньки к бутсам. Раздался робкий стук в дверь.
— Кто там такой вежливый? — окликнул Лапышев. — Входи!
В дверях появилась смущенная «Слоник».
— Ребята, помогите к восьми часам собрать мальчишек в Красный уголок, — попросила она.
— А что там будет — танцы?
— Нет, из комсомола придут. Меня попросили оповестить. Девчатам я сказала, а вы теперь — мальчишкам.
— Ладно, я тебе помогу, — согласился Лапышев.
Он ушел со «Слоником», а Шмот, Ходырь и Домбов, боясь, что их задержат, быстро закончили возню с коньками, вмиг оделись и по одному выскользнули на улицу.
В Красный уголок пришло больше всего девчат. Парнишки остались на лестничной площадке, чтобы взглянуть: кто явится? Стоит ли терять вечер?
Вскоре на лестнице показался тощий парень в больших роговых очках, с потрепанным портфельчиком.
— Ребята, как пройти в Красный уголок? — спросил он.
— Вот сюда… прямо, — показал ему Лапышев.
— Среди вас комсомольцы есть? — поинтересовался очкарик.
— Будущие, — ответил ему Громачев. — Сейчас еще октябрята.
— С этим не шутят, — строго заметил ему комсомолец и прошел в Красный уголок.
— Зануда, — определил один из «ярунков». — Лучше в кино пойти, чем такого слушать. Сегодня «Красные дьяволята». Пошли, хлопцы.
Многие из парнишек исчезли с площадки. Видя это, Лапышев сказал Громачеву:
— Мне перед «Слоником» неудобно. Других собирал, а сам не покажусь. Пойдем вместе, а?
Ромке не хотелось терять вечер, но чего не сделаешь по дружбе. Вздохнув, он пошел с Юрой.
В Красном уголке, невдалеке от двери, сидела Нина Шумова. Около нее пустовало место. Ромка взглядом спросил: «Свободно?» И, сев рядом, шепотом сказал:
— Для чего нас тут собрали?
— Точно не знаю, — ответила девушка. — Говорят, что хотят в фабзавуче комсомольскую ячейку создать. Сегодня организационное собрание. Ты вступишь?
