Матиуш вспомнил все. Он долго лежал с открытыми глазами. «Что делать?»
Матиуш не принадлежал к людям, которые в несчастье думают только о том, что случилось. Нет, он всегда думал, что нужно сделать, чтобы было иначе.
Но что? Чтобы решить, что делать, нужно ведь знать, что случилось, а он ничего не знал.
Матиуш лежал на полу, на соломенном тюфяке возле стены. Тихо постучал он в стену. Может быть, кто-нибудь отзовется? Постучал раз, второй, но никто не отзывался.
Где Клю-Клю, что стало с Фелеком? Что происходит в городе?
В железной двери скрипнул ключ, и вошли два неприятельских солдата. Один стал у дверей, а другой поставил около Матиуша кружку с молоком и булку. В первый момент Матиуш хотел опрокинуть кружку. Но подумал, что это не имеет смысла. Ничего не поделаешь: он проиграл войну, стал пленником, ему хочется есть, а силы ему нужны.
Он сел и, с трудом двигая железной цепью, потянулся за кружкой. А солдат стоял и смотрел. Матиуш съел булку и сказал:
— Скупые ваши короли. Одна булка — это маловато. Когда они были у меня в гостях, я их лучше кормил, И когда старый король был у меня в плену, я тоже его хорошо угощал. Три короля меня кормят — и только одна маленькая кружка молока и одна булка.
И Матиуш громко рассмеялся.
Солдаты ничего не ответили, так как им было строго запрещено вступать в разговоры. Но они тотчас же рассказали все тюремному надзирателю, а тот спросил по телефону, что делать.
Через час Матиушу принесли три булки и три кружки молока.
— О, это слишком много. Я не хочу обижать моих благодетелей. Их трое, от каждого я беру булку, а одну, пожалуйста, возьмите себе.
Матиуш подкрепился и заснул. Он спал очень долго. И спал бы еще дольше, но ровно в полночь его разбудили:
— Бывшего короля Матиуша Реформатора в двенадцать часов ночи будет судить военный трибунал, — прочитал бумагу с печатями трех королей неприятельский военный обвинитель. — Прошу встать.
— Прошу вас сказать судьям, чтобы приказали снять с меня кандалы, потому что они тяжелые и ранят мне ноги.
Кандалы не ранили Матиуша, так как были даже слишком свободны. Но Матиуш хотел предстать перед судом изящный и стройный, чтобы у него под ногами не путались нелепые цепи, рассчитанные на взрослых узников.
И Матиуш настоял на своем: ему заменили тяжелые железные кандалы тонкими золотыми цепочками.
С гордо поднятой головой, легким шагом вошел он в тот же самый тюремный зал, где так недавно заключал договор со своими арестованными министрами.
Он с любопытством огляделся.
За столом сидели генералы всех трех королей. Короли сидели слева. Справа сидели какие-то штатские господа во фраках и белых перчатках. Кто это такие? Они почему-то все время отворачивались, так что он не мог их разглядеть.
Прочитали обвинительный акт:
1. Король Матиуш выпустил обращение к детям, призывая их взбунтоваться и не слушаться взрослых.
2. Король Матиуш хотел вызвать всемирную революцию, чтобы стать королем всего мира.
3. Матиуш застрелил парламентера, который шел к нему с белым флагом. Так как Матиуш тогда уже не был королем, он отвечает за это перед судом, как обыкновенный преступник. И должен быть повешен или расстрелян.
— Матиуш, что вы можете сказать по этому поводу?
— То, что я выпустил обращение, это ложь. То, что я не был королем, когда застрелил парламентера, — это вторая ложь. А хотел я стать королем всего мира или нет, этого никто не может знать, кроме меня.
— Хорошо. Господа, прошу вас прочитать ваше решение, — обратился председатель к господам во фраках и белых перчатках.
Те, рады не рады, встают, и один из них читает, но видно, как рука у него дрожит, и сам он бел, как бумага.
— Мы, собравшиеся в столице во время сражения, по причине того, что бомбы разрушают город, и даже в зале, где мы совещаемся, при взрыве бомбы вылетели все стекла, мы, жители города, желая спасти наших жен и детей, не хотим, чтобы Матиуш продолжал быть нашим королем. Столищ отбирает у Матиуша трон и корону. Как это ни прискорбно, но больше так продолжаться не может. Мы вывешиваем белые флаги в знак того, что не хотим вести войну, и заявляем, что отныне войну ведет не наш король, а обыкновенный мальчик Матиуш, который и должен отвечать за все. А с себя вину мы снимаем.
Председатель подал Матиушу перо.
— Прошу подписать.
Матиуш взял перо, подумал минуту и в самом низу бумаги написал:
С решением банды изменников и трусов, которые предали страну, не согласен. Я был и останусь королем Матиушем Первым.
После чего громким голосом прочитал то, что было написано.
— Господа генералы-судьи, — обратился Матиуш к своим врагам. — Если вы хотите меня судить, я требую, чтобы вы называли меня королем Матиушем, потому что я им являюсь и буду им при жизни и после смерти. Если же это не суд, а злодеяние, совершаемое над побежденным королем, то позор вам, как людям и как солдатам. Можете говорить, что вам хочется, я отвечать не буду.
Генералы удалились на совещание. Матиуш насвистывал себе под нос какую-то солдатскую песенку.
Вернулись.
— Признаете ли вы, Матиуш, что вы выпустили обращение к детям всего мира? — спрашивает генерал-председатель.
Никакого ответа.
— Ваше королевское величество, признаете ли вы, что выпустили обращение к детям всего мира? — спрашивает генерал.
— Не признаю: обращения такого не выпускал.
— Ввести свидетеля, — приказал судья.
— Да, — сказал журналист, — я могу засвидетельствовать, что Матиуш хотел стать королем детей всего мира.
— Это правда? — спросил судья.
— Правда, — ответил Матиуш. — Я хотел этого. Я бы, наверно, сделал это. Но подпись на обращении подделана. Это шпион подделал мою подпись. Хотя это правда, что я хочу быть королем детей.
Судьи начали рассматривать подпись Матиуша, качали головами, показывая, что не могут различить. Но теперь это не имело уже никакого значения. Ведь Матиуш сам признался.
Обвинитель долго говорил.
— Нужно обязательно казнить Матиуша, иначе не будет ни порядка, ни покоя.
— Не желаете ли вы, Матиуш, чтобы кто-нибудь выступил в вашу защиту?
Никакого ответа.
— Ваше королевское величество, не желаете ли вы, чтобы кто-нибудь взял слово в вашу защиту? — повторил председатель.
— Это совершенно излишне, — ответил Матиуш. — Уже поздно, жалко времени: лучше идти спать.
Матиуш сказал это бодрым голосом. Никто не мог бы узнать по его виду, что творится в его душе. Он решил быть гордым до конца.
Судьи вышли в соседнюю комнату, будто для совещания, и вернулись с приговором:
— Расстрелять.
— Расстрелять.
— Пожалуйста, подпишите, — сказал председатель.
Никакого ответа.
— Ваше королевское величество, подпишите, пожалуйста, что суд состоялся по закону.
Матиуш подписал.
И тут один из тех господ во фраках и перчатках бросился вдруг на колени, обнял ноги Матиуша и в слезах воскликнул:
— Любимый король, прости мою подлую измену! Только сейчас я вижу, что мы сделали! И знаю, что, если бы не наша жалкая трусость, не они, а ты судил бы их, как победитель.
Солдаты с трудом оторвали его от короля. Но, увы, раскаяние запоздало.
— Спокойной ночи, господа судьи, — сказал Матиуш и по-королевски, спокойно и с достоинством вышел из зала.
Двадцать солдат с саблями наголо вели его по коридору, потом через двор в камеру.
Он тотчас же лег на свой тюфяк на полу и притворился, что спит.
Вошел священник, но ему жаль было будить спящего. Он помолился, прочитал обычную молитву о приговоренных к смерти и вышел.
Матиуш притворялся, что спит, а о чем он думал и что чувствовал этой ночью, осталось тайной.
* * *
Ведут Матиуша.
Идет он посередине улицы в своих золотых кандалах. Улицы оцеплены войсками. А за кордоном войск — жители столицы.
День был хороший. Солнце сияло. Все вышли на улицу, чтобы в последний раз посмотреть на своего короля. У многих на глазах были слезы. Но Матиуш не видел этих слез. Жаль, ему было бы легче идти к месту казни.
Те, кто любил Матиуша, молчали, потому что боялись при врагах громко выразить ему свою любовь и уважение. Да и что могли они кричать? Они привыкли кричать: «Ура — да здравствует». Но что же им кричать теперь, когда король идет, осужденный на смерть?
Зато кричали — и очень громко — разные пьяницы и бродяги, которым молодой король нарочно велел выдать водки и вина из королевских погребов Матиуша.
— Ооо, король идет, королек. О, какой маленький! Плачешь, королек Матиуш? Подойди, мы вытрем тебе носик.
Матиуш высоко поднял голову, чтобы все видели, что глаза его сухи, только нахмурил брови. Он смотрел на небо, на солнце.
