— Лучший во всем городе! Мы гордимся нашей музыкой и всегда стараемся подбирать лучших исполнителей. Многие приезжают сюда, только чтобы послушать их, — вид старого джентльмена показывал, что у них на хорах поют исключительно херувимы и серафимы.
— Кто здесь контральто? Соло было восхитительным, — молодой человек остановился прочесть вывешенное на стене объявление.
— Мисс Мур. Она приехала к нам около года назад и с тех пор всех приводит в восхищение своим талантом. Прелестная молодая леди. Не знаю, как мы без нее раньше обходились. Она превосходно поет в ораториях[44]. Вам никогда не приходилось ее слышать?
— Никогда. Она, кажется, приехала из X.?
— Да, и с очень хорошими рекомендациями. Она была воспитанницей в одной из самых почтенных тамошних семей, по фамилии Кэмпбелл. Если вы приехали из X., должны знать их.
В этот момент молодой человек заметил высокую леди, сходящую по ступеням церкви со смиренным выражением красивых глаз, в руках она несла молитвенник.
— Да, мне приходилось встречаться с ними. Всего хорошего! — молодой человек торопливо раскланялся и поспешил за леди. Он едва успел окликнуть девушку, когда она поворачивала в боковую улицу:
— Фиби!
Одним словом он произвел чудесное превращение: мгновенно исчезло отрешенное выражение, девичье лицо внезапно потеплело и расцвело ярким румянцем, в нем зажегся какой-то волшебный свет. Она обернулась и счастливо воскликнула:
— Арчи!
— Сегодня истек ровно год. Я говорил, что приеду. Вы забыли?
— Нет. Я знала, что вы приедете.
— Пойдемте в сквер, там и поговорим.
Старый сквер был довольно мрачным и запущенным. В центре его находился заколоченный квадратный фонтан, в блеклой траве желтели пятна опавшей листвы, с которой играл холодный осенний ветер. Но для наших влюбленных это был земной рай. Взявшись за руки, они бродили по аллеям, освещенные призрачным осенним светом, и были так поглощены друг другом, что совершенно не замечали, с каким любопытством смотрят на них скучающие горожане.
— Фиби, готовы вы теперь вернуться домой? — спросил Арчи, нежно глядя на печальное личико и удивляясь, почему не все женщины носят маленькие черные бархатные шляпки с темно-красным цветком.
— Нет. Я еще мало сделала, — Фиби чувствовала, как трудно ей держаться принятого год назад решения.
— Вы доказали, что можете сами содержать себя, приобрести друзей и заслужить уважение. Никто не может отрицать этого, и мы все гордимся вами. Чего же вам еще нужно, дорогая?
— Я сама не знаю, но я очень честолюбива. Я хочу стать знаменитой, сделать что-то очень важное для вас всех, чем-то пожертвовать ради Розы… Дайте мне еще потрудиться. Я чувствую, что пока не заслужила приема, которого жду, — Фиби была так серьезна, что Арчи не стал уговаривать ее, это было бы бесполезно. Пока он благоразумно удовлетворялся крупицей счастья, поскольку не мог получить всего.
— Вы гордая девушка! Но за это я люблю вас еще больше и понимаю ваши чувства. Роза заставила меня взглянуть на вещи вашими глазами. Неудивительно, что вы не можете забыть колючих взглядов наших теток и оброненных ими обидных слов. Я буду терпелив, но с одним условием, Фиби.
— С каким?
— Вы должны позволить мне иногда приезжать сюда и носить вот это, чтобы не забыть меня, — он вынул из кармана кольцо.
— Хорошо, Арчи, но только не здесь… Не теперь! — Фиби взволнованно осмотрелась вокруг, вдруг вспомнив, что они не одни.
— Никто нас здесь не увидит. Я подумал об этом. Подарите мне хотя бы одну счастливую минуту после долгого года ожидания, — Арчи остановился как раз в том месте, где фонтан скрывал их от посторонних глаз. За ним высились лишь стены домов.
Фиби покорилась, и он поспешно надел ей на палец гладкое золотое кольцо. Затем одна ее ручка скрылась в муфте, а другая доверчиво вернулась на свое прежнее место, в сильную мужскую ладонь. У этой трогательной сцены не было свидетелей, влюбленные вышли из-за фонтана и продолжили свою прогулку.
— Теперь я спокоен, — проговорил Арчи. — Мэк писал мне, что вы приводите в восторг всех, кто слышит ваше пение, и что к вам начал свататься некий богатый холостяк. Признаться, я ужасно ревновал, но теперь успокоился.
Фиби улыбнулась с неповторимой смесью гордости и смирения:
— Вам нечего бояться! Даже король не заставил бы меня забыть о вас, приехали бы вы или нет. Но Мэку не следовало писать вам всякие сплетни!
— Теперь вы можете ему отомстить. Раз он вас выдал, я расскажу его тайну. Он влюблен в Розу! — Арчи взглянул на любимую, ожидая произвести фурор этой новостью.
— Я знала это, — улыбнулась Фиби.
— Так она рассказала вам об этом? — Арчи был несколько разочарован.
— Она не говорила ни слова. Я сама догадалась. Последнее время она ничего не писала о Мэке, а раньше то и дело упоминала о нем. Я сразу поняла, что значит это молчание, и ни о чем не расспрашивала.
— Какая вы умница! А как вам кажется, она не совсем равнодушна к этому славному малому?
— Конечно. Разве он вам не говорил?
— Нет. Перед отъездом он сказал: «Береги мою Розу, а я буду беречь твою Фиби», — и больше я ничего не смог от него добиться, хотя и допрашивал. Он непоколебимо держался и успевал еще ограждать меня от тети Джейн, которая сводила с ума своими советами. Я хотел предложить ему помощь в сватовстве, но он просил меня не вмешиваться и предоставить ему самому вести свои дела. Должен признать, он знает, что делает, — Арчи с удовольствием сплетничал со своей возлюбленной.
— Дорогая моя хозяюшка! Как она себя держит? — Фиби очень хотела все знать о Розе, но не смела задавать ей вопросов. Она с благодарностью вспоминала, как в прошлом году Роза молча наблюдала за развитием их отношений с Арчи и ни о чем не спрашивала, — а это величайшая жертва, какую может принести женщина.
— Очень мило, застенчиво и очаровательно. Я старался не замечать, но, право, ничего не мог с собой поделать — иногда она так трогательно по-девичьи лукавила. Когда я приносил ей письмо от Мэка, она изо всех сил прятала свою радость. Глядя на это, мне хотелось засмеяться и признаться, что я все знаю. Но я напускал на себя глупый вид, будто ничего не вижу, как сова днем. Я еле сдерживал улыбку, наблюдая, как она мирно наслаждалась своим письмом и думала, что я так поглощен своей собственной страстью, что совсем не замечаю, что с ней происходит.
— Но почему Мэк уехал? Он говорит, что из-за лекций, но я уверена, что тут какая-то другая причина — он выглядит таким счастливым. Я редко вижу его, но когда мы встречаемся, я все не могу отделаться от ощущения, что это совсем не тот Мэк, которого я оставила год тому назад, — сказала Фиби, уводя Арчи из сквера. Оставаться там дольше не позволяли приличия, кроме того, было очень холодно, да и послеобеденная служба в церкви должна была начаться через час.
— Вы же знаете, что наш Мэк всегда был особенным. Он и рос не таким, как другие. Он для меня до сих пор загадка. Я уверен, что он вынашивает какой-то план, о котором никто не подозревает, разве что дядя Алек. Мы все становимся чудаками, когда влюбляемся, а наш Дон Кихот наверняка отличится чем-нибудь особенным. Будьте готовы поддержать его, что бы он ни придумал. Так же, как он когда-то поддержал нас.
— Конечно. Если Роза когда-нибудь решится заговорить с вами о своих чувствах, передайте ей, что я буду приглядывать за ее Мэком, а она пусть позаботится о моем Арчи.
Необычное проявление нежности со стороны столь сдержанной Фиби естественным образом перевело беседу на более личные темы. Арчи принялся строить воздушные замки с таким увлечением, что они прошли мимо земного жилища Фиби, не заметив этого.
— Хотите войти? — спросила Фиби, когда они вернулись к ее порогу. Он скромно выпустил ее руку, потому что когда она позвонила в дверь, из окон сразу высунулись любопытные соседи.
— Нет, благодарю вас. После обеда я вернусь в церковь. Я должен завтра уехать рано утром, поэтому, чтобы не терять драгоценного времени, прошу позволения снова проводить вас сегодня вечером домой, — раскланивался Арчи, вполне уверенный в согласии.
— Хорошо, — и Фиби исчезла, нехотя затворяя дверь, как будто ей приходилось запираться от целого потока любви и счастья, переполняющего сердце ее возлюбленного.
Молодой человек весело шагал вдоль улицы, напевая себе под нос старинную песенку:
Пусть чистая песня летит к небесам,
Пусть дарит им благословенье.
Оттуда все блага спускаются к нам,
И радость, и свет вдохновенья.
Пусть ангелы вместе с сынами Земли
Возносят Творцу песнь великой любви.
В этот день мисс Мур пела в церкви как никогда, она поразила своих слушателей небесной высотой исполнения «Inflammatus»[45] в оратории.
