Душный, сухой мрак плотно обступил Митю со всех сторон. Он долго стоял сгорбившись, не решаясь пошевелиться, пока не различил овальную дыру, из которой струился слабый свет. Он уже нащупал в кармане короткий скользковатый огарок свечи, спичечный коробок, когда совсем близко раздались голоса и грохот шагов.
Потом стало тихо. И в тишине послышались какие-то свистящие неумолчные шорохи. Он понял, что это шепчутся сквознячки. Пламя свечи подтвердило его догадку: золотая капелька пламени на черном стерженьке фитиля зябко покачивалась, готовая в любой момент скатиться с огарка. Но сквознячки были очень слабы, они не могли ни задуть свечу, ни расшевелить застоявшийся горьковато-теплый и едкий воздух.
Мите представлялось, что находится он в глухой пещере, из которой и выхода другого нет, кроме этой узкой щели, или в кратере потухшего вулкана, и тяжелый воздух, который ест глаза, — это дыхание земли, проникающее сюда из невероятно далеких глубин. И, хотя это была не пещера и не кратер вулкана, а всего-навсего тесная и темная с невысоким полукруглым сводом паровозная топка, или, как ее называют производственники, огневая коробка, для Мити здесь заключалось не меньше загадок и тайн, чем в любой пещере или кратере вулкана.
С горящей свечой в руке он осторожно ступал по необычному полу из чугунных балок — колосников, перемежавшихся длинными черными щелями. Он двигался вдоль теплой металлической стены, трогая пальцами ее шероховатую поверхность, нащупывая выпуклые и шершавые лепешки заклепок, обожженные сизые головки анкерных болтов и стараясь ничего не упустить из виду.
Чтобы увидеть больше, он поднимал над головой свечу, и тогда на противоположной стене появлялась большая и немного сутулая, словно прижатая невысоким сводом, тень, повторявшая все его движения.
Свет упал на стенку, похожую на пчелиные соты, всю в черных круглых отверстиях. Огневая решетка. Когда в топке бушует пламя, горячие газы устремляются в эти отверстия, проходят по трубам, дарят им свое тепло, и в котле бурлит, неистовствует вода, которой суждено стать паром. Огонек свечи имел те же повадки, что и большой огонь: оказавшись возле решетки, он заволновался сильнее и потянулся к ближайшему отверстию. Заслонив его рукой, Митя смотрел, смотрел вокруг. Лицо у него было сосредоточенное и настороженное. Такое выражение, наверное, бывает у людей, перед которыми открываются интереснейшие тайны. Как похоже и как не похоже все это на то, что было в книге!
«Ничего, Тонечка Василевская, — думал он, — скоро вам не придется похваляться своей ученостью. Конечно, можно было с первого дня отбить охоту прокатываться на мой счет, но мы другим путем доконаем вашу просвещенную милость. Правда, вы и так уж что-то посмирнели, то ли весь яд на меня извели, то ли жало об мою кожу затупили. А скоро-скоро вовсе заскучаете…»
Вверху раздался стук. Кто-то поднялся на паровоз, крикнул:
— Девушка! А, девушка! Будьте любезны, отцепите шнур. Вон, за домкратом. Благодарю…
По железному полу паровозной будки загремели шаги. Митя задул свечу и прижался к стене.
Вдруг в топке вспыхнул ослепительный свет. Электрическая лампочка в проволочной сетке, напоминающей намордник, спустилась в топку и повисла на черном резиновом шланге. Следом за лампочкой в овальной дыре показался сначала один, затем другой сапог с черными вафельными подошвами. Кряхтя и приговаривая что-то, в топку лез человек. Он с трудом просовывал свое туловище; грубый, как у пожарников, брезентовый комбинезон шумел, точно жестяной.
Человек чертыхнулся и, сделав последнее усилие, спустился в топку. Он поправил сбитую на затылок шапку, поднял лампу и осмотрелся.
— Кто здесь? — чересчур громко спросил человек.
— Я, — неуверенно сказал Митя, ожидая выговора за самовольные действия.
— Это еще ничего мне не говорит, — строго и вместе с тем насмешливо проговорил человек.
Он поднял лампу так, что сетка-намордник стукнулась о потолок, и увидел перед собой длинного, плечистого паренька в ватной телогрейке и сапогах. Ему показалось на миг, что он уже когда-то видел это юношески худощавое смуглое лицо с крутым лбом, черными бровями, сросшимися на переносье, и темным пушком над верхней губой. Но, удивленный неожиданной встречей, он не стал рыться в памяти.
— Позвольте узнать, молодой человек, чем вы занимаетесь здесь?
— Учусь.
— Забавно. Чему же вы учитесь в топке?
Митя узнал человека и, понимая, что ему ничего не грозит, успокоился.
— Паровоз лучше всего изучать на паровозе.
— Вот как! — Человек пристально разглядывал Митю, — Очень желал бы знать, с кем имею удовольствие беседовать.
— Удовольствие-то, видать, небольшое, товарищ инженер, — усмехнулся Митя. — На слесаря я учусь…
— Стало быть, моя личность вам знакома?
— А как же, товарищ Пчелкин. Еще с прошлого года.
— Вы меня окончательно заинтриговали, молодой человек.
— На экскурсии я был. Да и отец про вас рассказывал…
Митя уже привык к яркому свету и мог хорошо рассмотреть своего собеседника. Выражение пристального и немного недоверчивого внимания сменилось радостным удивлением на длинном, с резкими чертами лице инженера.
— Позвольте, позвольте! — Он шагнул к Мите: — «Разрезанная курица»? Да? Как же, помню. Черепанова сын? — И Пчелкин обнял Митю, легонько стукнув его лампой по лопатке.
— Одного только я не пойму, — сказал Митя: — вы ведь были на широкой колее?
— Совершенно справедливо. А теперь, как видишь, на узкой. Второй месяц, как переведен сюда.
— И что, интересно вам? — живо спросил Митя.
— Здесь труднее, значит, интереснее. Если не можешь быть на передовой позиции, нужно хотя бы туда, где потрудней. Согласен? Поэтому я не возражал. Стало быть, экскурсия не прошла бесследно? Рад, весьма рад. Ну, знаешь, напугал ты меня: сколько ни лазил в топки, никогда никого не встречал… Позволь, а школу ты разве уже кончил?
Митя сказал.
— Что ж, вполне разумно. По отцовской дорожке, значит? Так, так. Приятно. Тимофей Иванович, помню, мечтал об этом. Очень похвально. А мы с твоим батькой не только работали вместе, но и дружили. Да-а. И надо было ему на тот бронепоезд…
— Он тоже старался туда, где потрудней…
Инженер посмотрел на него открытым взглядом.
— Верно. Он был именно такой. Послушай, Черепанов, а ты заметил, что смена уже кончилась?
— Заметил, Георгий Сергеич. Я ее отработал. А тут я… как бы сказать… сверхурочно.
— У тебя отличная память. Все-таки я не совсем еще уяснил, какую задачу ты здесь поставил перед собой.
Митя объяснил, что в дни, свободные от школы, он «ввел» самостоятельные занятия на паровозе, которые должны ускорить его обучение.
— Толково. Весьма толково, — одобрил Пчелкин. — Нравится слесарить?
— На паровоз поскорей бы, — признался Митя, пряча в карман огарок.
Инженер развел руками, длинные тени метнулись по стенам.
— Что ж, взгляд не очень оригинальный. Знавал я одного субъекта — между прочим, работать начинал в твои годы, — ни за что в слесаря не хотел, хоть режь его. Подавай ему сразу паровоз, и непременно самой последней конструкции. И, представь себе, устроился каким-то хитрым образом. Но что бы ты думал, случилось дальше? А то, что должно было случиться. Не учёл наш субъект, что чудес не бывает, и провалился. Еще с каким треском провалился!..
Митя беспокойно взглянул на Пчелкина, но опасения его не подтвердились — инженер явно не знал о потопе. Тогда у него возникла догадка: субъект, о котором рассказывал Пчелкин, не кто иной, как он сам.
— Так вы тоже проваливались? — с радостным простодушием воскликнул Митя.
Пчелкин так рассмеялся, что металлическая коробка топки загудела.
— Странное заключение! Впрочем, это неважно. А кто, позволь узнать, проваливался помимо моего знакомого?
— С одним товарищем моим было. — Митя поспешно отвел в сторону глаза.
— Ну, и как он? Сделал выводы? Уразумел что-нибудь?
— Как будто уразумел, — хитровато сощурился Митя и спросил, как дальше сложилась судьба того субъекта.
— А дальше все пошло нормально. Послесарил, потом кочегаром ездил, помощником, права управления получил, стал командиром паровоза — машинистом…
— Теперь уж он, наверное, инженер?
— Ты угадал, — немного приподнято отозвался Пчелкин, пряча улыбку. — Должен тебе сказать, Черепанов, это путешествие в топку придумано замечательно. Книги книгами, но необходимо подышать этим воздухом, — он поднял голову и, смешно поморщившись, звучно потянул носом, — необходимо увидеть все своими глазами, пощупать пальцами, — он протянул руку и, точно слепой, потрогал стенку топки. — Горе тому инженеру, который не умеет управлять паровозом за машиниста, топить за помощника, отремонтировать любую паровозную деталь за слесаря. Рабочие люди в момент раскусят такого специалиста в кавычках и попросту засмеют… — Пчелкин на секунду умолк и тут же всполошился: — Ты не находишь, что мы с тобой заболтались? А ну-ка, держи чертеж, — и достал из огромного накладного кармана сложенный прямоугольником синий лист бумаги, весь в белом кружеве линий.
