Всюду в городе были расклеены объявления о том, что советские законы «отменяются», союзы и собрания «упраздняются», рабочие клубы «закрываются».
Злобный приказ мы прочитали на телеграфном столбе главной улицы, которая теперь опять называлась «Николаевский проспект».
Приказ мы читали вслух:
- «За последние дни в городе и его районах произошли волнения рабочих. Чья-то преступная рука вывесила на заводской трубе красный флаг. Предупреждаю: во избежание пролития лишней крови категорически запрещаю подобные действия. Мною отдан приказ расстреливать всякие сборища.
Напоминаю жителям, что времена совдепии прошли и их пора забыть. Всякое недовольство будет подавлено безжалостной рукой.
Комендант есаул фон Графф».
- Знаешь, кто это фон Графф? Сын хозяина шахты с Пастуховки. - И Васька, сложив кукиш, ткнул им в объявление с такой злостью, что прорвал ногтем слово «Графф».
- Ты куда дулю тычешь? - услышали мы позади себя грозный окрик. Городовой Загребай, одетый в новый белый мундир, стоял, заложив руки за спину, точь-в-точь как при царе. - Куда дулю тычешь, спрашиваю?
- Я не тычу, а вот этому мальчику объясняю, он неграмотный, проговорил Васька и указал на меня.
Загребай поднял волосатый кулак, такой огромный, что закрыл им все лицо Васьки от лба до подбородка.
- Смотри мне! - И городовой пошел вдоль улицы, важный и напыщенный, как индюк.
У Васьки в глазах промелькнул озорной огонек. Порывшись за пазухой, он вынул прокламацию с царем, помазал обратную сторону клеем из баночки и побежал догонять городового. Подкравшись сзади, он приложил руку к спине Загребая. Тот сердито обернулся, а Васька спросил жалобным голосом:
- Дяденька, а правда, что господин Деникин до нас приедет?
Лицо городового расплылось в улыбке. Толстый, вишневого цвета нос стал еще краснее.
- Царь Антон? - Городовой погладил рыжий ус. - Приедет. Обязательно приедет. Присягать ему будем-с... Молебен будем служить на верность царю и отечеству.
- А я боялся, что не приедет, - притворился непонятливым Васька.
Городовой хмыкнул в усы:
- Лошадь тоже думала, да ошиблась. Понял, шмендрик? - И он, довольный шуткой, зашагал дальше.
Я глянул вслед городовому и обмер: на спине Загребая белела приклеенная наискось Васькина прокламация.
Мы спрятались за угол и следили за городовым. Тот шагал по улице с листовкой на спине. У Васьки счастливо сверкали глаза.
Не зря ходили слухи: Деникин в город приехал.
За день до того я видел в руках одного торговца белогвардейскую газету, где было напечатано крупными буквами:
ТОРЖЕСТВЕННАЯ ВСТРЕЧА ПОБЕДИТЕЛЕЙ
Пока торговец рассматривал первую страницу, я прочитал на обороте:
«Торжественный обед, которым городское купечество будет чествовать великого освободителя России, главнокомандующего генерала Деникина и его английских и французских гостей, будет обставлен роскошно. Распорядителями обеда измышляются особые блюда и соусы. Из глыб льда заказаны фигуры медведя и льва, в лапах которых будет помещено по пудовой чаше с зернистой икрой».
Торговцу на нос села муха, и он опустил газету. Долго мне пришлось ждать, когда он снова расправит газету, и тут я дочитал:
«Наш корреспондент узнал конфиденциальные подробности. Вот каким будет меню торжественного обеда:
Уха из стерлядей с налимовыми печенками.
Новотроицкие расстегаи.
Котлеты из барашка, соус америкэн.
Дупели в волованах, соус перигюль.
Пунш розе.
Жаркое: фазаны и молодые индейки.
Спаржа, два соуса».
Я читал про соусы и котлеты, а в животе кишки марш играли. Вот она, вернулась буржуйская власть, теперь хлебушка не жди! Васька говорил: «Буржуй за грош удавится. Хлеб в ставке утопит, а бедному не даст». Так оно и вышло...
В день прибытия генерала Деникина Васька с самого утра куда-то исчез. Где я ни искал его, не мог найти. Потам он появился. Я сразу догадался, что Васька бегал куда-то далеко, от него пахло степью, лицо было запыленное.
Васька молча похлебал холодного супа и снова стал собираться.
- Вась, ты далеко? - осторожно спросил я.
- Со мной не ходи, - ответил он хмуро.
- Почему?
- Мне надо одно дело сделать. В меня могут стрелять.
- Ну и что? Я не боюсь. Нехай в меня стреляют...
- Убить могут. Этим шутить нельзя, - сказал Васька.
Вот как: дружили-дружили, а получается, что Васька не доверяет мне.
- Возьми, Вась, что тебе, жалко?
- Ты должен понять, что это не игрушка. А я обязан бороться, понимаешь?
- А я?
- Ну ладно, идем. Только ты в сторонке будь. Если тебя убьют, что я отцу скажу?
- Не убьют, Вась...
Деникин приехал в полдень. Расфранченные буржуи высыпали на главную улицу. В церкви звонили колокола.
Сначала, цокая копытами, прорысила белогвардейская конница. По ветру развевался красно-сине-белый флаг. Мелькали желтые, синие башлыки, серые кубанки с кокардами, волосатые бурки, шашки в блестящих ножнах.
Барыни визжали на мостовой:
- Ура добровольцам!
- Слава богу, кончилась коммуния!
За кавалерией, громыхая колесами, катили пушки, запряженные шестерками вороных коней. За ними опять кавалерия, и, наконец, появился открытый автомобиль, где среди военных генералов сидел румянощекий, с белой бородкой Деникин. Я его сразу узнал, потому что видел раньше на карикатурах, где его изображали карликом с кинжалом в зубах и выпученными глазами, хотя, в общем, похоже.
По обеим сторонам от Деникина сидели нерусские военачальники. На одном была такая красивая форма, что глаз не оторвешь: на голове красный, с золотым позументом картуз, похожий на черпак, на плечах - золотые шнуры, а на груди - сверкающие звезды.
Второй, что сидел справа от Деникина, был в военном френче с накладными квадратными карманами и портупеей справа налево. Его военная фуражка тоже не была похожа на русскую. У него виднелись чудные маленькие усики, как будто мазнул под носом сажей...
В автомобиле сидели еще трое в черных горшках вместо шапок. Если бы их было не трое, а один, можно было бы подумать, что это Петя забрался в автомобиль и делает представление.
Позже я узнал, что это были французы и англичане, а среди них в черном горшке хозяин завода Юз. Он разозлился на рабочих за то, что отобрали у него завод, и грозился всех выпороть на площади.
Деникинский автомобиль свернул с главной улицы на Пожарную площадь, где должно было состояться «благодарственное господу богу молебствие». Мы с Васькой поспешили туда.
Проникнуть на площадь было нельзя: ее оцепили верховые с шашками наголо.
Тогда мы пробрались в один из дворов и по водосточной трубе взобрались на крышу двухэтажного дома, выходящего фасадом на Пожарную площадь. Мы спрятались за кирпичной трубой. Отсюда была видна вся площадь от края до края.
Автомобиль Деникина остановился неподалеку от бывшего памятника царю. Там сколотили трибуну, и на нее взошли Деникин и его французы.
Смешно было глядеть, как деникинские солдаты, сняв шашки, опустились на колени и стали молиться богу: крестились, кланялись лбами в землю. Поп Иоанн обмакивал в таз волосяную кисть и брызгал святой водой на солдат.
После молебна открылся митинг. Выступал какой-то толстый человечек. Он потрясал в воздухе белой, как булочка, рукой и что-то выкрикивал.
Васька порывисто схватил меня за плечо:
- Гляди, это же тот самый меньшевик Ангел Петрович: помнишь, на маевке был в Дурной балке?
Да, это был именно он. Только зимой на нем была шуба с меховым воротником до живота, а сейчас - черный костюм.
- От имени гражданских учреждений счастлив приветствовать вас, долгожданных гостей наших! Терзаемые внутренней смутой, мы с восхищением следим за успехами ваших доблестных войск.
- Проклятый архангел, смотри, как распинается, - с обидой сказал Васька.
- ...Теперь мы ждем поддержки вашей в борьбе с безумным врагом, попирающим свободу, право, честь и жизни красоту. Добро пожаловать, дорогие союзники! - закончил меньшевик и, повернувшись к англичанам и французам, низко поклонился им.
На площади кричали «ура», казаки потрясали пиками.
- Эх, жалко! - сказал Васька и ударил кулаком по коленке.
- Ты чего?
- Жалко, бомбы нема...
После меньшевика выступил француз в золотой шапке. Он что-то лопотал по-своему - ничего не понять. После него офицер, стоявший рядом с Деникой, стал читать по бумажке. Я догадался, что он объяснял, что говорил француз.
- Вы можете, господа, рассчитывать на помощь великой Англии, свободной Франции и могущественной Америки. Мы с вами, мы за вас. Я твердо верю, что скоро на башнях русского Кремля красный флаг будет заменен славным трехцветным знаменем великой, единой, неделимой России.
