моим положением.
— Ты уже сдал на бакалавра? — спрашивает он.
— Готовлюсь сдать первую часть в этом году.
— Я рад за тебя, — говорит Жожо. В глазах его загорается огонь, и он повторяет: — Я рад за тебя, Хассам!
Весь день я хожу под впечатлением от этой встречи.
К моей радости от свидания с другом детства примешивается удивление, как это Жорж Рок — сын мосье Жюстина Рока, который не ходил босиком в начальную школу, жил в одном из красивейших домов Петибурга, у родителей которого была машина и прислуга, — как этот Жорж Рок вдруг оказался на Аллее Дидье в качестве садовника или, вернее, боя, ибо на Аллее Дидье садовником называют слугу на все руки.
Как будто старый Жожо умер и после смерти перевоплотился в другого человека.
Весь день воспоминания, разбереженные этой встречей, роились в моем мозгу.
У меня от них голова горела.
Пытаясь все осмыслить, я соображаю, что Жорж Рок — сын мастера петибургского завода, также сын мазель Грасьез — жницы с плантаций сахарного тростника. Он убежал от отца, в доме которого его мучили. И вот у матери, которая жила в деревне, его постигла судьба всех маленьких детей, чьи родители работали на плантациях.
Теперь я без труда представил себе, как он попал сюда.
Кроме одной подробности.
— Я работал в Павильо́не, — рассказал он, — ты знаешь, это поселок около завода Пуарье́. Так вот! Во время уборки тростника я был погонщиком мулов, а в поздний сезон — поденщиком. Там был управляющий, который, как и все управляющие, подделывал цифры и обсчитывал негров, выдавая им еще меньшее жалованье, чем им положили беке. Ну, благодаря моему знаменитому дядюшке Стефану я еще кое-что помнил из арифметики. Не будучи бараном, я заметил, что дело нечисто, и каждую субботу говорил ему потихоньку одно только слово: «Вор!» — и делал вид, что это не я.
Но в одно воскресенье я не выдержал.
Я крикнул перед собравшимися рабочими: «Чего вы ждете, почему вы не спалите этот проклятый тростник? Неужели вы не видите, что от него все несчастья негров?»
— Жожо, неужели ты так и сказал?
— Да, я так сказал, потому что сердце мое изнывало от ярости и тоски. Управляющий задержал мое жалованье и крикнул мне: «Эй ты! Если ты немедленно не заткнешься, я вызову жандармов!» Но меня уже нельзя было остановить. По пословице: «После «здравствуй» идет «что нового?» — управляющий вышел из конторы и направился ко мне. «Сейчас я тебе дам пинка в зад», — сказал он. Толпа выла от страха, но никто не решился его остановить. И вот! Я получаю удар башмаком под коленку. Нечего и говорить, что я не дал ему времени повторить свой номер на бис. Да, прежде чем успели вмешаться эконом и надсмотрщик, я уже влепил ему в морду несколько ударов. И тут же улетучился. Но он послал вдогонку за мной жандармов. Меня поймали. Я отсидел шесть месяцев в тюрьме здесь, в Фор-де-Франсе. После трех месяцев заключения меня стали водить вместе с другими арестованными работать в городском парке.
Когда срок мой кончился, я остался здесь, так как на всех плантациях, наверное, известны мои приметы. И вот мы и встретились.
Странная штука жизнь!
Мне нечего было ему рассказать. Моя жизнь была небогата событиями.
ПЕРЕЭКЗАМЕНОВКА
Я провалился на экзамене. И ничуть не удивился: я весь год не занимался. Понять не могу, почему предметы, которые я в другое время изучал бы с увлечением, опротивели мне, как только я узнал, что они входят в программу предстоящего экзамена.
Мать была в отчаянии.
Жожо и Кармен, купившие в складчину бутылку шампанского, чтобы отпраздновать мой успех, решили, что шампанское не должно пропадать: мы выпили его за мои будущие успехи.
Сразу же после этого я принялся за занятия. Я составил себе расписание — для каждого предмета я отвел соответствующее время. Я решил повторять все сначала. Целый день я занимался, а вечером прогуливался по Аллее, любуясь садами, вдыхая запах цветов, если только Кармен не приходил ко мне заниматься письмом или арифметикой.
Жожо открыл у меня своеобразный абонемент на чтение. С тех пор как он убежал из школы, признался Жожо, он не прочел ни строчки.
Как-то вечером, глядя на книги, доставшиеся мне по случаю, купленные или найденные, обернутые в бумагу и аккуратно расставленные по полкам, которые я смастерил из старых ящиков, Жожо сказал мне:
— Жозе, когда будет время, посмотри, пожалуйста, не найдется ли у тебя какой-нибудь старой книжки, которую ты мог бы мне одолжить. Я буду с ней аккуратно обращаться.
Я начал давать ему книги, которыми зачитывался сам, когда стал учиться в лицее. Удивительно, сколько Жожо успевал прочитать в немногие свободные часы.
СПОРЫ ПОСЛЕ КИНО
Будто не желая остаться у меня в долгу, Кармен и Жожо приглашали меня в кино по вторникам и четвергам. В самом большом кинотеатре Фор-де-Франса в эти дни давались сеансы по удешевленным ценам, и простой народ сбегался на демонстрацию первых звуковых фильмов, дошедших до Антильских островов.
Мы отправлялись пешком после ужина.
Скудно освещенный электрическим светом зал был всегда полон; там было душно и шумно. Паркет и лестница скрипели под ногами публики, которая до начала сеанса сновала взад и вперед, обменивалась шутками, хохотала, кричала, как будто каждый хотел перекричать всех.
Партер состоял из деревянных складных стульев, нанизанных на деревянную же ось. Здесь сидели молодые оборванцы, драчуны, крикуны; мужчины и женщины, обутые и разутые. Там усаживались и мы. Шумели и дурачились всегда одни и те же. Этот замечал сидящую отдельно женщину, подходил к ней и начинал нашептывать ей на ухо гадости; в
