шарфами, в федератках с алыми кокардами национальных гвардейцев, они своей бодростью и бесстрашием поддерживали мужество коммунаров. Их звали амазонками. Про них сложили песню:
Так изящны и столько в них склада,
Что любая годна для парада!
Это лучший во Франции полк,
Пусть возьмут это тьеровцы в толк!
Ну и храбры же наши девчонки!
Носят все, как одна, амазонки.
На версальцев, сплотясь в батальон,
Льют горячий свинцовый бульон!
Эту песню распевали в домах и на улицах, под звуки этой песни маршировали национальные гвардейцы. Амазонками гордился весь Париж.
Когда какая-то группа женщин, напуганная частой перестрелкой, расклеила по городу афиши, в которых призывала к примирению с Версалем, амазонки ответили:
«…Требовать примирения между свободой и деспотизмом, между народом и его палачами!
Нет! Не мира, а войны, — войны без пощады, — вот чего требуют парижские работницы!
Примирение было бы теперь равносильно измене, отречению от всех верований рабочего класса…
Париж не уступит, потому что знамя его есть знамя будущего.
Пробил решительный час… Да здравствуют рабочие! Долой палачей!
Больше действий, больше энергии!..
Парижские женщины докажут Франции и всему миру, что они также способны в минуту крайней опасности, наравне со своими братьями, проливать кровь на баррикадах, на укреплениях и у ворот Парижа… Парижские женщины решились дружно защищать Коммуну…
Да здравствует всемирная социальная республика! Да здравствует труд! Да здравствует Коммуна!
Члены ЦК Союза женщин: Лемель, Жакье, Лефевр, Лелю, Дмитриева».
— Молодцы амазонки, хорошо ответили! — говорили парижане.
— Долой нечисть!
Люди всюду срывали предательские афишки и топтали их ногами.
_____
В Лондоне Генеральный совет делал все возможное для поддержки Коммуны. Маркс и Энгельс напряженно следили за развитием событий во Франции. В апреле Маркс сделал доклад на заседании Генерального совета, в мае заслушали сообщение Энгельса. В разных странах были организованы выступления рабочих.
Маркс и Энгельс разослали сотни писем во все концы света в защиту Коммуны. Маркс работал над воззванием о Парижской коммуне.
«Какая гибкость, какая историческая инициатива, какая способность к самопожертвованию у этих парижан! После шестимесячного голода и разорения, вызванного гораздо более внутренней изменой, чем внешним врагом, они восстают под прусскими штыками, как будто бы враг не стоял еще у ворот Парижа! История не знает другого примера подобного героизма!» — писал Маркс.
Они остро переживали те промахи, которые допускала Коммуна. Почему коммунары не пошли сразу на Версаль, чтобы обезоружить правительство и не дать ему собраться с силами? Почему не конфискованы ценные бумаги и деньги?
«Труднее всего понять то благоговение, с каким Коммуна почтительно остановилась перед дверьми Французского банка», — писал Энгельс.
Маркс старался держать связь с деятелями Коммуны. Находил верных людей и передавал с ними устно и письменно свои советы, соображения. Он вел переписку с членами Интернационала Франкелем и Варленом.
«…Уже из нескольких строк Вашего последнего письма явствует, что Вы сделаете все возможное, чтобы разъяснить всем народам, всем рабочим, и в особенности немецким, что Парижская коммуна не имеет ничего общего со старой германской общиной. Этим Вы окажете, во всяком случае, большую услугу нашему делу», — писал Франкель.
Маркс просил прислать в Лондон для опубликования все бумаги, компрометирующие правительство Тьера. Он предостерегал коммунаров о сговоре между версальцами и немцами. Разоблачал предателей, пробравшихся в Коммуну.
— Это первое в истории правительство рабочего класса. Но у них еще нет твердого руководства. Наряду с влиянием рабочих есть и чуждое влияние, — с горечью говорил он Энгельсу. — Нам нужно больше работать, крепить Интернационал. Создавать во всех странах единую рабочую партию, которая могла бы руководить восстанием. Только так придет победа!
Гулкие, частые удары колоколов неслись над Парижем. Тревога, тревога! Все, кто может держать ружье, вперед на защиту Коммуны! Версальцы прорвались через ворота Сен-Клу. Враг вошел в Париж!
Отовсюду бежали люди. Проскакала конница генерала Домбровского. У казарм строились гвардейцы. Старики, женщины, дети таскали для баррикад бревна, доски, мешки с землей, волокли комоды, кровати, чугунные ограды, выворачивали камни из мостовой. Париж готовился к отчаянной схватке.
Баррикаду на площади Бланш защищает отряд женщин. Коммунарки приносят на баррикаду две пушки, ящики со снарядами. Наводчицы заряжают орудия. У узких амбразур между камнями и мешками с песком застыли женщины-стрелки.
После полудня на площади показались версальцы. Вот они приближаются к баррикаде.
— Огонь!
Одновременно из обеих пушек вырываются языки пламени. Передние ряды версальцев падают, в задних происходит замешательство. Офицер кричит, показывая рукой на баррикаду. Снова залп. Когда дым рассеивается, видно, что офицер лежит на земле, а солдаты бегут к домам, прячутся в подворотни.
Но вот на крыше дома версальцам удается установить митральезу. Ее огонь выводит из строя пушку на баррикаде. Наводчица убита. Много раненых.
Версальцы теперь смелее наступают на коммунарок. Вот уже совсем близко видны их синие куртки и красные штаны.
— Гражданки! Умрем, но не сдадимся! — Развернув красное знамя, Елизавета Дмитриева во весь рост становится на баррикаде.
— Да здравствует Коммуна! За мной!
Она бежит вперед. Ее длинные черные волосы развеваются по ветру. Пуля ранит Лизу в руку. Кровь струится по платью. Но она не выпускает знамя.
— Ура!
С ружьями наперевес женщины устремляются за Лизой.
Солдаты Тьера не ожидали такого натиска. Они обращаются в бегство.
На другой баррикаде с утра шел ожесточенный бой. Версальцев было втрое больше, и все же коммунары продолжали сдерживать натиск противника. К вечеру из тридцати защитников баррикады осталось восемь. Черные от пороха, изможденные, в лохмотьях коммунары едва стоят на ногах. Но они полны решимости драться. Коммуна или смерть!
Только что отбита атака версальцев. Это уже шестая за сегодняшний день. Правая часть баррикады разрушена. Тут же, под огнем противника, женщины и дети подвозят на тачках камни, мешки с песком. Ядром сбило красное знамя. Пятнадцатилетний подросток поднял знамя и, держа его в руках, встал на верху баррикады. Пронзенный пулей, он упал. Знамя подхватил другой подросток. В этот момент версальцы ворвались на баррикаду.
Мальчик успел сорвать с древка знамя и спрятать его на груди. Но как его спасти?
Версальцы окружили последних защитников баррикады. Коммунары поставлены к стенке. Сейчас раздадутся выстрелы — и все будет кончено.
«А как же знамя?» — думает мальчик.
— Разрешите мне пойти проститься с моей матерью, — говорит мальчик. — Она живет напротив. Я через пять минут возвращусь.
Офицер посмотрел на мальчугана. Хотя это коммунар, но он совсем еще ребенок, ему не больше двенадцати — тринадцати лет, столько, сколько его сыну.
