Матроскин все переживал:
— Мы сюда приехали, чтобы тихо на природе жить. А тут шумят сейчас больше, чем в городе. Если так дальше пойдет, нам снова придется в город переезжать. Летом в городе тише, наверное.
А Шарик ничего не переживал. Он со своим фоторужьем по всем интересным местам носился. Он все палатки обегал, все дачи, все коттеджи и пляжи и приносил целые горы фотографий. Особенно у него хорошо природа получалась, пейзажи русские.
Однажды Матроскин решил:
— Что это его фотографии просто так пропадают? Надо наладить выпуск поздравительных открыток или календарей.
И он стал эти открытки и календари в сельской школьной типографии печатать и в местном ларьке продавать.
Раньше в этом ларьке была сапожная мастерская. Потом она сгорела. Потом там «Пиво — воды» разместились. Они тоже сгорели. Потом, в самое бедное время, в нем сельсовет находился. И он, бедный, тоже сгорел. Потом в ларьке клуб был для молодежи. Вы будете смеяться, но и клуб сгорел.
И вот кот Матроскин взял в аренду эту горящую точку.
Качество его было не самое лучшее, но все люди открытки с удовольствием покупали.
Вместе с открытками Матроскин еще и сметану продавал, и молоко по утрам. Так что он был вполне преуспевающий новый сельский русский.
Шарик из фоторужья не мог людей фотографировать, они пугались. Поэтому он все больше природу запечатлевал.
Но иногда на его фотографиях и люди попадались. Одна фотография потрясла дядю Фёдора. Дядя Фёдор долго её рассматривал.
Это была фотография незнакомой девочки. Ну вылитая Барби! Хотя это была не Барби, а просто обыкновенная девочка Катя. Просто она приехала из Америки. Там её папа работал — родной брат профессора Сёмина.
Дядя Фёдор так долго смотрел на фотографию, что кот Матроскин забеспокоился. Он говорит Шарику:
— Дядя Фёдор, кажется, влюбился. Мы его можем потерять. Только этого нам не хватало.
Шарик говорит:
— Подумаешь, влюбился! Если бы он заболел, мы бы могли его в больнице потерять. А так ничего с ним не случится.
Матроскин не согласен:
— Много ты понимаешь! Как начнет он с этой девочкой дружить. Будет с ней гулять, цветочки подносить, на тракторе кататься, про нас и забудет.
— Ну и пусть они дружат, — говорит Шарик. — Настоящая дружба еще никому не мешала.
— Да? — кричит Матроскин. — А как эта дружба в любовь перейдет! А как они женятся лет через десять! А как у них дети пойдут! Много у него времени для дружбы с тобой останется?
Такой перспективы даже Шарик испугался. И загрустил.
Как раз в это время дядя Фёдор стал одеваться на прогулку. Матроскин подумал: «Если он будет сильно наряжаться, умываться, причесываться, значит, влюбился. Если оденется кое-как, во все старое, значит, все в порядке. Можно не беспокоиться».
Дядя Фёдор и умылся, и причесался, и новую матроску надел. Совсем выставочным ребенком сделался. Значит, дела — хуже некуда.
Он вывел из сарая тр-тр Митю, накормил его вчерашним молочным супом и сегодняшним творогом и завел.
Матроскин подошел к дяде Фёдору и спрашивает:
— Далеко ли ты, дядя Фёдор, собрался?
Дядя Фёдор сказал первое, что в голову пришло:
— Рыбу ловить.
— Китов, что ли?
— Почему китов? Пескарей, плотву всякую, — говорит дядя Фёдор.
— Ага, понятно, — говорит Матроскин. — Пескарь сейчас такой пошел — его без трактора из речки не вытащишь. Я, дядя Фёдор, с тобой пойду.
— Поехали, — согласился дядя Фёдор. — Сначала без удочек. Места на речке разведаем.
Тр-тр Митя радостно затарахтел и выехал на главную деревенскую улицу.
Простоквашино было не узнать. Нарядные колхозники в ярких кепочках работали в поле, пропалывая картошку. Трактористы сидели за рулями своих тракторов в костюмах с галстуками. Одним словом, не деревня, а курорт Анталия или Золотые Пески.
Дядя Фёдор подъехал к дому профессора Сёмина. Остановился и стал чинить тр-тр Митю. Стал колеса ему накачивать.
Чинит дядя Фёдор Митю, а сам на дом профессора посматривает — не появится ли оттуда девочка с Шариковой фотографии.
Надо сказать, что дом профессора Сёмина сильно изменился в лучшую сторону. От былой захудалости и следа не осталось. Появились всякие новомодные пристройки с большими балконами. Навесы для машин, полянки с тюльпанами. И все такое новое, как вымытое.
Смотрит дядя Фёдор, а эта девочка с фотографии давно уже рядом стоит. В шортиках, в жилетке с карманами, в сапожках на босу ногу и гаечным ключом десять на двенадцать в руках.
Она спрашивает:
— Мальчик, мальчик, а какой марки у вас трактор?
— Марки только на почте бывают, — отвечает вместо дяди Фёдора кот Матроскин. — У тракторов — фирмы.
— Какой он у вас фирмы? — спрашивает девочка.
— Же-Зе-Те-И, — отвечает дядя Фёдор.
Девочка удивилась:
— Я о такой фирме не слышала.
— Это не совсем фирма, — объясняет дядя Фёдор. — Это завод такой — «Железо-Тракторных Изделий».
— А модель какая? — спрашивает девочка.
— А модель особая, «Митя» называется. «Тр-тр Митя». «Тр-тр» — это трактор. А «Митя» — значит «Модель Инженера Тяпкина». Тяпкин — это изобретатель такой всемирный.
— Я такого инженера не знаю, — говорит девочка. — Я знаю, что были Форд, Крайслер, Порш, а о всемирном Тяпкине я не слышала.
Она осмотрела тр-тр Митю и спросила:
— А сколько у вашего трактора лошадиных сил?
Дядя Фёдор не знал.
Оказалось, она не простая девочка. Она очень сильно автомобилями интересовалась. Она все марки и модели машин знала. Она о них стала дяде Фёдору рассказывать.
Она объяснила, что силу трактора лошадьми измеряют. Сколько лошадей он сможет перетянуть, столько у него лошадиных сил имеется.
Она так интересно рассказывала, что даже
