Вот и все, дальше бежать было некуда.
Позади остался весь Мурленбург, позади остался бетонный забор, в дыру в котором он только что пролез, — а впереди был только грохочущий мимо заброшенной старой платформы поезд.
Вагон за вагоном, вагон за вагоном скорый мчался из Мурленбурга в Шек, и в одном из этих вагонов ехала госпожа Доррис, на чем свет стоит ругая своего полоумного племянника…
Вот так и выглядит Край Света.
Финиш.
Конец.
Предел.
Он не может вернуться в школу — он больше не числится там. И Домашним Ребенком ему теперь никогда не быть. Даже Рон от него отказался, и вряд ли у него хватит мужества вернуться в Запределье, у него не осталось никого и ничего, он сам загнал себя в тупик, из которого нет выхода!!!
Кроме одного…
Крепко прижимая к груди полиэтиленовый пакет, двигаясь медленно, как под черной глухой водой, Мильн шагнул вперед, навстречу грохочущему мельканию вагонов.
Это так просто, правда?
Нужно только сделать еще два шага вперед… А потом еще один — самый последний…
Наверное, это будет быстро и не очень больно, наверное, это будет ничуть не страшнее, чем переступить порог мурленбургского приюта…
НЕТ!!! В ПРИЮТ ОН БОЛЬШЕ НЕ ВЕРНЕТСЯ, НИ ЗА ЧТО, НИКОГДА!!!
Уж лучше…
Двигаясь завороженно-обреченно, как литт, идущий на голос волшебной трубы, Мильн сделал еще один шаг… На миг ужаснулся тому, что творит, и все-таки шагнул снова… Хотел было остановиться — но вдруг понял, что уже не может, словно сквозь адский грохот колес его и впрямь зовет труба принца эльфов!
Нет!!.
Мильн зажмурил глаза…
— ХЕЙ, А НУ, ПРИТОРМОЗИ!
Этот голос грянул за его спиной сквозь колесный гром, и тут же за плечо его схватила сильная рука, а когда Мильн с полузадушенным писком машинально рванулся вперед, к размазанному скоростью боку вагона, вторая рука ухватила его подмышку. Его подняли в воздух, крутнули, прижав спиной к чьей-то груди, и мгновенье спустя он уже стоял довольно далеко от края платформы, а промчавшийся мимо поезд подмигнул ему огоньками последнего вагона…
— Пустите! — вырываясь, заорал Мильн. — Пустите, пустите, пусти…
Его поставили на ноги, он отскочил от схватившего его человека, продолжая прижимать к груди пакет, и так резко развернулся, что чуть не упал.
— Что, команчи вышли на тропу войны?
Сперва на Мильна свалился этот неожиданный вопрос, а потом, подняв глаза, Джон увидел копну солнечных волос, россыпь веснушек на переносице и темную разбойничью щетину на подбородке…
Рыжеволосый парень почесал эту щетину и ухмыльнулся.
— У тебя такой видок, будто ты только что вырвался с горящего ранчо! — объяснил он. — Надеюсь, в спине у тебя не засела парочка-другая стрел?
— Что?! — Джон пробежал взглядом по черному свитеру возвышавшегося над ним человека, по его затрепанным черным джинсам, по висящей на боку незнакомца гитаре. — Н-нет…
— Тогда все в порядке! — рыжеволосый вытащил из кармана сигаретную пачку, сунул в рот сигарету, скользнул по Мильну взглядом и спросил:
— Как тебя зовут, незнакомец?
— Дж… — начал было Мильн, но запнулся.
Поезд давно уже исчез за поворотом, но платформа продолжала мелко трястись (или это дрожали его колени?), и сердце Мильна грохотало громче вагонных колес, а в голове царил полный кавардак…
— Как-как? — переспросил парень, щелкая зажигалкой.
— ДЭВИ!!! — выкрикнул Мильн, вздернув подбородок над краем прижатого к груди пакета.
То был не простой ответ на самый обычный вопрос — то был воинственный клич перед смертельной схваткой, или вызов на поединок, или вопль перед прыжком в водопад!
— А я — Эрик Снайгерс, — спокойно кивнул парень. — А как называется ваш милый городок?
— Мурленбург…
Вот этот самый простой ответ на самый обычный вопрос почему-то заставил Эрика громко захохотать. Он чуть не подавился сигаретой, выплюнул ее и так стукнул себя кулаком по бедру, что гитара у него на боку отозвалась обиженным звоном.
— Ну, здорово! — сквозь смех проговорил он. — Вот везенье! Просто одно к одному… Похоже, этим летом наверху меня здорово невзлюбили!
Он дернул плечом, вскинув повыше рюкзак за спиной, снова поскреб щетинистый подбородок пальцами с содранными костяшками и махнул рукой.
— Ладно, если хуже уже нельзя, значит, должно стать лучше! — философски заметил он. — Придется подождать следующего дилижанса, ничего не поделаешь… — заглянув в сигаретную пачку, он сунул ее в карман и, полуобернувшись, бросил через плечо: — Кстати, Дэви, можешь придумать рифму к слову «подожди»?
«Дэви»!
Мильн покраснел, побледнел, облизнул губы, но не нашелся, что ответить…
А Эрик, похоже, и не ждал ответа. Он повернулся и пошел к ступенькам платформы по растрескавшемуся бетону, из которого торчала желтая трава.
Несколько мгновений Мильн стоял в обнимку со своим пакетом, молча глядя ему вслед. В тусклом свете пасмурного утра шевелюра Эрика полыхала, как копна осенних желто-рыжих листьев, и он сильно прихрамывал на правую ногу…
Мильн судорожно вздохнул и пошел следом, сперва — медленно, а потом — торопливой рысцой.
* * *
— …Подожди, подожди,
там, в горах, идут дожди,
заливают скалы,
горы, перевалы!
Подожди, подожди,
лес остался позади —
темный и молчащий,
с непролазной чащей.
Подожди, подожди,
город будет впереди —
утренний, росистый,
вымытый и чистый.
Подожди, подожди,
скоро будем выходить,
но спешить не надо, —
здесь ни мух, ни града!
Подожди, давай запишем все это, жаль будет, если такие рифмы пропадут для потомства! Подержи-ка гитару, Дэви…
«Дэви»!
Мильн глупо заулыбался, заерзал на куртке Эрика, расстеленной на верхней ступеньке платформы, и обеими руками осторожно принял гитару. Он погладил пальцем ее гладкий коричневый бок и стал читать выжженные на гитаре названия городов: Кет… Кет-Бихау… Шутанна… Палангут… Кассиз… Шек… Сэтерленд! Тэннисоль!!! Джамбл!!!
— Это где мы с ней побывали, — объяснил Эрик — строча в пристроенном на колене блокноте, он ухитрялся видеть, чем занимается Джон. — Памятка для грядущего склероза.
— И в Тэннисоле вы тоже были? — восхищенно выдохнул Мильн.
— И в нем.
— И в Джамбле?
— Угу.
Джон долго ерзал, прежде чем задать следующий вопрос:
— А это правда, что в Джамбле прямо по пляжам бегают крабы?
Эрик поднял глаза от блокнота, и Мильн испуганно съежился, почти коснувшись щекой гитары. Взъерошив свои и без того лохматые волосы, Эрик посмотрел мимо его плеча туда, где светились самые дальние железнодорожные светофоры за еле видным отсюда мурленбургским вокзалом.
— Да, в Джамбле по пляжам и вправду бегают целые полчища крабов… А над улицами там летает больше чаек, чем голубей… Даже с самых дальних окраин там слышны гудки маяков, а мостовые сложены из пресованных ракушек. В конце июля все жители Джамбла ловят креветок, а в августе…
Эрик перевел взгляд с семафоров на Мильна и слегка прищурился.
— А в августе на тамошние пляжи выбираются по ночам из моря сотни тридакн… Ты знаешь, что такое тридакна, Дэви?
«Дэви»!
Мильн расплылся в улыбке и быстро закивал — знает ли он, что такое тридакна? Охэй, еще бы!
— Эти гигантские ракушки очень любят понежить свой жемчуг в лунном свете — тогда он быстрее растет, — продолжал Эрик. — Они распахивают створки навстречу луне, и горе несчастному, который случайно наступит на раскрытую тридакну! Ракушка тотчас захлопывает створки и уволакивает беднягу в морскую пучину. Говорят, в порту у десятого пирса скопилось под водой сотни две скелетов таких бедолаг. Правда, это все скелеты приезжих, потому что жители Джамбла с пеленок знают, что надо делать, когда тебя хватает тридакна…
— Я тоже знаю — надо сказать Усыпляющее Заклинание!
Эти слова вырвались у Мильна сами собой, и он тут же в ужасе прикусил язык, но было уже поздно!
Положив подбородок на сжатые кулаки, Эрик с интересом посмотрел на него и переспросил:
— Какое заклинание?
Мильн багрово покраснел и пригнулся, мечтая сделаться таким маленьким, чтобы можно было юркнуть в гитарную дырку и затаиться внутри!
Но Эрик терпеливо ждал ответа, и когда молчание стало совсем уж невыносимым, Джон пробормотал, не поднимая глаз:
— Такое заклинание: «Не злись — не бойся — засни — откройся…»
— Ха! Здорово! Ну-ка, повтори еще разок! Может, пригодится, если я снова попаду в Джамбл!..А теперь давай-ка споем нашу «Дорожную» сначала — вдруг по ходу дела всплывет еще какая-нибудь рифма? Давай сюда гитару, Дэви… Ну, поехали!
