Анна Овчинникова - Сламона

— Что?!

Госпожа Доррис как раз размышляла, стоит ли брать такси: в нижнем городе такси попадались на каждом углу, но ведь и до вокзала было уже недалеко… Дикая реплика племянника сразу отвлекла ее от этих мыслей.

Нет, пора было унять необузданную фантазию филологического вундеркинда! Мало того, что Джон время от времени начинал нести ахинею про говорящие флюгера и про разгуливающих по городу каменных медведей — так теперь он еще пустился врать про свои приключения! В Шеке она первым делом отдаст мальчика в хорошую христианскую школу, где ему живо объяснят, что — хорошо, а что — дурно; в здешней школе его явно ничему подобному не учили, поощряя его разнузданное вранье. Но кое-какие элементарные истины госпожа Доррис решила объяснить племяннику немедленно, чтобы потом не пришлось краснеть за него перед знакомыми…

Замедлив шаги, она принялась объяснять Джону, какой это постыдный поступок — ложь.

— Если ты будешь продолжать лгать, Джон, у нас не получится настоящей семьи. В семье всё построено на доверии, а о каком доверии может идти речь, если один человек все время обманывает другого? Ты меня понимаешь?

К тому времени, как они вышли на центральную площадь, юный Мюнхгаузен успел целых три раза попросить прощения, но госпоже Доррис давно уже не нравилась та легкость, с какой Джон научился говорить: «Простите, я больше не буду!», и она решила заодно побеседовать с ним и на эту тему тоже…

Их беседа продолжалась до тех пор, пока госпожа Доррис не заметила, что ее племянник как-то странно ссутулится и прижимает руку к животу.

— В чем дело, Джон? — недовольно спросила госпожа Доррис. — У тебя что, болит живот?!

— Не…

— Ну так выпрямись, что ты горбишься, как обезьяна? Боже мой, что за ребенок!

Она сильно дернула Джона за руку, тот ойкнул, споткнулся, и вдруг из-под его джинсовой куртки выпал на асфальт туго набитый полиэтиленовый сверток.

Госпожа Доррис остановилась и уставилась на этот предмет.

— Эт-то еще что такое? Джон!

Мальчишка низко опустил голову, его уши засветились из-под модной прически «юный паж», как новогодние красные лампочки из-под мохнатых лап елки.

— Я больше не бу…

Нет, дорогой, больше этот номер у тебя не пройдет!

— Та-ак, — переводя взгляд с преступника на улику, медленно протянула госпожа Доррис. — Подними-ка это и дай мне… Живо!

Джон подобрал полиэтиленовый пакет и дрожащими руками протянул разгневанной тете, боясь даже на секунду поднять на нее глаза…

Госпожа Доррис взяла контрабандный сверток, заглянула внутрь — и… Боже мой, чего там только не было! И исписанные тетрадки, и какая-то жуткая акварельная мазня, и фломастерные рисунки, и даже камень с дыркой, нанизанный на веревочку!

— Что все это значит, Джон? — ужасным голосом спросила госпожа Доррис (мальчишка переступил с ноги на ногу и еще ниже опустил голову). — Я задала тебе вопрос! ЧТО ЭТО ТАКОЕ?!

Племянник застыл перед ней в оцепенелом молчании, и госпоже Доррис волей-неволей пришлось засунуть руку внутрь полиэтиленового пакета и достать одну из бумажек.

— «Портрет моих крестных», — вслух прочитала она надпись под рисунком. — Что-о-о?!

Сунула рисунок обратно в пакет и начала доставать бумажки одну за другой, громко читая накарябанные на них каракули и не обращая внимания на удивленные взгляды редких прохожих и на то, что Джон при каждой ее декламации вздрагивает, будто в него тычут ножом.

— «Карта Острова Русалок»… «Драконье го-ро-дище»… Что такое?! «Битва с кроккой»… «Заклинания Хер»… Что-о-о?! «Хер-ви»… «Шабаш на Горе Дьявола»… У меня просто нет слов!!! «Портрет моей мамы» — господи боже мой!!! Да ты совсем  рехнулся, похоже!!!  ДЖОН! В последний раз спрашиваю: ЧТО — ЭТО — ТАКОЕ?!

Она потрясла пакетом перед носом племянника, но с тем же успехом она могла бы задавать вопросы афишной тумбе — Джон даже не соизволил поднять головы, и госпожа Доррис с трудом удержалась, чтобы не огреть его по уху контрабандным пакетом.

Сделав несколько глубоких выдохов и вдохов, она все же овладела собой настолько, что смогла заговорить почти спокойным тоном. Слава богу, она точно знала, какие слова могли развязать язык несносному паршивцу!

— Очень хорошо, Джон, — громко сказала она. —   Раз ты даже не желаешь со мной разговаривать, думаю, самым правильным будет пойти и сдать обратно твой билет!

Как и ожидала госпожа Доррис, последняя фраза подействовала на Джона сильнее оплеухи. Он вздрогнул, вскинул на нее глаза и умоляюще выпалил:

— Теть Магда, я больше не буду!

— Это я уже слышала много раз! И теперь знаю, какова цена твоим обещаниям!

Джон затоптался, засопел, зашевелил губами, но больше не выдавил ни слова — так что в конце концов госпоже Доррис пришлось подхлестнуть его вопросом:

— Ты еще что-то хочешь мне сказать?

Паршивец топтался и сопел еще целую вечность, прежде чем наконец промямлил:

— Я… Это… Я так играл…

— Играл?! Вот этот кошмар ты называешь игрой?! — госпожа Доррис швырнула пакет племяннику — тот едва успел подхватить свое отвратительное сокровище.

— «Шабаш на Горе Дьявола» — да как только у тебя рука не отсохла, когда ты карябал эти слова! Не говоря уж о о том, чтобы изобразить родную мать с отвратительным зеленым хвостом… При всех ее недостатках… Это… Это!!. Где ты такого нахватался, господи боже?! И объясни мне, наконец, почему ты тащил эту гадость тайком, чуть ли не запихав ее в штаны?!

Джон быстро заморгал, сглотнул и снова уронил голову ниже плеч.

— Я больше не буду… — чуть слышно прошептал он — и по его прерывистому сопению госпожа Доррис поняла, что мальчишка готов разразиться большим ревом.

Только рева ей сейчас не хватало! А где потом прикажете приводить зареванное страшилище в порядок — в поездном туалете?! Ладно, негодяй, придется отложить серьезный разговор, но даже не надейся, что тебе все это сойдет с рук!

— Мне стыдно за тебя, Джон! — отчеканила госпожа Доррис. — Очень стыдно! Мы с тобой еще поговорим о твоем ужасном поведении — и обо всем остальном. А теперь выкинь эту гадость в урну, да побыстрей, поезд нас ждать не будет!

Госпожа Доррис не сомневалась, что при ее последних словах Джон подпрыгнет от восторга и со всех ног бросится выполнять приказание смилостивившейся тети — скорее, пока она не передумала его забирать!

Но она угадала лишь отчасти.

Джон и вправду бегом рванул к урне на углу, выкинул в нее пакет… Но вместо того, чтобы так же быстро вернуться, почему-то застыл рядом с урной, как чучело в безветренную погоду.

— Джон, что ты встал?! Немедленно иди сюда! Ты хочешь загнать меня в гроб, несносный ребенок?.

«Это не я, это Тройное Заклятье! Я должен ее слушаться, раз она сказала волшебное слово „сламона“! Я не могу не выполнить то, что она велит…»

Но Рон ничего не ответил на эти торопливые отчаяные объяснения. Он молча сунул руки в карманы, повернулся к Дэви спиной и медленно пошел прочь.

— Рон, куда ты?! Ты же мне обещал!..

Принц светлых эльфов даже не обернулся на этот умоляющий вскрик, и скоро его огненная шевелюра скрылась за углом дома.

— ДА ТЫ СОВСЕМ РАСПУСТИЛСЯ, ДЖОН!!

Вопль госпожи Доррис раздался прямо над головой Мильна, и тот с трудом удержался, чтобы не зажать уши руками.

— Это уже выходит за всякие рамки — я что же, должна бегать за тобой по всему городу?! И изволь смотреть мне в глаза, когда я с тобой разговариваю!

Согнутый палец подцепил его подбородок и резко вздернул его голову вверх.

— Так и будешь молчать?! Не выводи меня из терпения! Отвечай немедленно, Джон Доррис! ТЫ ЧТО, НЕМОЙ?!

Мильн шарахнулся назад, острый ноготь больно пробороздил его подбородок.

— Я НЕ ТВОЙ! — выкрикнул он в разгневанное лицо Черной Королевы, даже не успев понять, что отвечает.

— Ах, ты, паршивец!..

Даже Люк Синджон никогда себе такого не позволял! — и госпожа Доррис звонко, наотмашь, ударила обнаглевшего племянника по щеке…

То, что случилось потом, застало ее врасплох, как автомобильная катастрофа.

Голова Джона мотнулась, из глаз брызнули слезы — и он истошно заорал на всю площадь:

— Я не твой, не твой, не твой! Поняла?! Дура!!!

Госпожа Доррис испуганно отшатнулась от спятившего мальчишки, а Джон выхватил пакет из урны и сломя голову бросился бежать через площадь, словно за ним по пятам гнались голодные волки.

Вот и все, дальше бежать было некуда.