Мистер Глен кончил говорить по телефону и подозвал меня:
— Полякова видел?
— Нет.
— Скверно, Юрий, очень скверно, — тихо сказал он, не глядя на меня.
— Господа, господа! — позвал мистер Берч. — Разобрались? Кто не успел, сделает это позже. А сейчас прошу сюда.
Все сгрудились возле его стола.
— Несколько дополнительных заданий, господа. Завтра к вечеру мы должны точно знать местожительство всех интересующих нас делегаций. Надо выяснить режим их охраны. Дальше. С утра наши вертолеты будут разбрасывать листовки. Проследите, как будет реагировать на них толпа. Если увидите явно благоприятное отношение, знакомьтесь с этим человеком, старайтесь узнать его имя, адрес, телефон… Повторяю еще раз, господа, если кто-либо из вас будет задержан, вы — немцы, действующие согласно своим убеждениям. И все. Не надо бояться. Мы вас выручим. До завтра, господа.
В кабинете остались мистер Берч, мистер Глен и я.
— Как у вас с русским? — обратился ко мне мистер Берч.
— Никак не могу его найти, — сказал я.
— Надо лучше искать, Коробцов. Ваша операция может оказаться перспективной. И мы вам поможем. С сегодняшнего вечера в вашем полном распоряжении будет машина. На третий день фестиваля в вашей франкфуртской газете появится статья, косвенно поддерживающая красный фестиваль. Статья будет подписана фамилией Штаммер. Вы получите несколько номеров газеты. Подарите ее с надписью Полякову и другим русским. Скажете, что вас переубедил фестиваль. А план операции с Поляковым остается прежним. Желаю успеха.
Мистер Глен вышел вместе со мной.
— Надо познакомить тебя с шофером, — сказал он.
За рулем старого «штеера» сидел грузный мужчина лет сорока, о котором я пока знал только то, что его зовут Курт и что он вместе с его «штеером» взят нами на временную работу.
— Приятное занятие — потрепать нервы красным, — сказал он, когда мы познакомились. — Я этим делом уже занимался — до самой Волги прорвался.
— Вы были солдатом? — спросил я.
Он молча вынул из кармана и показал мне железный крест на ленточке.
Мы договорились, что завтра утром он приедет за мной пораньше. И когда я в семь утра вышел из отеля, Курт со своим «штеером» был уже на месте.
Мы поехали в Восточный Берлин. Как только миновали зональную границу, нам пришлось остановиться — наперерез машине выбежала стайка девушек в национальных костюмах. Они вручили нам по маленькому букетику красных гвоздик и по белому флажку с эмблемой фестиваля.
— Поздравляем вас с открытием фестиваля! — весело и вместе с тем торжественно произнесла высокая темноволосая девушка с милым курносым лицом. — Добро пожаловать!
— Поди сюда, — улыбаясь, сказал ей Курт.
Она приблизилась.
— Твой отец немец?
Она кивнула.
— А мать?
Она снова кивнула.
— А ты, красная сучка, кто? — Курт швырнул ей в лицо цветы и включил скорость — машина рванулась вперед.
Когда мы отъехали немного, я сказал:
— Прошу вас впредь ничего подобного не делать. Вы можете сорвать мне всю работу.
Курт сквозь зубы сказал:
— Жаль, автомата нет под рукой.
Я повторил свою просьбу в более категорической форме. Курт промолчал, только чуть заметно кивнул.
Несмотря на ранний час, на улицах было многолюдно — все шли к стадиону.
На Александрплац мы зашли позавтракать в украшенный флажками открытый павильон. Народу там было полным-полно. У стойки тесно и весело, продавец еле успевал откупоривать бутылки с пивом.
Курт тихо сказал мне:
— Ну как быть спокойным? Ведь это немцы, которых красные разбили в лепешку. А им, посмотрите, весело. Я готов свой железный крест растоптать ногами…
Мы приехали в район, где жила советская делегация. Оставив машину в переулочке, порознь подошли к подъезду института, превращенного в общежитие. Курт сказал мне, что по полученной им инструкции он обязан всегда находиться неподалеку от меня.
Возле входа в институт десятка два немецких ребятишек окружили высокого парня богатырского сложения, который раздавал им значки. Несколько русских парней и девушек, смеясь, кричали ему что-то. Я подошел поближе. Русский юноша лет семнадцати стал рассматривать укрепленный на кармашке моего пиджака фестивальный знак работника прессы.
— Давайте менять, — сказал он и протянул мне значок.
— Нельзя, — сказал я по-русски. — Это служебный знак корреспондента, по нему нас пропускают на фестивальные события.
— Вы из «Комсомолки»?
— Что значит «Комсомолки»? — не понял я.
— Ну, из «Комсомольской правды», — почти обиделся паренек.
— А-а, нет-нет! — улыбнулся я. — Я из немецкой газеты.
— И так хорошо говорите по-русски?
— Я русский.
Паренек быстро отошел к своим товарищам и вскоре вернулся еще с тремя русскими.
— Здравствуйте, — сказал парень в светло-сером костюме и протянул мне руку.
— Здравствуйте, — ответил я и увидел Курта, который пробивался ко мне через толпу ребятишек. Откровенно признаться, в эту минуту я даже обрадовался, что он здесь.
— Вам нужно с кем-нибудь из наших побеседовать? — спросил парень.
— Просто захотелось посмотреть на своих земляков.
— А вы здесь давно?
— Я здесь родился. У меня мать русская.
— Вы из газеты союза свободной немецкой молодежи?
— Нет, из социал-демократической.
— Из Западной Германии?
— Да.
— О, это интересно! — воскликнул он. — Значит, ваша газета за фестиваль?
— Мы занимаем позицию наблюдателя.
— Удобная позиция, ничего не скажешь, — произнес он, бесцеремонно разглядывая меня. — Ну, наблюдайте, мы вам мешать не будем.
Они вернулись на крыльцо. И в это время в дверях института появился Поляков.
— А, Штаммер! — сказал он, увидя меня, и подошел ближе. — Привет, коллега! Первые наблюдения? — Он показал на немецких ребятишек и рассмеялся: — Типичная история — русские вербуют немцев в компартию.
Это было смешно, и я посмеялся вместе с ним.
— Вот какая слава у ваших социал-демократов, — продолжал Поляков, — советские делегаты не захотели с вами разговаривать. Но это, конечно, глупо… — Он вырвал листок из блокнота, написал на нем что-то и протянул мне: — Это мой телефон в отеле «Палас». Если что понадобится, звоните, я вам помогу. Меня можно застать или рано утром, или поздно вечером… Черт возьми! — воскликнул он, посмотрев на часы. — Опаздываю! Пока!
Около стадиона во все стороны расплеснулась огромная толпа. Я сказал Курту, чтобы он не уходил далеко от машины, но в ответ он вынул из кармана такой же, как у меня, корреспондентский значок и, прикрепив его к своей пестрой техаске, пошел вслед за мной.
Зрелище открытия фестиваля меня потрясло. Первый раз в жизни я видел такое огромное скопление людей, абсолютно единых в восторженном отношении к тому, что происходило на стадионе. Уже знакомое мне чувство одиночества и своей незначительности здесь усилилось и постепенно перешло в тупой непроходящий страх.
Он заставил меня хлопать в ладоши, то и дело вскакивать с места, размахивать руками, вместе со всеми скандировать слово «мир». Но когда на парадный марш вышла колонна советской молодежи и стадион потряс взрыв восторга, я, не владея собой, вскочил и, расталкивая людей, убежал со стадиона…
Курт, сидевший поодаль от меня, очевидно, не сразу заметил, что я ушел, и мне пришлось долго ждать его возле машины и все время слышать восторженный рев стадиона.
Но вот Курт пришел. Молча он залез в машину и, только когда я сел рядом, сказал:
— Мастера устраивать спектакли, ничего не скажешь…
Как я был благодарен ему за эту мысль! Ну, конечно же, все это очень здорово подстроено, чтобы обмануть людей, заставить их поверить, будто коммунисты хотят мира.
Вечером на оперативном совещании у мистера Берча каждый снова коротко докладывал о работе своей группы. Я слушал их, и на душе у меня становилось спокойнее — люди делали свое дело, не обращая ни на что внимания. Должен делать свое дело и я.
Все время, пока шло совещание, окна зала освещали разноцветные всполохи. Это в Восточном Берлине взлетали в небо ракеты и фейерверки. Все невольно поворачивали головы к окнам, и в конце концов мистер Берч распорядился опустить шторы.
— День прошел неплохо, — сказал он в заключение. — Мы произвели разведку плацдарма и сил противника. Мы убедились, что плацдарм нам вполне доступен и противник у нас достойный. Остается только неуклонно выполнять намеченный план. Благодарю вас, господа!
Я рассказал мистеру Берчу и Глену о встрече с Поляковым и положил на стол бумажку с номером его телефона.
— Это ве-ли-ко-леп-но! — воскликнул мистер Берч. — Поздравляю вас, Коробцов. Вы все настойчивее и успешнее опровергаете мое мнение о вас.
