Снова набрав полную грудь чистейшего, свежего воздуха, Саша сказал:
— У меня ещё есть беда.
— Какая? — живо откликнулась Юлька.
— Приехала мама.
Юлька обменялась с братом удивлённым взглядом и осторожно спросила:
— Саша, что ты сказал? Мне не очень понятно. Какая беда?
— Мама приехала, а я всё скрыл от неё. Она не догадывается и очень весёлая, и я теперь ничего не могу ей сказать.
— Не можешь? — переспросил с возмущением Костя, он был снова разочарован в товарище, — Почему? Из-за трусости?.. Я думал, Саша, у тебя есть убеждения. Если ты с убеждениями, ты обязан сказать. Если ты скроешь… Ну, уж не знаю…
Он отвернулся. Это был человек, который не признавал середины: он уважал или нет.
— Ты не знаешь, о чём я говорю! — крикнул в бешенстве Саша; в груди его клокотали обида и гнев. Теперь все в нём подозревают плохое. Только плохое! Даже друзья.
Невольно он сжал кулаки. Но Юлька встала между товарищами.
— Объясни, Саша, — доверчиво попросила она.
У него всё ещё стучало сердце, сбившись с ритма. Но когда тебе доверяют…
— Мы достигли в медицине новой удачи, — сказал Саша. — Завтра мама делает доклад в Академии. У мамы сегодня победа за десять лет работы. И вы знаете, у неё была бы раньше победа, если б не я! Я мешал, потому что был маленький. Вы понимаете, советские учёные нашли новый способ оперировать опухоли!
— Ура! Браво! Я поняла! Саша, доклад в Академии?
— Да. И, кажется, будут иностранные корреспонденты. Представляешь, как капиталисты надуются? Они там вешают негров, сажают коммунистов в тюрьму. А мы изобретаем всё самое лучшее. Сколько мы изобретаем всего! Какое всё-таки счастье!
Но тут Саша вспомнил, что сам он невероятно несчастлив, и угрюмо замолк.
Костя в замешательстве кашлянул:
— Если ей рассказать, пожалуй, сорвёшь настроение. Твоей маме, я подразумеваю. Пожалуй, она переживать будет очень. Как бы не провалила доклад.
— А я о чём говорю? — горько ответил Саша. — А я из-за чего мучаюсь? Должен сказать. И нельзя.
— Нельзя! Ни за что! — бурно вмешалась Юлька. — С ума вы сошли, если только расскажете. Саша, переживай как-нибудь сам, чтоб она не заметила.
Снова что-то тяжёлое навалилось Саше на грудь.
— Попробуй-ка ты, — ответил он сдавленным голосом. — Мама всегда узнаёт по глазам. И теперь, наверное, догадается.
Юлька посмотрела на мальчика и сказала застенчиво:
— Смешной, по твоим глазам догадаться нетрудно. Ну, пойдём.
— Куда мы пойдём? — оторопев, спросил, Саша.
Юлька сдвинула шапку высоко на затылок, что придало ей очень решительный вид.
— С тобой. К вам. Костя, нельзя провалить завтра доклад, ведь верно? Как я радуюсь, когда наши в чём-нибудь добьются победы! А если добивается советская женщина, я особенно радуюсь. Так горжусь, точно это сделала я…
Синий вечер. Небо. Слабые лучики звёзд. Под ногами звонкий хруст снега. Огоньки в окнах — голубые, красные, жёлтые.
Итак, они шли с твёрдым намерением усыпить подозрение сашиной мамы. Над Сашей разразилась беда, но пусть его мать узнает о ней немного позднее. Завтра она должна быть спокойна. И Юлька шла впереди.
Они вошли к Саше на цыпочках. Он заглянул в мамину комнату:
— Я здесь. Я гулял.
— Хорошо. Через час я буду свободна, Сашук.
Мама сидела над книгами. Ворох книг и исписанных мелко листочков. Она улыбалась утомлённо и ласково.
Саша вернулся к товарищам:
— Работает. Давайте что-нибудь делать. Разговаривать, что ли?
Юлька отбросила за ухо крутой завиток и, энергично тряхнув головой, отчего тёмная прядка снова упала на щеку, сказала:
— Даю сеанс одновременной игры. Между делом могу разговаривать. Саша, есть две доски?
— Есть-то есть…
— Юлька, зачем? — забеспокоился Костя. — Ни с того ни с сего… Играй с одним Сашей. Мне не хочется что-то…
— Хитришь! — лукаво ответила Юлька. — Тебе очень хочется. Боишься, сорвусь? Начинаю! Саша, иду. Костя, внимание!
Тихо. Юлька следила за досками с затаённо счастливой улыбкой: видно было, что какая-то мысль её будоражит и радует.
— Саша! Может быть, всё повернётся в хорошую сторону?
— Юлька, не говори того, чего не думаешь.
— Не говорю. Шах королю!.. Эх, Костя и у тебя съели коня.
Юлька сняла с доски изящную резную фигурку, повертела в руках.
— А вчера я познакомилась с Аллой.
— Что особенного? — возразил Костя, негодуя на себя за коня. — Ты была знакома с ней раньше.
— Нет, почти незнакома. Как мне хочется быть десятиклассницей! Даже завидно. Когда-то я буду? Она идёт, и подмышкой толстенная книга. Белинский, том второй, сочинения. Честное слово! Она мне сказала, что не разделяет взгляды Писарева на Пушкина. Не верите? Правда. Саша, ты не разделял когда-нибудь взгляды?
— Что-то не помню.
Он обдумывал ход. Хотелось бы выиграть, но… кажется, король его попал в вечный шах. Юлька рассуждает о Писареве, а между тем на обеих досках господствуют белые.
Костя со вздохом вывел, слона. Он двинул его наобум и при этом с опаской покосился на Юльку. Она просияла: ход случайно оказался удачным.
— Гениально! Если бы ты захотел, ты, Костя, мог бы быть мастером. Кроме того заняться ещё чем-нибудь. Алла считает, надо быть разносторонним. Теперь у нас с ней идеал — разносторонняя советская девушка! А вчера… Вы только послушайте, что было вчера! У нас одна девочка всю геометрию просидела под партой. Не верите? Правда!
Юлька болтала безумолку: она подбадривала себя и храбрилась.
— Просидела под партой? Что тут особенного? — грустно ответил Саша.
Он думал о маме. Она через стену слышит, должно быть, какой оживлённый здесь идёт разговор. Пусть бы Юлька проговорила до ночи. Что ей стоит? Неожиданно Саша сказал:
— А у меня есть одна очень важная, трудная цель.
В это время как раз вошла мама.
— Какая, Саша, у тебя важная цель? — спросила мама, опускаясь на стул.
Сашина мама устала. Это видно по её лицу, осунувшемуся, с подчёркнутыми густой тенью глазами.
— Я… — сказал Саша неестественным голосом, — Нас будут завтра обсуждать на общем собрании.
У него было такое лицо, с каким, должно быть, человек бросается в омут.
И он бухнул бы всё напрямик. Юлька кинулась спасать положение.
— Они с Костей невыносимо волнуются. Но вам ведь тоже страшно делать завтра доклад?
— Да, страшновато. Очень, если правду сказать.
Она улыбнулась, разглядывая темноглазую девочку, у которой был отчаянно смелый и решительный вид.
— А в комсомол я вступала двадцать лет назад, — сказала сашина мать. — Двадцать лет!
Она прищурила серые тёплые глаза, словно всматривалась в давнее.
— Помню этот день как вчера. Каждую чёрточку в нём. Каждый звук. Все свои мысли. В этот день с утра валил снег. Я шла в школу и думала: начинается новая жизнь! И действительно… Счастье, что юность моя прошла в комсомоле!
Она замолчала и медленным жестом поправила волосы, выражение глубокой задумчивости легло на лицо, и она стала той единственной, ни на кого не похожей, особенной Сашиной мамой, которой он восхищался, гордился, которую любил и хотел уберечь от всех бед, но свои утаить от неё не умел.
— Что с тобой, Саша? — спросила она, второй уже раз за сегодняшний день, и встала.
— Мама, тебе надо отдохнуть хорошенько. Ты забыла, у тебя завтра ответственный день.
— А нам можно сыграть ещё партию? — спросила Юлька нежнейшим, вкрадчивым голосом. — Они хотят взять реванш, но я сомневаюсь. Едва ли удастся.
С нетерпимой надменностью она кивнула на доски: жест маэстро, который снисходит.
— Не удастся? Посмотрим!
С видом смертельно задетого человека Костя ставил фигуры, не выпуская из поля наблюдения Сашу.
— Реванш! — пролепетал Саша, хватаясь за доску.
— Ну, что ж! — сказала мама с лёгким вздохом. — Я действительно не спала эту ночь. А вы, я вижу, совсем ещё дети.
Возражений не было, и это её удивило. Кроме того её удивила бурная шахматная лихорадка, которая внезапно их охватила, как малярийный приступ.
— Мне бы хотелось… — сашина мама задержалась у двери. — Надеюсь, завтрашний день для вас будет очень большим. Самым большим, на всю жизнь.
Все трое подняли от шахматных досок головы. И все промолчали.
Некоторое время они играли в глубоком молчании. Довольно скоро все согласились на ничью.
— Мы дети! — сказала Юлька с горькой иронией. — Им всегда это кажется.
— Не стоит обижаться, — миролюбиво ответил Костя. — Зато завтрашний день обеспечен. И если придут эти, с блокнотами… из Би-би-си, она им докажет.
Открытое комсомольское собрание назначено было в понедельник, на три часа дня. Ребята успели после уроков зайти пообедать. Саша тоже прибежал домой. Он надеялся: вдруг мама вернулась из Академии. Взглянуть бы на неё до начала собрания! Мамы не было, хотя в комнате всё блестело, всё ждало её.
