— Мастера… позовите мастера Трофима, — простонал Атьдва.
Петрушка засмеялся:
— Эй, солдаты, свяжите генералу голову веревочкой.
Солдаты переглянулись.
— У вас что, даже веревочки нет? — спросил Петрушка. — Подождите… Я сейчас…
Мальчик совсем позабыл, что на нем костюм Формалая. Он откинул в сторону полу царской мантии, отвернул одеяло, которым обмотал его Трофим, залез в карман своих штанов и достал веревку. Солдаты крепко стянули голову Атьдва и завязали ее двойным морским узлом.
— Теперь сойдет. Поднимай его, — распорядился Петрушка.
Атьдва подняли. Покачиваясь, он докатился до трона и, верный себе, начал снова:
— Любимый царь, прикажи мастеру Трофиму сделать новых солдат. У тебя будут новые земли и новые подданные, которые станут платить налоги.
— Опять ты о своем, — Петрушка раздраженно топнул ногой. — Пусть солдаты идут домой. А ты, генерал, отправляйся копать картошку. Матрешке помочь надо. Это из-за тебя Ванька-Встанька остался без ног.
Хранитель царской памяти звонко хлопнул себя по лбу и возвестил:
— Запомним! Царь приказал распустить армию. А генерала отправил копать картошку.
Один за другим приходили к мнимому Формалаю его помощники, приближенные, слуги, и каждый видел в нем что-то странное. Хранитель царской памяти снял чалму, помахал ею перед разгоряченным лицом и поманил пальцем Скорохода.
— Ты заметил что-нибудь?
— Заметил, — ответил тот шепотом. — Говорят, царь голову хочет переделать. Снаружи голова будет такая же, как у всех, а внутри колесики да винтики.
— Может, переделал уже. Вот и стал таким добрым.
— А ты знаешь?.. — продолжал Хранитель памяти. — Прямо сказать боязно…
Они совсем склонились друг к другу и заговорили так тихо, что их уже никто не слышал. А потом оглянулись по сторонам и поманили к себе Распорядителя праздников и приемов.
Опять распахнулась дверь, и без всякого предупреждения в зал вошла толстая кукла с круглой целлулоидной головой.
— Я опять к тебе, светлый царь, все по тому же делу, — низким басом проговорила странная кукла.
— Кто ты такой? — спросил Петрушка. — Я тебя не знаю.
— Я помещик Копилка, — пролепетал оторопевший посетитель.
— Копилка. Ха-ха-ха! — залился смехом Петрушка. — Ко-о-о-пи-л-ка. Да разве копилки такие бывают? Копилки бывают гипсовые или глиняные, и у них в голове есть дырка, в которую опускают монеты.
— И у меня тоже есть дырка в голове. — Копилка придвинулся ближе к трону и нагнул голову, чтобы царю лучше было видно дыру. — Сюда я опускаю монеты.
На гладком затылке зияла широкая трещина.
— Я собираю деньги. У меня уже полны обе ноги и живот. Пощупай, какой твердый.
Любопытный Петрушка потрогал.
— Сколько же ты накопил монет?
— Очень много. Но мне все равно мало. Давай отберем у крестьян всю землю, продадим коров, лошадей, овец, а все деньги поделим пополам. Издай закон, чтобы дома крестьян, их скот и земли — все стали моими.
— Вот ты какой?.. — возмутился Петрушка. — Я скорее прикажу крестьянам отобрать у Копилки всю землю и поделить ее.
— Отобрать землю у Копилки! — повторил Хранитель памяти.
Копилка пристально поглядел на Формалая и вдруг завопил во все горло:
— Обманули! Это не Формалай! У этого глаза не изумрудные, а простые стеклянные! — Копилка схватил Петрушку за парик. Парик слетел, блеснула яркая, как солнце, шевелюра.
В зале на миг установилась мертвая тишина. Царский Скороход вытянул вперед ногу да так и остался стоять на одной ноге. Хранитель царской памяти приложил ладонь козырьком к глазам, чтобы лучше было видно. Распорядитель праздников и приемов застыл в той позе, в которой обычно приглашают на танец.
— Это Петрушка, Петрушка! — закричали все.
— Держи! Хватай! Лови!
Скороход первым бросился на Петрушку, но тот успел отскочить в сторону, и гонец растянулся на полу.
— Поборемся! Я вам не дамся… — крикнул Петрушка и сорвал чалму с Хранителя памяти.
Но тут стражники с веерами насели на Петрушку с двух сторон и связали мальчика его же поясом.
Чем же занимался Трофим, пока его сын вершил царские дела? Мастер не терял времени даром. Он собрал в одну кучу все шестеренки, болты, гайки, которые только мог найти в своем хозяйстве. Положил все это перед собой и склонился над верстаком. Он соединял и разъединял разные пружинки, пластинки, проволочки, завинчивал гайки и болты, потом вынул из груды две стрелки, напоминающие летящих птиц, несколько колесиков, соединил их и увидел, что у него получается как раз то, что нужно.
«Вот и закончил прибор, — радостно подумал Трофим и вставил его в царскую голову. — Будет наш правитель настоящий Формалай. Так ведь получается. Форма головы станет, как у всех кукол, а на самом деле — обтянутая сукном машина. Впрочем, это не беда. Зато правильные решения будет принимать… Расскажу царю, что Петрушку вынужден был посадить на трон, он скажет мне спасибо, руку пожмет и подарит участок под сад. Я посажу там вишни, яблони. И когда Петрушка встанет на ноги, вырастет, он заменит меня. Я буду ухаживать за садом и кормить мальчишек и девчонок самыми сладкими ягодами…»
Мастер так размечтался, что не услышал ни шума в сенях, ни громких голосов. Он очнулся, когда дверь со стуком распахнулась, и, стуча по полу тяжелыми ногами, влетел в комнату взволнованный помещик Копилка.
— Взять этого мошенника! — крикнул он стражникам, которые ворвались в мастерскую вместе с ним. — Полюбуйтесь! — Копилка сдернул простыную с кровати, и все увидели обезглавленного Формалая. — Каков хитрец? Своего сына посадил на трон вместо царя, а Формалая спрятал под простыню.
Мастер начал было объяснять, что царь приказал сделать ему новую голову.
— Наш Формалай умнее всех. Разве будет он переделывать свою голову?», — бушевал Копилка. — Поторапливайся, поторапливайся. Царя ждут во дворце.
Трофим от волнения не мог справиться со своими руками. Пальцы у него дрожали, швы ложились неровно, и когда он захотел оценить свою работу, то отшатнулся: голова у Формалая оказалась пришитой задом наперед.
— Ты издеваешься над ним и над нами, — Копилка схватил лежавший на столе инструмент и со злостью бросил на пол. — Переделывай сейчас же!
Мастер переделал свою работу.
Не успел он вымолвить слово «готово», как стражники связали ему руки, а Копилка стал докладывать царю об опасном преступлении мастера Трофима и Петрушки.
Едва услышал Формалай, что кто-то сел на его трон, как тотчас вскочил и, не ожидая помещика Копилку, бросился бежать по улице.
— Держите мошенника Трофима, — бросил он на ходу. — Мы ему придумаем такую казнь, чтобы другим неповадно было занимать царский трон.
…Петрушка лежал на полу, а вся дворцовая челядь тряпичного государства окружила его и рассматривала во все глаза. И никто не обратил внимания на вбежавшего в зал разъяренного Формалая.
— Это так вы мне служите? — едва успев сесть на трон, зычным басом зарычал Формалай. — Вон отсюда!
Через полминуты в зале почти никого не осталось. Только Хранитель царской памяти снова уселся в углу и поправил чалму. Скороход встал у запасного выхода и поднял одну ногу, как бы показывая, что он готов отправиться в путь сию же минуту. Хранитель царского платья спрятался за занавесями.
Стражники втащили связанного Трофима.
— Как ты, мастер, посмел посадить на мой трон своего сына! — зарычал Формалай. Борода у него тряслась, руки сжимались в кулаки, а глаза горели диким зеленым блеском.
— Я не успел в срок сделать такую голову, которая бы не думала, но всегда принимала правильное решение… — робко начал объяснять Трофим. Ведь вы приказали переделать свою голову.
— Опомнись! — Формалай шагнул к мастеру и зажал ему рот рукой. — Какой заказ, какая голова? Разве моя голова плохо думает, что ее приходится чинить? Или она некрасивая? У меня самая лучшая голова, какая только есть на свете.
Мастер Трофим пытался оправдаться, но Формалаева ладонь все крепче зажимала ему рот. Он хотел, чтобы никто не знал, какой прибор вставил в его голову мастер Трофим.
Царь продолжал:
— Всякий, кто осмелится хоть на минуту сесть на трон, будет сожжен на костре.
Хранитель памяти, как обычно, хлопнул себя по лбу и возвестил:
— Запомним! Каждого, кто осмелится хоть на минуту сесть на трон, сжечь на костре!
— И первого сожжем Петрушку, — подсказал Копилка.
— Совершенно точно, Петрушку. — Царь встал, поднял кверху руку, как для клятвы, и торжественно произнес: — Петрушка будет сожжен через три дня.
— Пощади! — Мастер грохнулся на пол и умоляюще протянул вперед руки. — Пощади! Сожги лучше меня. Я старик, а мой Петрушка пусть живет.
