— Ух ты!
Но не кто иной, как сама мисс Кривошеяя, мисс Зорька, собственной персоной предстала перед ней, когда она оказалась в ложбине.
Позорно сбежав с трудового фронта, укрывшись за кустами, росшими на самом дне ложбины, «мисс» собирала и пожирала какие-то ягоды.
Если бы «мисс» ее не заметила, Ветке удалось бы удрать сразу, потому что ягод было много, а аппетит у «мисс», судя по всему, только разыгрался. Но Ветка скатилась прямо ей под ноги вместе со своим развеселым «ух ты» и вместе со своими коврижками и бутылками. «Надо же — скатилась вниз и попалась в лапы «мисс»!»
— Ну? — удивилась мисс Зорька, уставившись на Ветку. — Ветка? Петрова?
— Совершенно верно! — с достоинством удостоверила Ветка свою личность. — Надо же! Весь отряд геройски работает, ну а «мисс» ананасы лопает!
— Это ежевика! — воскликнула оскорбленная «мисс».
— Разве?
— А ты откуда взялась, Петрова?
То, что она всего лишь спрашивала, откуда Ветка взялась, и совершенно не интересовалась, почему Ветка вчера так стремительно исчезла, было, разумеется, гораздо обиднее Веткиных «ананасов» — выходит, никого в лагере не тронуло то обстоятельство, что пришлось расстаться с Веткой раньше времени. Не пожалели, не погрустили, не раскаялись! Стоило убегать и спать под колючим одеялом!
— А вы-то откуда взялись?
— А у нас поход.
— За травкой, что ли? Кто ж собирает травку после такого дождя?
— А нам автобус только на сегодня дали.
— Ха! Ничего себе поход — на автобусе! Ну как же! «Мисс» не может ножками потопать, «мисс» персональную карету подали!
— Я на заднем сиденье сидела! И меня растрясло! — воскликнула Кривошеева с обидой, словно это Ветка ее растрясла. — Тебе-то хорошо! Я два раза просилась, чтобы меня домой взяли, а тебя вот сразу… Даже два раза приезжали.
Ветка что-то ничего не поняла.
— Как это — два?
— Ну так в обед приехали, когда ты записку оставила. А после ужина еще раз приехали.
— К-как приехали? Кто приехал?
— Сестра твоя приехала. Высокая такая, с прической. Тебе-то хорошо!
Бутылки с лимонадом выскользнули из похолодевших Веткиных рук…
— Что?!
— Что — что? Ну и ничего. Сказали ей, что тебя еще с тихого часа забрали.
— И что?..
— Ну и ничего. Она вещи взяла и уехала.
Такого поворота событий Ветка никак не ожидала! Ирина вернулась домой из стройотряда раньше времени! Она вернулась и обнаружила в почтовом ящике Веткино письмо-предупреждение, которое Ветка послала домой исключительно из-за того, чтобы не изменять своим принципам… И сделала доброе дело — приехала за Веткой!
То серьезное семейное обстоятельство, которое открылось Ветке не так давно, могло сработать теперь безотказно!
— А г-где тут дорога? — спросила она, заикаясь от пережитого ужаса.
— Дорога? Какая дорога?
— Ехали же вы сюда по какой-то дороге! — заорала Ветка, и «мисс» испуганно замахала обеими руками, перепачканными соком ежевики:
— Там, там дорога!
Ветка сунула ей в руки сверток с коврижками и ринулась в лесную чащобу.
Она не так скоро выбралась на дорогу, хоть и бежала через лес, не останавливаясь, царапая лицо и руки о елочные ветки. И это было очень похоже на нынешний ее сон — когда продиралась она сквозь непроходимые колючие заросли. Только тот сон кончился, а теперь ей еще предстояло кошмарное пробуждение.
Дорога, к которой она выбежала, оказалась широким шоссе, на котором не было видно ни одного прохожего, лишь автомашины неслись мимо Ветки, не обращая на нее ни малейшего внимания.
Она бросилась наперерез какому-то одинокому велосипедисту, который, затормозив, чертыхнулся и обругал Ветку, но все-таки объяснил ей, что в центр можно уехать автобусом по этому же шоссе и до остановки недалеко — так, километра полтора, до голубого павильона.
Он укатил, а Ветка помчалась вдоль шоссе, вложив все свои физические и, пожалуй, даже все свои умственные способности в собственные пятки.
Наверно, позади осталось уже не меньше четверти километра, когда она вдруг споткнулась на ровном месте.
А Настя? Настя, оставленная ею на краю оврага, на старом пеньке! Сидит и ждет пирожных, обещанных Веткой. А Ветка ей не только пирожных, куска хлеба не принесет. Да что там пирожные, когда Ветка обещала ей хоть из-под земли добыть тетю Валю! Да что там тетя Валя, когда Ветка уже никогда не увидит Настю, не поможет ее неизвестной беде…
Но ведь сколько времени Ветке понадобится, чтобы добраться до Каменского интерната, который неизвестно где, и спросить не у кого! А потом еще придется все объяснять Насте. А Ирина что за это время наворочает? Может быть, она уже сообщила в милицию о Веткиной пропаже, может быть — самое ужасное, — сообщила родителям, и они уже летят домой самолетом!
И пирожных-то теперь все равно у Ветки нет, плюхнулись в лесу. Ни пирожных, ни коврижек, ни лимонада. А денег осталось только на автобусный билет.
В конце концов, почему Веткина семья должна разлететься в пух и прах из-за какой-то легкомысленной девчонки, удравшей из дому? Мало ли жизнь подсовывает и еще наверняка будет подсовывать всякие глупые истории. Нельзя же впутываться во все!
Благоразумная рассудительность Ирины, та самая, всегда раздражающая Ветку рассудительность, неизменно рекомендующая Ветке считаться с обстоятельствами и не лезть не в свое дело, на этот раз одержала победу над Веткой, найдя путь к ее сердцу через ее же, через Веткины пятки. И Ветка прибавила ходу.
Сверху овраг казался не таким глубоким, каким был на самом деле. Пышные кусты, росшие на его склонах, смыкались своими верхушками, образуя прозрачную светло-зеленую крышу. Но чуть пониже — еще одну, а ниже — еще одну. Словно у оврага было еще одно дно, и еще одно, и еще. И если смотреть, не вглядываясь внимательно, сверху, с края, то можно было увидеть лишь ложную, ненастоящую его глубину.
А Настя знала, что там, внизу, за этими светло-зелеными, пронизанными солнцем крышами, лежит еще одна глубина, самая последняя. Там черно и страшно.
Она прошла сегодня ночью по этой последней глубине, по черной тропинке, проложенной по такому же черному дну, и это был долгий и тяжелый ночной путь.
Но сейчас ей было почти хорошо. Оттого, что путь этот был уже позади, и оттого, что все так благополучно кончилось — солнечным днем, умытым ливнем, и встречей с доброй веселой Виолеттой, у которой не только имя, но и лицо и глаза были какими-то музыкальными, поющими. И самое главное, конечно, то, что Виолетта обещала ей встречу с Евфалией Николаевной.
Сапоги, которые она вчера вытащила из кучи мусора на задах (ее обувку спрятали под замок), еще не просохли, но это Настю не беспокоило нисколько. Теперь не обязательно спешить в Миловановку, теперь сначала надо увидеться с Евфалией Николаевной. Может быть, даже и не надо будет ничего говорить Евфалии Николаевне. Может быть, надо будет всего лишь посмотреть на нее. Она и без слов поймет, что хотела сказать ей Настя.
И теперь уже почти без прежней тоски вспомнила она, как бежала за Евфалией Николаевной тем зимним холодным вечером, увязая в снегу, по темной улице Дубовского и плакала, пытаясь удержать, остановить ее, и мороз до боли сковывал ресницы, и это было похоже на сегодняшний ее путь через ночной овраг по самой черной последней глубине. Она бежала тогда, увязая в сугробах, обливаясь слезами, и дед догнал ее и схватил за руку так крепко, что у нее потом всю ночь болело плечо. Она не спала потом до самого утра, но не из-за этой боли.
Кто бы мог думать, что случится такое!
Евфалия Николаевна приехала в Дубовское в зимние каникулы, чтобы навестить своих учеников, разъехавшихся на каникулы по домам, и вот вместо обыкновенного, может быть, даже приятного разговора (ведь Евфалия Николаевна так любила Настю) в Настином доме произошла грозная стычка, откинувшая Настю в далекое прошлое, в бесконечно далекое прошлое — когда и Насти-то еще на свете не было. В прошлое, которое так неожиданно воскресло у них в доме и к которому, как раньше казалось Насте, она не имела никакого отношения. Нет, она имела к этому прошлому прямое отношение, как и все люди, как и все, кто жил рядом и не рядом с ней, объединенные одним общим, великим. Но она никак не могла предположить, что прошлое, воскресшее в их доме в тот зимний вечер, повернется к ней своей страшной, чужой стороной, откинет Настю в ту черную последнюю глубину, отрежет ее от других людей, знакомых и незнакомых, причастных к тому прошлому совсем по-другому. Не так, как Настя. Оказывается, не так, как Настя…
Сквозь темную дымку длинных ресниц Настя видела, когда поднимала глаза вверх, как по небу суматошно бежали редкие белые облака, не знавшие, видимо, куда ж им деваться, куда спрятаться на таком ослепительном голубом небе под ослепительным солнцем, которое стояло уже довольно высоко. Даже, пожалуй, слишком высоко над лесом. Девочке с поющим именем давно пора было бы возвратиться. Не заблудилась ли, возвращаясь обратно? В Каменске, конечно, заблудиться невозможно — там любой прохожий выведет к лесопарку. А вот в лесопарке, смыкающемся с лесом, с оврагами, заблудиться было очень легко. Сама Настя, хорошо зная эти места с восьми лет, не один раз плутала здесь даже в зимнем лесу, когда протоптанных дорожек в нем бывает раз в двадцать меньше, чем летом.
