А ковш Медведицы всё кренился и кренился, последняя его звезда, звезда Николая Сергеевича, всё ниже и ниже опускалась к земле, и от этого у ребят всё сильнее щемило сердца.
С рассветом снова на снопах было полно ребят. Они пришли уже с портфелями, чтобы прямо отсюда идти в школу. И вот по каким-то еле уловимым признакам — по блеску в глазах Клавы-фельдшерицы, по походке полковника, даже по тому, как потянулся один из лётчиков с вертолёта, хрустнув суставами, ребята поняли, что другу стало легче.
А когда поднялось солнце, Николая Сергеевича, укутанного одеялами, вынесли на носилках из хаты. Как изменился он за этот день! Но и теперь он оставался весёлым человеком. И запавшие глаза его лучились, и на осунувшемся лице играла улыбка.
— Аркадий, подожди минутку, — попросил он. — Видишь их? Это новая Большая Медведица…
— Да? Очень интересно, — пробасил полковник. — Только почему их не семь, а семьдесят семь?
— Ничего, — улыбнулся лётчик. — Это только в небесных созвездиях старые звёзды не гаснут, новые не загораются. А наши созвездия дружбы пусть растут и светят ярче небесных… Пусть!
Дедушка ухнул и развалил колуном последнее кедровое полено:
— Ну, всё, внучек! Теперь пускай приходит дед-мороз. Он нам не страшен.
— А кому он, дедушка, страшен? — спросил Федя.
— Страшен глупым да лодырям. Вот не накололи бы мы с тобой дров на зиму, он бы и показал нам, где раки зимуют. Как пришёл бы к нам в хату да как гаркнул бы: «Ага! Ленились, дров не наготовили… Ступайте теперь в тайгу, вытаскивайте из-под снега по палочке да и топите, а не то мигом всех заморожу!»
Федя засмеялся. Он знал, что никаких дедов-морозов на свете нет. А если и были бы, так не страшно: всё равно дедушка сильнее.
Жил Федя у дедушки с бабушкой, на самом краю нашей земли. Это там, где русская земля кончается, а китайская начинается: на берегу реки Амура-батюшки. Жили они в домишке на распадке, у речушки Чёрной, и было около домика ровной земли сто метров в ширину да двести метров в длину, а кругом — сопки под самые облака, а под сопками — тайга, как медведь, косматая.
А ещё жили у дедушки с бабушкой Федины друзья-приятели: козы да свиньи, куры да гуси и рыжий лохматый кот. Все они подчинялись бабушке. Феде подчинялся один только пёсик Вестовой, белый, пушистый, с чёрным носом и чёрными глазками.
Дедушка был старшим на берегу, и ему все подчинялись. Он смотрел за порядком на краю русской земли. Летом, когда по Амуру пароходы плавают, зажигал дедушка огни на островах и бакенах, чтобы пароходы не сбивались с дороги; зимой ремонтировал бакены, а в свободное время промышлял охотой.
Других дедушек Федя ещё не видел на своём веку, но знал, что его дедушка лучше всех на свете. От него всегда так хорошо пахло: немножко порохом, немножко керосином, смолой и солёной рыбой, а от бороды пахло табаком — махоркой. Борода у дедушки была золотая и такая густая да длинная, что, если Федя прятался к дедушке под бороду, бабушка ни за что не могла его найти. По праздникам, когда дедушка надевал костюм, он застёгивал свою бороду под жилетку, чтобы она орден не закрывала.
По будням ходил дедушка в чёрном бушлате, потому что был он раньше матросом. На бушлате в два ряда красовались медные пуговицы; только можно было подумать, что они золотые — до такого блеска надраивал их дедушка мелом с нашатырным спиртом.
Зима была уже где-то рядом. С каждым днём становилось всё холоднее и холоднее. На сопках только ели да кедры оставались зелёными, а все другие деревья пожелтели и покраснели. А как подул снизу по Амуру холодный северный ветер, почернела тайга, осыпались с деревьев яркие листья, и только дубы стояли огненно-жёлтые. Как ни старался ветер, как ни злился, он не мог сорвать с них листву.
Шёл да шёл дождь, и вдруг посыпалась с неба белая крупа. Целый день сыпалась и к вечеру засыпала и двор, и бабушкин огород, и все сопки — и наши и китайские. А за крупой повалил хлопьями снег. Как начал идти, так не переставал до тех пор, пока не насыпал сугробы выше Фединого роста, выше конуры Вестового. Весь мир побелел, и только Амур оставался тёмным — всё не поддавался зиме. Вода в Амуре течёт быстро, и нужен крепкий мороз, чтобы спрятать такую реку под лёд на целую зиму.
Смотрел Федя, как наступает зима, и ему становилось немножко грустно. Жалко было с летом расставаться. Зимой в тайге не будет ни грибов, ни ягод. Даже рыбу в Амуре нельзя будет ловить.
— Как это — нельзя? — сказал дедушка. — Зимой-то самое время ловить рыбу, да ещё какую! Летом такой не поймаешь. Вот сегодня как раз и начнём мы с тобой зимние снасти готовить.
Федя подумал, что дедушка шутит:
— Как же это можно зимой рыбу ловить, когда лёд на реке?
— А мы лёд прорубим, — говорит дедушка.
— А червей где мы будем копать — в снегу, да?
— Не нужны нам будут черви. Зимой мы будем ловить жадную рыбу, ту, которая сама за рыбой охотится.
Был у дедушки большой деревянный рундук, а в нём ещё два маленьких рундучка. В одном хранился охотничий припас, в другом — рыбацкий.
Как открыл дедушка рыбацкий рундучок, так у Феди глаза разбежались. Чего только не было в том рундучке! Сколько крючков разных, лесок, поплавков, грузил, поводков! И всё было в порядке, аккуратно по своим местам разложено.
— Вот на что мы её ловить будем, — сказал дедушка и достал оловянную рыбку с двумя большими крючками.
Один крючок торчал у рыбки изо рта, второй был припаян к хвосту. На спинке у рыбки было приделано колечко, к колечку прикручен стальной поводок, к поводку — толстая, как шпагат, леска.
— Это — блесна, а вот это — махалка. — И дедушка показал Феде другую снасть— свинцовую гирьку с большим крючком, гирька сверху была обшита мехом дикой козы.
Дедушка налил воды в стеклянную банку и опустил в неё махалку:
— Смотри, что получается.
Он стал то приподнимать махалку в воде, то опускать. И Федя прошептал:
— Ой, дедушка, она как живая!.. Дышит.
— Да. И. щука тоже думает, что это или мышонок, или водяная крыса. От жадности не разглядит хорошенько, налетит, хватит да и очутится у нас на крючке! Понятно?
— Понятно, понятно, дедушка!
Все крючки на блеснах и махалках дедушка отточил так остро, что пальцем тронуть было страшно.
— Как комариное жало, — сказал он. — Чуть тронет рыба — и крючок сам в неё вопьётся…
Рыбаки подождали ещё три дня, пока окрепнет лёд на реке, потом дедушка взял лом, лопату и пошёл с Федей туда, где Чёрная впадает в Амур. Конечно, Вестовой от них не отстал.
— Теперь можно и начинать. Только сначала давай мы с тобой построим избушку-фанзу.
— Фанзу? — удивился Федя. — А зачем?
— Чтобы не холодно было сидеть на льду. Без неё в мороз, да ещё с нашими ветрами, долго не высидишь.
— А из чего же мы её строить будем?
— Материалу сколько угодно, — сказал дедушка, — ходить далеко не надо: из снега. Вот на этом месте всегда рыба хорошо берёт. Глубина здесь небольшая, дно песчаное. Здесь и строить будем.
Дедушка расчистил лопатой снег и пробил во льду четыре лунки: две для себя, две для Феди. Вестовой сам попробовал процарапать для себя лунки когтями, да ничего не получилось. Потом дедушка наметил круг и стал строить круглую стену. Он резал лопатой широкие кирпичи из снега и укладывал один на один. А чтобы они не разваливались, смачивал водой.
— Мы такую с тобой фанзу смастерим, что она до самого ледохода стоять будет! — сказал дедушка.
— Обязательно простоит, — согласился Федя.
У дедушки всё было припасено. Он притащил специально сделанные двери, окошко и крышу. Дверь и оконце рыбаки вставили в стену, крышу положили сверху. Все дыры залепили мокрым снегом. Мороз замораживал мокрый снег, и стена становилась очень прочной. На крышу они навалили целый сугроб снега и тоже полили его, чтобы ветер не сдувал.
Дедушка ещё раз сходил домой и принёс в фанзу маленький железный камелёк и две скамеечки. Федя очень обрадовался:
— Дедушка, а если сюда принести кровать, да стол, да стулья, так тут и жить можно!
— Конечно, можно. Только бабушке одной скучно будет сидеть дома.
Дедушка затопил печурку, и в фанзе быстро потеплело. Пока строились, лунки затянуло коркой льда. Дедушка разбил лёд и выловил его черпаком с дырочками.
— Ну, внучек, учись, как нужно зимой рыбу ловить.
Сначала дедушка подсел к Фединым лункам, размотал удочки, опустил блесну и махалку до самого дна и закрепил лески на коротких удилищах.
— Теперь вот так, полегоньку, надо подёргивать, а как будет поклёвка, сразу бросай вторую удочку и тащи рыбу на лёд. Да покрепче держи удилища, не то попадёт щука побольше и вырвет из рук.
Федя думал, что рыба сразу схватит махалку, но, сколько он ни дёргал, ничего не ловилось. На всякий случай, чтобы рыба не вырвала у него удочек, он сделал на удилищах петли из лески и продел в петли руки.
