Когда все получили по куску именинного торта, мы вернулись назад в главный зал и уселись на полу, а клоун по имени Чам-Чам стал нас развлекать. Белоснежка прижалась ко мне и прошептала, что ей не нравятся клоуны, особенно такие, как этот Чам-Чам, – с белым лицом и красным носом. Я обняла ее и сказала, что Чам-Чам кажется вполне симпатичным и дружелюбным клоуном и нисколько он не страшный.
Вдруг Чам-Чам поймал мой взгляд. Он осмотрел мое искусно сделанное ужасное платье и сказал:
– Ах, наверное, именинница – это ты! А не хочешь выйти на сцену и помочь мне с моими волшебными фокусами?
Так уж получилось, что в этот момент настоящая именинница была в туалете. Это был слишком хороший шанс, и его нельзя было упустить. Мне всегда очень хотелось делать волшебные фокусы.
И я вскочила на сцену.
– Я с удовольствием буду вашим ассистентом, мистер Чам-Чам, – сказала я.
Сначала мы делали несколько скучных фокусов. Я должна была держать выбранные карты и тянуть ниточки от носовых платков из его кармана. Потом он взял в руки высокую шляпу, и у меня заколотилось сердце. Он что, собирается вытащить из этой шляпы кролика? А если так, то даст ли он мне его подержать?
У нас дома не было никаких домашних животных. Маме совсем не нравилась идея завести кого-нибудь, она говорила, что от них только беспорядок. А может, против одного малюсенького кролика, который в основном живет в шляпе, она не будет возражать? Можно было бы назвать моего кролика Волшебником, и мы вместе могли бы показывать фокусы.
– Проснись, проснись! – сказал Чам-Чам. – Ну, маленькая именинница, я же сказал – постучи по верху шляпы волшебной палочкой!
– Она не именинница! Это я именинница! – взвизгнула Элайша, вбежавшая в зал.
И миссис Иванс стащила меня со сцены. Пришлось только смотреть, как Элайша вытаскивает из шляпы замечательного крольчонка с висячими ушками. Чам-Чам тут же сделал пас и быстро убрал кролика, так что Элайша его даже совсем и не держала. Но зато потом она участвовала в самом лучшем фокусе. Она легла в большой ящик (это был настоящий подвиг, поскольку ее в этом платье, да еще с тремя слоями нижних юбок из марли, было слишком много, чтобы в него втиснуться), и ее распилили пополам! Как бы я хотела, чтобы меня распилили пополам! Это было бы так здорово! Одна половина могла бы оставаться дома с папой, рисовать Могучую Марту и смотреть DVD, а другая могла бы пойти в школу и бегать и играть в футбол. Элайша была смертельно напугана, казалось, она вот-вот заплачет. Миссис Иванс тоже не выглядела счастливой. Наверное, она боялась, что драгоценное платье тоже будет распилено.
Хотя пила Чам-Чама казалась довольно острой, я не думаю, что он пилил по правде, потому что Элайша вернулась обратно на сцену абсолютно невредимая, ее платье нигде не было даже разрезано, и вообще не было видно никаких следов крови. Чам-Чам закончил свое представление игрой на этой самой пиле, как если бы она была музыкальным инструментом, а мы все ему подпевали.
Стали приходить некоторые родители, и поэтому я подумала, что наконец пришло время ехать домой, – но мисс Сьюзанн захлопала в ладоши и объявила:
– Дети, сейчас будет именинный балет.
У меня снова заколотилось сердце – а вдруг и мне нужно будет танцевать в балете, – но, слава богу, оказалось, что надо было просто сидеть в публике.
Все ученики школы танцев побежали за кулисы, чтобы переодеться к их великому выступлению. Участвовали все девочки и прилизанный мальчик-кузен. Даже маленькая Белоснежка появилась на сцене – она становилась на носочки и немножко прыгала.
Конечно, звездой именинного балета была Элайша. Она вертелась и кружилась по всей сцене, как очень большой вращающийся купол, а мистер Иванс записывал ее представление на видео. Кэйти и Ингрид станцевали короткий дуэт. Я надеялась, что они будут выглядеть ужасно глупо, чтобы можно было громко-громко рассмеяться, но они танцевали современный танец, извиваясь, как девушки в поп-группе – такие танцы Мелисса изображала перед зеркалом, – но я разозлилась, потому что Кэйти и Ингрид делали это лучше.
Однако лучшим танцором был мальчик-кузен. Он переоделся – вместо брюк надел обтягивающие колготки, на плечах у него был очень короткий плащ, – он высоко прыгал, крутил ногами во все стороны, потом присел, как лягушка, и подпрыгнул, и даже прошелся колесом. Если это балет, то, может, мне такое и нравится.
Тут появилась мама. Я поняла, что у нее какой-то серьезный разговор с мисс Сьюзанн. Я сильно хлопала кузену и немного похлопала Элайше, из вежливости, а потом побежала к маме.
– Мам, ты что, хочешь записать меня на балетные уроки? – нетерпеливо спросила я.
Мама изумилась, а мисс Сьюзанн рассмеялась:
– Мартина, танцы, по-видимому, не совсем твое дело. Ты не слишком-то радовалась, когда танцевала польку.
– Нет, я имела в виду вот эти дурацкие танцы – попрыгушки-поскакушки. Я хочу прыгать и крутиться колесом, как он, – сказала я и показала на кузена Элайши.
Мисс Сьюзанн потрепала меня по волосам.
– Нет, дорогая, девочки так не танцуют! – сказала она и снова засмеялась.
– Это нечестно! Спорим, я могла бы делать это так же хорошо, как и он, – проворчала я, а мисс Сьюзанн и мама снова стали рассуждать о феях цветов – о феях роз, и маков, и колокольчиков, и душистого горошка. Они разговаривали еще целых сто лет, пока мы не остались чуть ли не последними в зале.
Когда мама наконец-то привезла меня домой, я получила еще один ужасный удар. Папа и Мелисса, усевшись рядышком на диване, окунали чипсы в томатный соус и смотрели «Историю Игрушек – 3». Это мое любимое занятие и мой любимый фильм. Я всегда смотрю его с папой, и мы обсуждаем лучшие места, и крепко держимся за руки, когда игрушки чуть не выбрасывают в мусор. Вот это и есть самое плохое в моей сестре. Она такая подлая – стоит мне повернуться спиной, как она в ту же минуту пристраивается к папе.
– Это нечестно! – заныла я. – Я тоже хочу смотреть! Можно начать с начала? И нельзя ли мне тоже хоть чуть-чуть чипсов?
– Эй, дорогая, ты же была на вечеринке! Я подумал, что Мелиссу тоже нужно немножко подлечить, – сказал папа.
– Эта вечеринка не была никаким лечением. Она была абсолютной пыткой, – сказала я, пытаясь втиснуться между Мелиссой и папой. – Ну давайте возвращайтесь назад, к началу.
– Осторожно с томатным соусом! – сказала мама, но слишком поздно.
Соусник подпрыгнул и приземлился на мои синие шелковые коленки.
– Ох, Мартина! Испортила такое красивое платье! Как можно быть такой неаккуратной! – воскликнула мама.
Я думала, что меня ждет серьезный разговор, но, к моему удивлению, мама оказалась не ультрасердитой. Она стянула с меня платье и попыталась промокнуть соус губкой. При этом она обнаружила следы от лимонада и мороженого и снова начала меня ругать, но не так чтобы сильно.
– Придется дать тебе большой пластиковый малышовый нагрудник, и ты будешь надевать его каждый раз, когда садишься есть, – сказала мама. – Что ж, досматривай свою «Историю Игрушек». Только посмотреть с самого начала тебе не удастся, потому что уже пора спать, – и мама снова дотронулась до синего платья.
– Оно ведь правда испорчено? И я больше не должна буду его надевать? – спросила я с надеждой.
– Скорее всего, – ответила мама. – И нечего радоваться!
– Мам, прости. Я же не нарочно!
– Да я знаю, – и мама вздохнула. – Ты так прекрасно выглядела в этом платье. Нужно было тебя сфотографировать. И все же оно послужило своей цели!
Я не понимала, что мама имела в виду, – тогда не понимала.
По воскресеньям вся семья обычно любит поваляться в постели, но мама встала очень рано и зажужжала своей швейной машинкой. Папа, в пижаме, пришлепал в мою Берлогу Марти, почесывая голову и зевая.
– Марти, ты готова поделиться своей двухэтажной кроватью? – спросил он. – Мама устроила в нашей комнате страшный шум.
– Только скинь Попрыгунчика на пол, пап. И добро пожаловать на борт, – пригласила я.
Папа улегся на кровать, как-то ухитрившись стать меньше ростом.
– Ух! – поморщился он, забираясь под одеяло. – Что это за царапучая штука?
– Ой, это Перси, мой ручной дикобраз. А я-то думала, куда он делся, – сказала я.
– Твой дикобраз? Ну конечно, – сказал папа, выкинув моего дикобраза на холод и устраиваясь поуютнее.
Я тоже уютно устроилась и стала думать о вечеринке. Скинула с себя одеяло и, болтая ногами, пыталась делать так, как делал мальчик-кузен, то есть задирать и опускать их.
– Марти, что ты делаешь? Вся кровать трясется, – пробурчал папа.
– Я пытаюсь делать то, что делал в балете тот мальчик, – ответила я. – Только не могу точно понять, как надо.
– Может, это легче делать не на кровати, – предположил папа.
Я спрыгнула вниз и начала скакать по комнате. Я хотела сделать крутой разворот, и кончилось все это тем, что я кучей рухнула на ковер.
