Реджинальд сквозь слезы.
— Вы, миллионер, умереть?! — с усмешкой спросил Джим.
— Я всегда был только миллионером, — хмуро ответил Реджинальд, подавленный своим горем.
— Вот нашли о чем горевать! — снова расхохотался Джим. — Скажите только слово, и тотчас найдутся люди, которые охотно избавят вас от этой обузы!.. Но, прощайте, мне некогда терять с вами время! — и Джим повернулся, чтобы уйти.
— Погоди, Трейси. Где ты живешь?
— Нигде.
— Как нигде? Куда же почтальон приносит тебе письма?
— Я никогда не получаю писем.
— Разве твои друзья не пишут тебе?
— У меня нет друзей, кроме него, — ответил Джим, указывая на Джейми.
— Ну, так я буду твоим другом! И буду писать тебе письмо. Только скажи куда!
— Если вы вздумаете когда-нибудь послать мне письмо, то адресуйте его Патрику Мерфи, в Главное полицейское управление.
— О Боже! — ужаснулась миссис Лоренц. — Ради Бога, Чарли, отдай скорее этим мальчикам деньги и выпроводи их отсюда. Скажи Энн, чтобы она отвела их в буфетную и велела Энтони накормить их. Кроме того, — обратилась она к Джиму, — вам дадут с собой хорошей еды и целый узел с поношенным платьем Реджинальда.
— Не беспокойтесь, сударыня, — гордо вскинул голову Джим. — Мы не берем милостыни. Мы сами зарабатываем деньги и честно платим за свою одежду и еду!
Мистер Лоренц проводил мальчиков вниз и сунул в руки Джима толстый бумажник со словами:
— Это тебе и твоему маленькому помощнику, которому следовало бы сидеть в школе, а не топтать улицы. Прощайте!
И прежде чем Джим успел ответить, дверь за ними захлопнулась, и мальчики очутились на улице.
Глава VI
Про кислое и сладкое и про полученный бумажник
Джейми с сожалением оглянулся на прекрасный дом, из которого они только что вышли.
— Эх, вот бы нам жить там!.. — произнес он с глубоким вздохом.
Джим резко обернулся и сурово взглянул на своего маленького товарища, которого вел за руку. Он сильно привязался к этому милому беспомощному ребенку, заброшенному судьбой в его одинокую жизнь. Сердце его сжалось при мысли о том, что он не может сделать для малыша того, что подсказывало ему его доброе сердце и чего требовала нежная натура Джейми.
— Ты хочешь пойти туда и сделаться обезьяной этого избалованного мальчишки?.. Уже надоело чистить сапоги? Хочешь бросить меня?
— О нет, Джим! — воскликнул Джейми, крепко ухватившись за руку своего друга. — Но ведь было бы хорошо, если бы мы жили там вместе!
— Ну нет, только не для меня! — ответил Джим. — Там совсем нет воздуха, я чуть не задохнулся. Весь дом — точно могила какая, даже никаких звуков с улицы не слышно. По всем комнатам так и несет духами, а от этих огромных занавесей прямо дух захватывает. Неудивительно, — продолжал Джим, — что этому Реджинальду становится душно!.. Видел, как его вырядили? Точь-в-точь как рождественскую куклу!
— А по-моему, он очень красив, — возразил Джейми. — Жаль только, что он совсем не говорил со мной…
— Немудрено. Видишь ли, ему нужна перемена: он хочет кислого, а ты сладкий. Ну а я кислый, вот он и пристал ко мне!
— Но мне он все-таки понравился, — настаивал Джейми. — Он такой… хороший…
— А я плохой? — задиристо спросил Джим, задетый за живое впечатлением, произведенным на Джейми маленьким миллионером.
— Нет, что ты! Ты не плохой, Джим, ты тоже хороший. И если тебя хорошо одеть, ты даже будешь красив.
— Разве я плохо одет? — почти крикнул Джим.
— Но все-таки не так красиво, как он, — признался Джейми.
— Значит, по-твоему, я был бы красив в красной бархатной одежде и с длинными локонами? — презрительно спросил Джим.
— Да, но он не работает в этой одежде, — заметил Джейми.
— Куда ему работать! Он знай себе только приказывает да, засунув руки в карманы, смотрит, как другие выполняют его распоряжения.
— А отчего он так невежливо говорил со своей мамой? Наверное, он был сердит на нее? Да?
— Должно быть, так. Видишь ли, он бесится, что его заставляют принимать так много лекарств, и начинает брыкаться, как лошадка, потому что ему надоело быть на привязи у матери. По-моему, мальчик должен быть мальчиком, если он хочет когда-нибудь сделаться мужчиной, — убежденно продолжал Джим. — Было бы хорошо, если бы он взял тебя к себе…
— Разве ты хочешь отделаться от меня, Джим? — спросил сквозь навернувшиеся слезы Джейми.
— Нет, ни за что! Я не променяю тебя на всех щеголей на свете, — ответил Джим решительно. — Я это только так сказал…
Когда они добрались до нижней части города, было уже поздно приниматься за работу. К тому же Джейми очень устал, и потому Джим решил идти домой и лечь спать пораньше. Банк был уже закрыт, и бумажник с деньгами пришлось поневоле оставить у себя до следующего утра.
— Давай-ка посмотрим, сколько тут? Пятерка или десятка? — сказал Джим, открывая дома бумажник. — Господи! Да тут целых десять десяток! — воскликнул он, вытаращив глаза от удивления и перебирая новенькие хрустящие бумажки. — Видно, мистер Лоренц ошибся и дал мне не тот бумажник!..
Первой мыслью Джима было немедленно отнести деньги обратно и таким образом исправить предполагаемую ошибку, но, взглянув на раскрасневшееся и утомленное личико растянувшегося на соломе Джейми, он отложил и это дело до утра. Однако же сумма была слишком велика, чтобы оставлять ее в их ненадежном убежище, и Джим решил отнести деньги на сохранение своему хорошему другу, дюжему молодому полисмену Патрику Мерфи.
Они познакомились в то время, когда Джим только поселился на складском дворе. Дружба их началась с маленькой ссоры, когда полицейский потребовал, чтобы Джим переехал на другую квартиру.
— Здесь жить нельзя, — говорил полисмен, — ты должен поселиться в общежитии для чистильщиков обуви!
— На это у меня нет лишних денег, — честно ответил ему Джим.
— Так вычисти мне сапоги, я тебе заплачу, — сказал Мерфи.
Джим вычистил сапоги и получил деньги.
— Ну, теперь убирайся отсюда! — прикрикнул полисмен.
— Не горячись, служивый, — возразил Джим, — помнишь, ты однажды говорил мне, что когда-то сам был бедным мальчиком? Значит, ты должен знать, как нелегко нам живется. Отчего ты не хочешь позволить мне остаться здесь?
— Оттого, что ты подожжешь двор своими спичками и окурками сигар.
Вместо ответа Джим засунул руки в штаны и вывернул свои грязные карманы.
— Видишь, у меня нет ничего: ни спичек, ни окурков! — ответил он.
— Но ты будешь зажигать свечку или лампу и шуметь со своими товарищами.
— У меня нет товарищей, только клиенты, — возразил Джим. — И баловаться мне тоже некогда: я только работаю и сплю.
— Разве ты никогда не бываешь… ребенком? — спросил полисмен, против
