— У этого богача Вартаняна очень талантливый мальчик, — рассуждают прохожие.
Играет Сурен — вся слава идёт Гургену.
Вот ведь какое странное дело! Достаётся слава совсем не тем.
Но и сюда, в Закавказье, пришла Советская власть. Прогнали люди своих богачей. В том числе и отца Гургена.
Новая жизнь в Закавказье. Новая жизнь у всех. Не строит папа Сурена больше дома для богатых. Растут в Ереване новые здания: то больница, то школа, то детский сад.
Проходят люди, смотрят на здания:
— Это построил Сурена отец. Вот кто прекрасный мастер!
У мамы Сурена много теперь заказчиц. Работает мама в большой мастерской. Ходят женщины в новых красивых платьях.
— Это сшила Сурена мать! Это ей за наряды спасибо.
Принят Сурен в музыкальную школу. Проходят прохожие, слышат — играет скрипка. Остановятся люди, слушают скрипку:
— Это Сурен играет!
Новое нынче в жизни: кто своими руками трудится — слава за тем идёт.
МАЛЬЧИК АКУТО
Где-то на Севере, на Крайнем далёком Севере, у ледовитого грозного моря, мальчик Акуто жил.
Пас он оленей. Огромное стадо. Тысяча с лишним голов. Только не мальчика это стадо, не отца его и не деда. Это шамана старого стадо. Акуто и трое других бедняков чужих выпасают оленей. Боится Акуто шамана. Боятся другие шамана. Он главный у них богатей.
Слышал Акуто, что где-то за тундрой, за горами, покрытыми лесом, в том краю, что зовётся Россией, скинули люди своих шаманов. Не шаманы, не богатеи, а люди простые стоят у власти.
«Вот бы такое и в тундре», — думает мальчик. Не пас бы Акуто стада шамана. Да и стадо тогда не шамана бы было. Разделили б оленей среди таких, как дед и отец Акуто, — бедных простых людей.
Мечтает о том Акуто. А между тем Советская власть уже подходила к тундре.
Оставил мальчик на день оленей. Побывал он в родительском чуме. Повидал и родных и соседей. Разговоры везде об одном: у шамана отнимут стадо, скоро будут делить оленей.
И правда: прибыл к стаду старый шаман. А вместе с ним и два его младших брата. Зло посмотрел на Акуто шаман, приказал поднимать оленей. Замер от счастья Акуто. Значит, стадо погонят к чумам, значит, будут делить оленей. И вдруг не к чумам — от чумов погнали стадо. Понял Акуто: богатеи решили угнать оленей. Значит, не будут делить оленей. Значит, пропало огромное стадо.
Весь день уходили погонщики всё дальше и дальше в тундру. Ночью хозяин дал людям отдых. Длинны на Севере зимние ночи. Заснули на нартах в тёплых мешках богатеи. Не может заснуть Акуто. Плакать готов Акуто. Но вот улыбка прошла по лицу мальчишки. Озорством заблестели глаза. Что-то придумал, видать, Акуто.
…Утро. Проснулся шаман. Проснулись два брата.
«Что такое? — не может понять шаман. — Где же стадо? Где же олени? И где же Акуто?!»
Смотрит волчьим взглядом шаман вокруг. Старым глазам не верит.
Ясно шаману: угнал мальчишка оленье стадо. К чумам назад повёл.
Вскочили два брата, вскочил шаман. Бросились с криком они в погоню.
Мчится Акуто.
Мчат богатеи.
Вот всё ближе, и ближе, и ближе, почти настигает мальчишку шаман. Не уйти от расправы Акуто. С кем ты тягаться решил, Акуто?
— Олешки, олешки! — кричит Акуто. — Олешки, олешки, быстрей!..
Мчится Акуто.
Мчат богатеи.
Нет, не уйти от шамана Акуто. Не увидеть родимого чума. Не спасти для людей оленей.
Вот уже рядом совсем шаман.
И вдруг… Что это там заклубилось над тундрой? Что подняло над тундрой снег? Смотрит вперёд Акуто. «Не сон ли мне снится?» — решает Акуто. С той стороны, оттуда, где остались родные чумы, мчатся навстречу люди. Верхом на оленях, в оленьих упряжках. Это идёт спасение.
Видит Акуто отца и деда, видит других людей. Заметил людей и шаман. Прекратил он свою погоню. Развернул побыстрей упряжку. Бросился ветром прочь.
Солнце поднялось над тундрой. Искрится под солнцем снег. Возвращаются к чумам люди. Стадо бежит по тундре.
— Олешки, олешки! — кричит Акуто. — А ну поживей!..
Едет верхом на олене Акуто. Счастья тебе, Акуто — маленький славный герой!
ХОЗЯИН БОЛЬШОГО АРЫКА
Пришла Советская власть в Бухару. Далеко Бухара, за тысячи вёрст от центральной России, в Средней Азии, под знойным, палящим солнцем.
Редко идут тут дожди, не хватает земле воды. Вода здесь дороже жизни. Чтобы землю поить водой, роют в степях каналы. Называют их здесь арыками. У богатых баев в руках вода. У богатых баев в руках арыки.
И вдруг… Получите воду, простые люди! Побежала вода на поля крестьян, напоила иссохшие земли.
Богатый бай Султан Алимкулов, хозяин большого арыка, лишился теперь арыка. Проклинает бай Алимкулов Советскую власть. Его вода — на крестьянские земли! Как же воду отнять у крестьян? Выпить, что ли, её из арыка? Выпил бы жадный бай, да невозможно такое сделать. Другое придумал бай…
Мальчишка Сабир Рахметов как-то вечером забрался к баю в абрикосовый сад. С кулак висят абрикосы. Такие большие только в этих краях родятся. И вдруг слышит Сабир шаги. Прижался к земле. Видит, идёт хозяин. Шепчется с кем-то Султан Алимкулов. Различает Сабир слова. Речь об арыке, речь о плотине, о том, чтобы воду не дать крестьянам.
Ах ты проклятый бай! Ясно Сабиру, в чём дело. Испортить плотину решил богач. Про абрикосы Сабир забыл, быстрее помчался к дому.
Отец у Сабира, Рахмат, — бедный дехканин, так в тех местах называют крестьян. И отец у отца, то есть Сабира дед, старый Куддус, — тоже дехканин. И старший брат у Сабира, Гуфур, тоже делом крестьянским занят. Вырастет мальчик Сабир, и он бухарские земли возделывать будет. Понимает Сабир беду: уйдёт из арыка вода — погибнут поля крестьян.
Всполошил мальчишка деда, отца и брата. Те разбудили своих соседей. Собрались крестьяне, побежали к плотине. Просидели там целую ночь. Однако бай Алимкулов не появился.
— Придумал мальчишка, — решили дехкане.
— Я слышал, я слышал! — твердит Сабир.
Только не очень Сабиру верят.
Поверил лишь дед Куддус. Новый спустился вечер. Снова дед с внуком пошли к плотине. Просидели вдвоём до утра. Зорче филина вдаль глядели. Шорох любой ловили. Алимкулова нет и нет.
Покачал головой Куддус. Да, ошибся Сабир, наверно.
— Я слышал, я слышал, — твердит Сабир. Смотрит на деда. Ясно — не верит дед.
Рассказал про бая Сабир мальчишкам. Разгорелись глаза у ребят. Каждый героем себя считает. Каждому верится в то, что бая они поймают. Едва дождались ребята вечера.
Улеглись у плотины мальчишки. Замерли. Ждут.
Ждали ребята, ждали. Животы и бока отлежали. Не появился проклятый бай.
Три ночи ходили к плотине мальчишки. Три дня возвращались они ни с чем.
Обозлились ребята:
— Это Сабир придумал!
Чуть не побили друзья Сабира. Не верит ему никто.
Поверила лишь Халида. Правда, девчонка — плохая помощь. Однако что же Сабиру делать, если только одна Халида во всём посёлке Сабиру верит.
Снова спустился вечер. Отправились вместе они к плотине. Просидели вдвоём до утра. Зорче филина вдаль глядели. Шорох любой ловили. Алимкулова нет и нет. Теперь и Сабира взяло сомнение. И, если сказать по правде, не будь при Сабире тогда девчонки, неизвестно, чем бы история эта кончилась.
А так — поймали они злодея. Вернее, его спугнули. Едва появился бай, такого наделали шуму — прежде всего Халида, — что дехкане, хотя и спали они за версту, немедля вскочили на ноги.
Схватили крестьяне бая. Прогнали крестьяне бая.
Струится вода в арыке. Поит крестьянские земли. Ходит мальчик Рахматов Сабир по селу. Хозяин бухарской земли, хозяин арыка ходит.
АРТЕЛЬ
Самая дальняя даль России — берег Охотского моря. Тихий или Великий бушует за ним океан. На берегу рыбацкий стоит посёлок. Налево сто вёрст скачи, направо сто вёрст скачи — не встретишь селенья.
В посёлке тридцать рыбацких семей. Тридцать бревенчатых домиков. У причала четыре стоят баркаса. Ходят люди в бурное море. Рыбу сетями ловят. Не скупится Охотское море. Возвращаются с лова баркасы домой, чуть не тонут от рыбьего груза.
Солят люди рыбу на берегу. В бочки её укладывают.
Говорят: в посёлке живёт артель. Однако бочки, баркасы и весь улов это богатство хозяина. Платит он рыбакам копейки, наживает себе рубли. Хозяина сразу два: купец и промышленник Фёдор Проворов и батюшка местный отец Мефодий. Они все доходы делят.
Вот так артель! Одни ловят, другие доходы делят.
Фёдор Проворов и вправду не промах. Он хоть и выдаст рабочим за труд копейки, но тут же снова себе вернёт. Открыл магазин в посёлке. Тащат люди туда копейки.
Да и священник отец Мефодий тоже не лыком шит. Бога на помощь себе зовёт. Берёт за крестины, за память усопших, на ремонт, мол, для храма, для новой иконы…
