— Отойдемте в сторону! — предлагает он. — А ты ступай к брату. Стерегите мотоцикл, — обращается Титов к Насте.
Но нахалка Настька и не думает. Она, конечно, хочет быть там героиней!
Титов берет ее за плечи и осторожно поворачивает на 180 градусов. Да чего он с ней церемонится? Дать ей раза, и все тут!
Дальнейшее Коля и Настя наблюдают как в телевизоре с выключенным звуком: они стали на сиденье коляски мотоцикла и всё видят издали, но ничего не слышат.
Вот Титов подходит к женщине в белом халате и, вскинув руку к шлему, говорит что-то короткое. Потом нее трое — Гришина мама, Титов и женщина в белом халате — несколько минут разговаривают, и Титов уходит и небольшой домик около станции — это, верно, отделение милиции.
Тем временем пестрая шеренга поплыла на платформу, движение на площади возобновилось, люди с тротуаров хлынули к вокзалу, и в толпе затерялась кучка провожающих мам, в том числе и Гришина.
Прошло довольно много времени. Коля сидел как на угольях, так как Настя вертелась во все стороны и Коля подозревал, что она мечтает сбежать от него. Ему самому ужасно хотелось быть там, в центре событий. Но не бросать же мотоцикл, доверенный ему Титовым!
А время шло. Суета на площади все увеличивалась. Теперь люди просто бегом бежали к станции, подъезжали машины и даже телеги. Стоя в коляске, дети увидали, что к станции подошла электричка. Оркестр заиграл марш из «Веселых ребят». Пестрая шеренга на платформе спуталась, маленьких подсаживали на ступеньки вагона. На платформе целовались, передавали какие-то свертки, группы людей сходились и расходились. Издали казалось, что там под звуки марша идет какое-то веселое представление.
Вагоны дернулись, и все на платформе двинулись за поездом, отчаянно махая руками и платками. Электричка свистнула и скрылась из виду. Умолкла музыка. Опустела платформа. Где же Титов? Не прыгнул ли он в электричку вслед за Гришей? Коля начал беспокоиться. Станционные часы показывали два часа пять минут. «Не уложимся», — мельком подумал Коля; дача, мама, машина, которая должна прийти за ними, — все это казалось так ужасно далеко, словно где-то в другом городе, за тысячи верст.
Со станции медленно выходили люди. Коля не сразу заметил Титова; на этот раз рядом с ним был лейтенант милиции в белом кителе. Он что-то говорил Титову, улыбаясь, Потом оба вскинули руки к головным уборам и обменялись рукопожатиями. И опять что-то стали говорить, так что Коля снова подумал: «Не уложимся!»
Но наконец Титов все же откозырял и побежал к мотоциклу.
— Порядок! — сказал он.
— Отправили Гришу? — сейчас же стала приставать Настя. — А тетю Даню видели?
— И тетю Даню, и тетю Лизу, и Гришу. И врач пионерлагеря здесь. Она обеспечит уколы.
Титов говорил будничным голосом, и не верилось, что это он мчал сюда через все препятствия, организовывал поиски в поселке, кидался в чужой дом на платок с розами…
Он деловито закрепил ремень на Насте, поправил на ней очки, сказал Коле: «Держись!» — и устроился сам на сиденье.
В это время две женщины, словно наперегонки, побежали через площадь. Первая была помоложе и полегче, она бежала, как спортсменка, легко отталкиваясь от земли. Вторая — постарше и грузнее — кричала на бегу:
— Стойте! Стойте!
— Тетя Даня! — заорала Настя ей в ответ.
Женщины добежали до мотоцикла. Лиза бросилась к Титову, тетя Даня стала обнимать Колю и Настю.
— Спасибо вам, голубчики… — сквозь слезы говорила она.
Коля не знал, куда деваться: ведь это он сказал, что Лавсан не кусачий.
Лиза между тем повторяла Титову:
— Уж не знаю, как вас и благодарить, ведь такое дело сделали. Никто бы не узнал… Никто…
Она все повторяла это слово — никто, и Коле представлялась длинная вереница людей, причастных к поискам Гриши.
— Да что вы, гражданка! Такая наша служба! — уже давая газ, бросил Титов. Он сделал круг и чертом вылетел с площади. — Мне в четыре заступать на дежурство! — объяснил он, и Коля понял, какое значение имело это его утешающее «уложимся».
Коля и Настя подъехали к своей даче всего за несколько минут до прихода машины из Южного. Ничего не подозревая об их приключениях, шофер Петя закричал:
— Да вы уже совсем готовы? Вот молодцы! А ваша мама сказала, что вы копухи!
Гроза прошла стороной. Где-то далеко на западе сверкали молнии, оттуда шли черные тучи, постепенно растворяясь в голубизне неба, словно кто-то там вверху закрашивал светлым серые блики, ползущие с запада. Еще стоял день, но в воздухе уже чувствовалась близость вечера. С реки потянуло сыростью.
Коля увидел связанные верхушки удилищ, медленно двигающиеся над оградой: это шел на вечернюю зорьку Титов-рыбак. Коля побежал к калитке.
— Пошли? — предложил Титов.
— Сейчас, удочки захвачу.
Они идут к реке, говоря о том о сем. О том, что жаль, нет дождика: в дождик лучше ловится. О том, что свежий мотыль на исходе. О том, что сосед поймал — вот диво! — леща на блесну. Есть вот лещи-хищники!
Коля смотрит на крупно вырезанный профиль своего спутника и видит Титова в том, другом его облике, настороженного, меряющего глазами Неширокие брусья высоко над мелкой рекой… И слышит тот молчаливый их разговор. Но он ничего обо всем этом не говорит. Ничего не вспоминает. И вообще ничего особенного они не говорят. Но Коле кажется, что это у них и есть настоящий мужской разговор.
Эта девочка боялась высоты. Боялась, и все тут.
Но выяснилось это не сразу — вот что было ужасно. Сначала Халима, не чуя беды, ввязалась в это дело — подготовку к прыжкам. Она в самом деле хотела стать парашютисткой. Почему бы нет? Она отлично занималась легкой атлетикой, бегала, плавала. Не то чтобы рекордсменка, но не хуже других. И, когда стали записывать в кружок парашютизма, она записалась тоже.
И пошло, и пошло… Учили сперва на земле. Наука была нехитрая. Тебя усаживают на петлю, болтающуюся на крюке, вбитом в потолок. Ты сидишь в этой петле довольно высоко над полом и делаешь руками и ногами всякие движения. Руками надо регулировать падение, разбирая и подтягивая стропы сообразно направлению ветра, чтобы не сдуло с курса. Ноги следует согнуть в коленях, носки чтобы смотрели вниз, — это ослабит толчок при встрече с землей. Еще надо уметь быстро и ловко избавиться от парашюта при приземлении… Словом, там в воздухе столько работы, что некогда пугаться.
В воздухе! Доберись-ка до этого воздуха!
Начались прыжки с вышки.
— По-шел! — коротко и резко командует инструктор.
Но Халима ни с места!
Она чувствует, как дышит ей в затылок следующий по очереди. И только что плавно оттолкнулась ногами от площадки Нора Зурабова.
Халима ни с места.
Все внизу, в голубом мареве, вертится, плывет, грозится, страшит…
И от отчаяния, от слабости, от стыда… она делает шаг вперед.
— Я не могу прыгать… Не могу, я боюсь высоты, — плача, говорит она уже на земле.
— Но ты же прыгнула! — удивляется инструктор.
— С вышки. Я не прыгну с самолета.
Она боялась высоты. И, когда практикантов стали подымать на самолете для настоящих прыжков, Халима отказалась. Да, она отказалась прыгать. Не всем же…
Ей было стыдно перед подругами, но она ничего не могла с собой поделать. Она боялась высоты, и все тут!
И вообще Халима была не из тех решительных и бойких девушек, которых можно встретить в любом коллективе.
Решительной и бойкой была другая. Подруга Халимы, Нора. Вот эта — да! Нора прыгнула с самолета раз, другой и третий. И получила звание парашютистки-спортсменки. А Халима — нет. Что делать?
Это не помешало их дружбе. Они дружили с детства. Ходили в одну школу. И вместе кончили ее. Вместе стали учиться на медицинских сестер. И выучились.
Новенький диплом в красивом красном переплете с золотыми буквами лежал на столе перед Халимой. И такой же точно — перед Норой. Медицинская сестра! Это не шутка. Ведь еще два года назад они были школьницами!
Диплом на имя Норы Зурабовой попал в руки Нориной матери. Она бережно завернула его в целлофан, спрятала в шкаф и сказала дочери несколько слов о важности этой бумаги — диплома. Собственно, это была целая речь. И так как отца у Норы не было, а ее мать считала, что должна сказать и за отца, речь получилась довольно длинная. Нора, подавляя зевок, выслушала ее до конца.
Диплом Норы Зурабовой был спрятан.
Там, куда мать устроила ее работать, Нору знали и без диплома. Доктор Кафанов знал Нору с пеленок. Какие тут дипломы! Разве только для проформы. Доктор Кафанов годы работал бок о бок с Нориной мамой: прекрасная медицинская сестра мать Норы — Рано-апа! Надо помочь Рано-апа с дочкой. Немыслимо отпустить ее — Рано-апа никогда не согласится на это.
