Бабушка ахнула, глянув на руки Василинки. Вытащила из печи чугунок, налила теплой воды в глиняную миску и велела попарить руки, а потом смазала их жиром, завернула в тряпицу.
— Очень хочешь научиться прясть? — спросила бабушка.
— Не сказать чтобы очень, — призналась Василинка.
— И на что тебе та кудель? Скажи им, что носки вязать умеешь.
Василинка не была уверена, что сможет связать хорошие носки. Бабушка Анета долго объясняла и показывала Василинке, как вывязать пятку и запустить носок.
— Ты не робей, смелей берись! А если что не так — распустишь и снова свяжешь. Учись, работай, может, эта наука тебе и не пригодится, но за плечами не носить.
Бабушкин совет был весьма кстати. Сперва Василинка связала носочки маленькому Тихону — внуку Халимона. Посмотрел старик, пощупал и даже похвалил. С этого и пошло… То свяжи чулки старухе, то невестке, то Тэкле, замужней дочери Халимона, то носки старому и молодому хозяевам. Лишь для батрака Федора ничего вязать не приказывали. Он накручивал на ноги портянки, затягивал потуже лапти и каждый день ездил в лес рубить дрова. Под стрехами хлевов и клети росли штабеля березы. Не на год, не на два — на десяток лет запасали себе дров хозяева.
Чтобы работница не сидела без дела, старуха давно оставила кудель, принялась прясть шерсть. Напрядет шпулю с верхом, потом вторую, ссучит две нитки вместе — и вяжи, вяжи, Василинка, без передышки. А невестка захотела, чтобы из тонких льняных ниток она связала кружевные занавески на все четыре окна в чистой половине хаты. Вяжи, девка, ты же наш хлеб ешь!
Затеплят слабый огонек, усядутся за прялки возле стола на лавках и стараются друг перед дружкой. Мужики спят, лишь Федор обувает лапти, натягивает старый, весь в заплатках, кожушок, идет в сарай за сеном для лошадей. Одна работа тянет за собой другую. Надобно коров, овец накормить, воды из колодца наносить в бочку.
На рассвете хозяйки ставят свои прялки в угол, берутся готовить завтрак, делают запарку скотине. Василинке велят набрать картошки, помыть и сложить в большие чугуны. Хоть и говорила бабушка Анета, чтобы не наливала воду в чугуны на полу, Василинка, забыв в спешке добрый совет, наполнила их, а потом надрывается, подымая на шесток.
И все же работа у печки меньше утомляла, чем бесконечное вязание. У Василинки покраснели глаза: скупые хозяева, жалея керосин, наливали его в маленькую бутылочку и прикрывали ломтиком сырой картофелины. Посредине такой крышки прокручивали дырочку и протягивали тонюсенький фитилек. Веки тоже покраснели и опухли. К доктору сходить? Но кто ее отпустит? Да и больница далеко от деревни.
От вязания и другой домашней работы Василинку ни на час не освобождали. Не такие они люди, ее хозяева, чтобы задаром кормить.
Скорей бы весна! Погнать стадо на луг, чтобы не видеть злых хозяйских взглядов, не слушать обидных прозвищ. Вдохнуть в лесу полной грудью воздух. Там и глаза не будут болеть, а здесь, в этой зловонной хате, она ослепнет, если будет вязать спицами петлю за петлей. Хоть бы ненадолго выбежать за высокий забор!
Поздно вечером кто-то постучал три раза в окно. Лаврен в одной рубахе выскочил во двор. Василинку удивило, что не ее послали отворить калитку. Федора с наступлением сумерек отправили в город отвезти дрова на продажу. В будний день… Любопытно, кто же там приехал? Может, какой-нибудь родственник?
Ни одна из женщин не поднялась с места, лишь остановили свои прялки. Тогда Лаврен приказал:
— Марш в другую хату! В другую половину!
Василинка подалась следом за бабами.
Старый Халимон, который лег спать еще с курами, немедля встал со скрипучей кровати, набросил на плечи кожух и вышел на кухню. Хозяйки за прялки не сели, быстро разделись и забрались под одеяло.
— Ложись и ты, пастушка, — велела старуха.
Василинка лежала на своем постоянном месте, неподалеку от голландки, на полу у дверей и долго не могла уснуть. За дверями громко разговаривали, вроде спорили, только о чем, разобрать было невозможно. Пожалуй, немного еще повертевшись, Василинка заснула бы, да помешал кот Злодей. Ему настоятельно понадобилось побывать в трехстенной пристройке. Злодей подошел к порогу, выгнул спину, блеснул глазами и бесшумно протиснулся в дверь. Сейчас сквозь щель падала узкая полоска света. Василинка прислушалась к незнакомому глухому простуженному голосу.
— А? Что? Не слышу, — отозвался старый хозяин. Василинка представила, как старый Халимон прижал ладонь к левому уху и наклонился к гостю. Когда еще Василинка жила в городе, она читала в одной сказке о том, как Иван-царевич, приложив ухо к земле, услышал, что за ним издалека мчится погоня. Отбросив армяк, она прижалась ухом к холодной половице.
— Вы тут сидите, как мыши под веником, — сквозь кашель выговаривал гость. — Не достучаться до вас. Не знаете, что делается на свете. Думаете, дадут вам большевики богатством обрастать? Отберут землицу в коммунию, заведут скотину в общий хлев. И баб ваших в коммунию, и все добро.
— Не бывать этому! — заскрипел зубами Лаврен. — Не отдадим своим горбом нажитое!
— Не отдадим, не отдадим! — передразнил незнакомец. — Как же — спросят тебя! Разве не видишь за озером, в панском имении коммунию? Спасаться надо с умом. Чтоб не застали вас врасплох, всех примечай, бери на заметку каждого, кто зарится на чужое.
— Да уж, да уж, — поддакнул старый Халимон.
Не обращая на него внимания, тот же глухой незнакомый голос точно диктовал Лаврену строгий приказ:
— Согласие между голодранцами — точно нож острый нам в спину. Пусть грызутся, ругаются друг с другом, пусть сами себя хватают за горло. Тогда и о своей коммунии позабудут.
Заливистый, острый кашель прервал разговор. Гость долго бухал словно в бочку, пока немного успокоился.
— Воды! — глухо произнес он.
— Может, чего-нибудь другого? — льстиво предложил Лаврен.
— Погоди, перво-наперво о деле поговорим, — остановил Лаврена незнакомец.
Отдышавшись и глотнув воды, он продолжал свои наставления.
— Не спускай глаз с подстрекателей. Если что, то их под ноготь. Смотри, не проворонь!
— Есть тут у нас бобыль, Василием зовут, — вставил Лаврен. — Сказывают, в царской армии по принуждению служил, а в Красной по собственной охоте, добровольцем. Вот он сельчан и мутит. Газетки читает. В активистах ходит, все новости из сельсовета приносит. Видно, недаром его уполномоченным какого-то товарищества взаимопомощи выдвинули…
— Займись им, — зло бросил гость.
Леденея от ужаса, Василинка затаила дыхание. О ком это они?
— Его голыми руками не возьмешь. Хитер Василий Ковальчук!
Услышав имя и фамилию отчима, Василинка едва не закричала, но успела зажать рот кулаком.
— А зачем голыми? То, что когда-то закапывали, в порядке?
— Недавно глядел, все целое.
— А ты говоришь, голыми руками…
— Оно понятно, только как же?
— Мокрая курица! «Как же, как же», — и незнакомец сплюнул.
— Пойдет он в лес, мало ли что там может с ним случиться. Может, деревом прибьет. Только гляди, чтоб шито-крыто и концы в воду.
— А может, лучше петуха красного пустить? — предложил Халимон.
— Смотри по обстоятельствах. А сейчас неси чего-нибудь погреться с дороги.
Лаврен пихнул двери из трехстенка во вторую хату, едва не зацепив ногой Василинку. Поднял крышку окованного железом ларя, покопался там и вышел на кухню, плотно прикрыв за собой двери.
Расстроенная Василинка долго ворочалась с боку на бок, пока не сморил ее сон. Не слышала, как обеих хозяек поднял Лаврен и выгнал в трехстенок, где недавно велся разговор. Гостю постлали на кровати, под невесткиным пологом. Молодой хозяин храпел на весь дом под окном на лавке, а Халимон никак не мог улечься на своей скрипучей кровати.
Проснулась Василинка от злых слов старой хозяйки:
— Вставай, соплячка городская, никак тебя не добудиться. Тебе только бы спать да спать, так и проспишь царство небесное.
И наступило необычное утро. За прялки не садились. Сразу затопили печь. Василинка, как и всегда, была на побегушках:
— Намой чугунок картошки…
— Беги под навес за дровами…
— Скоренько принеси из сарая овсяной мякины…
Батрачка бежала в сарай, в темноте нагребала руками мякину, тащила в хату и запаривала в ушате. Тем временем сыпались новые распоряжения:
— Неси в хлев пойло теленку. Да смотри, хорошенько напои его. Пусть пьет по пальцу, не жалей, не отвалится.
Василинка и вправду боялась, чтобы теленок не откусил палец. Не успела еще отворить дверь, как рыжий, с белым пятнышком на лбу, бычок вскочил на ноги и стал мордой тыкать под донышко деревянного ушата.
— Глупенький, — ласково, точно несмышленыша, уговаривала Василинка озорника и сунула палец ему в рот. Тот с силой схватил за палец и с жадностью принялся сосать теплое пойло. Напившись, бычок позволил погладить себя по спине, почесать за ухом. Но забавляться с теленком было некогда. Дома ждала уйма работы.
