— Тебе, старый товарищ, должен я признаться в одном большом грехе и просить тебя, коль возможно будет, исправить его.
Он взял руку старика, точно прося его приблизиться к нему.
— Когда я был еще молод, — начал Федор, — умерла у меня жена, после которой остался у меня сынок. В смутные годы междоусобиц я потерял своего сына, я служил дружинником у князя Изяслава. В одной из битв с князем Юрием я был ранен и упал замертво. Когда я вернулся в наш стан, то не нашел своего сына: он исчез вместе с дружиною. Тщетно искал я его всюду долгие годы, но нигде не мог найти. Я научился изографному искусству и вот уже восемнадцать лет занимаюсь этим. Тебе я поручаю найти моего сына и передать ему все, что я скопил за эти годы изографным делом. Казну я свою схоронил под большим дубом у самого выезда из Ростова…
— Друже, просьбу твою исполнить я готов, но годы уж мои немолодые. Я сам на пороге гроба. Лучше поручи ты это кому-нибудь другому, помоложе!
— Кому же, кому? — тоскливо спрашивал умирающий.
— Да хотя бы моему помощнику, Максиму… Он парень смирный и верный: на твою казну не польстится…
— Что ж? Зови его скорее, пока я в силах передать ему мой наказ!
Мирон поспешно позвал Марину, и умирающий повторил ей все, что сейчас рассказал своему товарищу.
Внимательно слушала Марина, и ей невольно припомнилась судьба сироты Василька.
— А каков собою твой сын?
— Он тогда был еще ребенком. Многое изменилось с тех пор… Помню, что волосом был он рус, глаза имел голубые…
— Не звали ли его Васильком, дядя? — порывисто спросила девушка.
Умирающий вздрогнул.
— Да, так его звали… А ты почему знаешь?..
— Так я…
И девушка стремительно выбежала из избы. Она бросилась к сборной избе, где находились окончившие работы на камнеломнях Фока и Василько, и громко окликнула юношу.
— Беги скорей в изографную избу, там ты Мирону очень нужен. Он меня за тобою прислал. Бежим вместе!
Невольно подчиняясь приказанию девушки, Василько поспешил за нею.
Умирающий тяжело хрипел.
Марина подвела к нему молодого дружинника.
Широко раскрыв глаза, смотрел Федор на последнего, видимо стараясь что-то вспомнить.
— Он, мой Василько! — громко воскликнул изограф. Перед молодым человеком точно открылась какая-то завеса.
— Батюшка! — воскликнул он, падая на колени перед умирающим.
Окружающие не могли удержаться от слез.
Потрясенный неожиданным свиданием, Федор положил левую руку на голову сына и прошептал, слабо возлагая на себя крестное знамение:
— Ныне отпущаеши раба твоего…
Слабая улыбка появилась на губах умирающего, руки беспомощно повисли, и, тяжело вздохнув последний раз, он отошел к Богу.
Старого изографа похоронили возле вновь построенной церкви. Василько, хотя на короткое время узнавший отца, чтил его память и собственноручно выбил из камня крест на его могилу.
В Боголюбове приготовлялись к освящению нового храма. Из соседнего Владимира князь пригласил духовенство.
Ко дню освящения в Боголюбово собралось множество народа, привезено было много больных и калек, которые после молитв у иконы исцелились от своих недугов.
В назначенное время из храма вышел крестный ход, обошедший его троекратно. Прибывший на торжество ростовский святитель благоговейно отслужил литургию и совершил чин освящения.
Игрищ, обычных по праздникам в то время, Андрей, как набожный человек, не пожелал устраивать, но, по окончании трапезы в новой обители, он долго пировал с дружиною и ближними людьми за селом Боголюбовом, на лугу. Немало суздальцев и ростовцев было на этом пиршестве. Все превозносили доброту и щедрость князя.
Братья Андрея, княжившие в Суздале и Ростове, не приехали на освящение храма.
Народ вообще был недоволен своими властителями и намеревался просить Андрея стать их князем, но последний помнил завет отца и не хотел нарушать его.
— Чем сидеть тебе здесь, в Боголюбове, без дела, шел бы на суздальский стол! — подговаривали князя свояки его Кучковичи. — Сам, поди, видишь, как народ тебя любит и ждет не дождется твоего прихода.
Но князь отрицательно качал головою и не хотел следовать их советам.
Стало вечереть. Теплый июньский день кончался. Усталые пирующие готовы были расходиться, тем более что гостям, прибывшим на торжество, возвращаться было не близко.
Вдалеке на дороге заклубилась пыль.
— Кто-то сюда спешит, — заметил Иван Кучкович, — ишь как понукает коня!
— И впрямь кто-то сюда поспешает! — добавил Семен.
Все с нетерпением ожидали, когда всадник подъедет к княжему шатру.
Вот он соскочил с усталого коня, бросил поводья и вошел в шатер. Подойдя к князю, он низко поклонился и произнес:
— Князе Андрее! Родитель твой, князь Юрий Владимирович, преставился!
Не ожидавший подобной вести, Андрей взволнованно встал со своего места и сотворил крестное знамение:
— Помяни, Господи, усопшего раба твоего в селениях святых!
И, обращаясь к гонцу, проговорил:
— Расскажи мне, как произошла его кончина? В княжеской ставке воцарилась чуткая тишина.
— Мая в пятнадцатый день, — начал гонец, — родитель твой, великий князь наш Юрий, встав ото сна, был радостен. и весел. Не раз он вспоминал и про тебя. Вершил дела, чинил суд и расправу, а под вечер на пир идти изволил к Петриле, боярину, что был его любимцем. В свои хоромы после пира он вернулся, на отдых лег и больше не вставал. Что с ним тут приключилось, мы не знаем… Но мы нашли его уже почившим…
Задумчиво слушал Андрей рассказ о смерти отца. Он много перечувствовал в эти минуты. Позднее сожаление о том, что его не было в это время около отца, заставило больно сжаться его сердце.
— За киевский стол я спор держать ни с кем не стану! Останусь здесь!..
— Как поволишь, княже! Мы из твоей не выйдем воли! — с поклоном отвечал гонец.
— Себе вы сами избирайте князя!.. — докончил Андрей.
Весть о кончине великого князя киевского прервала пир.
Все поднялись из-за стола, Кучковичи ходили между именитыми суздальцами и ростовцами и уговаривали их вторично звать к себе князем Андрея.
— Теперь наверно он пойдет! Отца уж нет в живых! Своя воля…
И еще недавно находившаяся в зародыше мысль о приглашении Андрея княжить в Ростов и Суздаль была близка к осуществлению.
Один из именитых суздальцев, пошептавшись со своими товарищами, подошел к князю, низко поклонился ему и промолвил:
— Мы бьем тебе челом, наш прирожденный князь, твоею вотчиною Суздалем и просим княжить и нами володеть!
Нерешительно посмотрел Андрей на стоявших перед ним суздальцев.
— Что вам сказать в ответ, друга, не знаю! Что Суздаль, что Ростов, все нераздельно, все едино… Коль сяду я на суздальском столе, а на ростовском останется мой брат Мстислав, пойдут раздоры. Враги придут извне и, пользуясь раздором нашим семейным, захватят Суздальскую землю и водворят другой порядок!
— Тебя мы также просим, княже! — стали просить Андрея ростовцы. — Княжи у нас, от Суздаля мы не отстанем!..
— А как же быть мне с братьями, Мстиславом и Василько? Родительский завет нарушить?!
— Братьям ты, княже, дай удел другой! Они ведь малолетки… За них бояре наши правят…
Долго не соглашался еще на просьбы ростовцев и суздальцев Андрей, но, замечая, что просьбы их не ослабевают, решительно проговорил:
— Ну, коли так, да будет Господня воля! В Ростов и Суздаль сяду я на княжий стол.
Согласие Андрея было принято всеми с радостью.
Андрей был прав, снять малолетних братьев с княжения было нетрудно. Суздальцы и ростовцы давно уже прочили себе в князья Андрея. Избрание его было единодушным.
Вскоре Андрей перебрался с дружиною в Суздаль, бывший стольным городом его отца Юрия. Все-таки не забывал он Владимира и часто, отправляясь на охоту, проживал в нем по нескольку дней.
За это время основанное им село Боголюбово продолжало расти и увеличиваться. Чудотворная икона в его храме привлекала много богомольцев, между которыми немало было вышгородцев, приходивших поклониться их бывшей святыне.
Дружина князя, в которую зачислили и Марину под именем Максима, перебралась вместе со своим властелином в Суздаль.
Главными советниками князя остались его свояки Кучковичи и старый мечник Михно, тогда как братья его, Мстислав, Василько и Всеволод, а точно так же племянники его Ростиславичи, принуждены были удалиться вместе с матерью своею, мачехою Андрея, греческою царевною, на ее родину, в Грецию, где ее брат, император Мануил, принял их дружелюбно.
Наезжая во Владимир, Андрей украшал этот город. На другой же год своего княжения в Ростово-Суздальской земле он построил во Владимире великолепный храм Успения Божией Матери из белого камня, привезенного от болгар. Верх храма был позолоченный. В эту церковь поставил он привезенную из Вышгорода чудотворную икону. Кроме того, им были построены в этом городе два монастыря: Спасский и Вознесенский.
