— Павлик! — сердито крикнула Мака. — Иди сюда, ты маленький! Иди сейчас же сюда! Я все время должна тебя держать за руку. Почему ты от меня убежал?
— Иду, иду! — послушно сказал Павлик, растопырил руки и побежал к Маке. В это время еще один автомобиль незаметно подкрался к воротам. Павлик вдруг поскользнулся и упал перед самым носом автомобиля. Автомобиль взвизгнул, зашипел, но сразу не смог остановиться. Его толстое колесо наехало на край Павликиной шубы.
Мака вскрикнула. У автомобиля распахнулась дверка. Дядя в черной каракулевой шапке выскочил из нее и бросился к Павлику.
— Цел? — громко спросил дядя. Он выдернул Павликину шубу из-под колеса и поставил Павлика на ноги.
— Как же это ты, такой маленький и гуляешь здесь один? — Дядя присел перед Павликом на корточки и, нахмурившись, держал его перед собой под мышки. Но Павлик ничего не мог ответить. Он выпучил от страха глаза и смотрел то на стоящий перед ним автомобиль, то на дядю в каракулевой шапке.
Тогда дядя вдруг отпустил Павлика, встал, вынул из кармана платок и, быстро сняв шапку, вытер платком большой лоб и голую розовую макушку. Потом он опять надел шапку.
— Как же это ты так? — укоризненно покачал он головой.
— Это он меня не слушался, — сказала Мака, подойдя поближе. — Это он убежал от меня.
Дядя быстро повернул голову к Маке.
— А… Понимаю, — сказал он. — А где же ваша мама?
— У нас две мамы, — ответила Мака. — Его мама пошла в очередь за конфетами. А моя мама на работе. А я Павлика держала за руку, а он убежал…
У автомобиля открылась еще одна дверка, и оттуда выглянул еще один дядя.
— Товарищ Ленин, — сказал он, — уже без пяти десять!
— Да, да, — сказал дядя, расстегивая пальто, засовывая руку в карман и вынимая часы. — Я знаю. А где же вы живете? — спросил он Маку, держа на ладони большие круглые часы.
— Вон там, — Мака махнула рукой. Из коричневой варежки выглядывали розовые пальцы. — Близко. Мы живем совсем близко. — И она схватила Павлика за руку.
Дядя снова спрятал свои часы в карман.
— Держи его крепко, — сказал он, улыбаясь. — Чтобы опять не убежал твой Павлик.
Дядя так и не застегнул пальто и опять что-то стал искать в карманах.
— Дойдете одни домой? — похлопывая себя по карманам, прищурившись, спросил он.
— Дойдем, — ответила Мака.
— Вот какая досада! — Дядя вдруг нахмурился. Он вынул руки из карманов и застегнул пальто.
— Может быть, у вас что-нибудь есть с собой? — повернувшись к автомобилю, спросил он другого дядю. — Гм… Какая досада! Я нашел в кармане одну-единственную конфету. Хоть бы еще одну.
Но тот молча покачал головой. Дядя сморщился как-то, потом сразу лицо у него разгладилось, он улыбнулся и протянул Маке большую конфету, завернутую в прозрачную бумажку.
— Поделите пополам? — спросил он.
— Поделим, — ответила Мака. Она зажала в руке конфету.
— Ну, тогда до свиданья, — сказал дядя. — Не ходите, пожалуйста, далеко от дома. И не бегайте никогда через дорогу. Ну-ка, быстренько домой! — Он повернул Маку и Павлика спинами к себе и чуть-чуть подтолкнул их вперед.
Мака и Павлик пробежали несколько шагов.
Потом Мака оглянулась. Через открытые ворота было видно, как дядя быстро шагал к дому. За ним катился автомобиль. Солдаты, стоявшие у ворот, улыбались.
Крепко держа Павлика за руку, Мака зашагала домой.
— Давай посмотрим, какая конфета? — сказал Павлик, когда они дошли до своего парадного.
Мака разжала руку и развернула прозрачную бумажку.
— Это постный сахар, — сказала она. — Видишь, она желтенькая.
Павлик понюхал конфету. И в это время подошла тетя Катя.
— Откуда это у вас? — удивилась она, увидев конфету. — Кто вам дал?
— Это нам дал дядя — товарищ Ленин, — ответил Павлик.
— Боже мой! — вскрикнула тетя Катя. — Ну что ты говоришь? Как мог Ленин дать тебе конфету? Да ты знаешь, кто такой Ленин? Ну что ты говоришь?
— У него была только одна конфета… — с сожалением сказала Мака. — Он во всех карманах искал, но больше не нашел!
Глава XII. В гости к дедушке
Желтенькую конфету Мака и Павлик съели пополам в первый день елки. Прозрачную бумажку тетя Катя спрятала в круглую коробку, а коробку спрятала на дно ящика, в комод.
— На память! — сказала она.
Елка в этом году промелькнула быстро. Она была маленькая: не елка, а просто еловая ветка! Она была не сладкая, потому что на ней не было ни одной конфеты.
В городе все продолжали стрелять. По улицам ходили вооруженные люди. Мака уже не пугалась стоявших на улицах пулеметов, она не удивлялась, видя кучи бревен и ящиков, загородившие улицы.
Иногда поздно вечером, после работы, мама надевала на рукав красную повязку и вместе с другими людьми, жившими в доме, уходила охранять дом. Мака ко всему привыкла. Ей уже не казалось странным топить печку книгами вместо дров. Уже ей не казались невкусными кусочки картофельной шелухи, жаренной на рыбьем жире.
Наконец мама стала приходить с работы пораньше, а может быть, просто дни сделались длиннее. Мака с мамой возвращались теперь домой уже не в темноте. На улице все можно было рассмотреть. Они шли по серому снегу, и тяжелые сосульки поблескивали на крышах. По стоптанным ступенькам Мака и мама поднимались к своим дверям, мама отпирала дверь, и Тамара протягивала к Маке свои окоченевшие за день руки.
Однажды они подошли к своей двери и увидели большой серый конверт. Он был засунут в дверную ручку.
— Письмо, — сказала испуганно мама. — От кого бы это?
Она осторожно надорвала конверт.
— От дедушки! — радостно воскликнула мама.
Да! Это письмо было от дедушки, от маминого папы. Это было письмо из далекого, незнакомого Крыма, с берега огромного моря. Дедушка был учителем в деревенской школе. Он звал маму и Маку к себе в гости. Он был старенький, и ему было грустно одному. А сейчас ему хотелось радоваться, потому что теперь везде в Крыму — и в их маленькой деревне и на дедушкиной школе — развевались красные флаги. Теперь дедушке хотелось радоваться потому, что весна скатилась с высокой горы и с моря дул теплый ветер. Дедушка звал маму и Маку к себе в гости, и мама и Мака решили ехать к дедушке.
Мама собрала вещи, и Мака собрала вещи. Мама одела дочку, и Мака одела дочку. Тамара, закрыв глаза, смирно лежала у Маки на руках, завернутая в одеяло. Конь Кузьма и мишка Танюшка оставались дома. Мака спрятала их в темный шкаф. В толстой сумке у мамы лежали все удостоверения, все разрешения, все мандаты, все пропуска, все волшебные бумажки, которые должны были помочь доехать до дедушки. Тетя Катя все тревожилась, не забыла ли мама что-нибудь… Наконец захлопнулась дверь. Щелкнул ключ. Промелькнули последний раз знакомые ступеньки. Тетя Катя, стоя на крыльце, помахала рукой, и Павлик кивал головой, уцепившись за ее пальто. Путешествие началось.
Нельзя было лететь на ковре-самолете. Надо было ехать на поезде. Нельзя было шагать в семимильных сапогах. Надо было ехать по железной дороге.
На вокзале все было непонятно. Люди бегали и толкались так, как будто бы все-все растеряли. Мака бежала, держась одной рукой за чемодан, а другой рукой прижимая к себе Тамару. По крутым, трудным ступенькам кто-то втащил Маку и маму, поезд загудел и тронулся.
И маму и Маку задвинули вместе с чемоданами куда-то под самую крышу вагона, так что даже Маке пришлось сидеть согнувшись. Где-то рядом плакал ребенок, но в темноте его не было видно.
С утра до вечера мама и Мака не могли даже разогнуться. А к вечеру люди как-то утряслись и можно было прилечь.
Внизу всхлипывала гармошка и клубился густой вонючий дым. Изредка вспыхивал огонек, освещая на минутку чье-нибудь сердитое волосатое лицо, узловатую руку или потертый воротник шинели. Мака думала, что все это ей снится. Так все было странно: и шум колес, и гул голосов, и дым, и плач. Ей хотелось проснуться у себя дома, в кроватке. Так бывало, когда ей снились страшные сны. Но вместо того чтобы проснуться, Мака заснула, положив голову на чей-то узел, крепко держа Тамару.
Мака проснулась оттого, что поезд остановился. Под ней, перед ней, около нее шевелились серые кучи одежды. Светлели туманные окна.
— Орша! — громко крикнул кто-то.
— Просыпайся скорее! — взволнованным голосом сказала мама. — Нам нужно выходить.
И вот, переступая через спящих людей, наступая на чьи-то шинели, на чьи-то узлы, отмахиваясь от сердитых голосов, мама и Мака выбрались на платформу. Там уже стояло несколько человек.
— Вам нужно пройти территорию, занятую немцами, — сказал им начальник станции.
Глава XIII. «Цурюк» — «назад»
Ровный четырехугольный, как будто деревянный, из-под земли вырос часовой.
