— Он ждет, — говорит. — Он уже готов, что вы придете.
Мы с Январем переглянулись. Январь опять схватился за нож.
— Заходите! — зовет Небоглазка. — Заходите все!
Она нажала на ручку двери, шагнула внутрь.
— Вот они и пришли, Дедуля! — поет. — И до чего же они мокрые и продрогшие, и сколько в них страху!
Дедуля сидел сгорбившись за столом посреди комнаты. Что-то писал в большущей пухлой книге. На столе и на стеллажах вдоль стен горели свечи. В печурке теплилось пламя. Он повернулся и посмотрел на нас — а мы так и стоим на пороге позади Небоглазки. Черные взлохмаченные волосы, черная борода, черная пыль, въевшаяся в резкие морщины. Он тоже рассматривал нас, и его водянистые глаза поблескивали, отражая огоньки свечей. На нем была черная куртка с погонами. На нагрудном кармане было написано ОХРАНА. На столе лежала черная каска с козырьком.
— Это Дедуля, — сказала Небоглазка. — Дедуля, это Эрин Ло, Янви Карр и Мыш Галлейн. Такие чудные имена у чудной сестрицы и чудных братьев!
Он перевел глаза на Небоглазку, молчит.
— Заходите! — Ее перепончатая ладонь легла мне на запястье. — Заходите и запремся от ночи!
И закрыла дверь за нашей спиной.
— Здесь уютно, здесь едят еду и пьют питье.
Она сняла с полки глиняный кувшин с водой.
— Пейте! — говорит. — Отмойте рот от Черной Грязи! А потом ешьте. Тут изюм, и тушенка, и сколько хочешь шоколада.
Потянула меня к печке. Опустилась на колени, показала ведро. Зачерпнула воды и стала мыть руки.
Перепонки между пальцами были тонкие, свет от печурки проходил их насквозь.
Она рассмеялась:
— Ты вся грязнее грязного, Эрин Ло!
Мокрыми пальчиками погладила мою руку.
— Умойся, как я! — говорит. — Смой с себя Черную Грязь, Эрин Ло.
Я опустилась на колени рядом с ней, наши плечи соприкоснулись. Она прикусила губу и прошептала:
— Эрин! Эрин, сестричка!
А позади нас Январь и Мыш стоят как вкопанные и таращатся на Дедулю. Он тоже на них вытаращился, а потом давай писать в своей огромной книге.
— Дети, трое, — бормочет вслух, водя грифелем по бумаге. — Вытащены из Черной Грязи. Мальчики, две штуки. Девочка, одна. Замерзли, перемазались, извозюкались, напугались. Может, привидения. Может, черти из ада или ангелы с неба. Скорее всего, что посередке, пришли вытворять глупости. Выгони их, Дедуля. Закопай обратно в Грязь. Давай.
Воткнул острие карандаша в бумагу; замер с карандашом над бумагой. Подался лицом к нам ближе. Вгляделся:
— Вы ей не братья. Ты ей не сестра.
Я покачала головой. Посмотрела ему прямо в глаза.
— Мы никогда и не говорили ничего такого.
Вглядывается в нас — лицо суровое, поглядел на Небоглазку — оно сразу смягчилось.
— Не по-правильному ты рассудила, малышка моя.
— Не по-правильному?
— Не братья они тебе. А она — не твоя сестра.
— Не моя?
— Не твоя, милая. Ты не права. Так что, пожалуй, стоит отправить их обратно в Черную Грязь, где ты их нашла.
— Мы приплыли по реке на плоту. Мы не из Черной Грязи, — говорю.
— И ты — не сестра мне? — спрашивает Небоглазка.
Во взгляде — мольба. Я вгляделась внимательнее.
Похожи мы с ней? Есть в ней что-нибудь похожее на меня? Может она быть моей сестрой? Может, у нас общий отец? Я опустила глаза. Я знала, что, согласись я писать «Историю моей жизни», она была бы полна вымечтанными сестрами и братьями. Но тут все не по-правильному, как справедливо заметил Дедуля. Я покачала головой и отогнала ненужные мысли:
— Нет. Я не твоя сестра. Они — не твои братья. Каждый из нас совсем один.
Небоглазка закрыла глаза.
— Значит, не по-правильному, — шепчет. — Просто воображение того, чего хочется.
Уставилась на нас:
— Вы — привидения?
— Нет, мы не привидения, — говорю.
— Это хорошо. Тут иногда много ходит привидений.
Она снова улыбнулась:
— Может, ты и не сестра мне. Но, Эрин Ло, ты ведь можешь стать моей самой наилучшей подругой?
Смотрит на меня.
— Да? — шепчет.
Я коснулась ее прохладной гладкой щеки. Заглянула глубоко в глаза. Да, подумала я. Да, подруга, которая почти как сестра.
— Да. Да, — сказала я вслух.
— Дедулечка! — позвала она.
— Что, малышка?
Ее глаза наполнились слезами.
— Не прогоняй их обратно в текучую воду. Не закапывай обратно в Черную Грязь. Пусть они останутся с тобой и со мной.
— Тогда ты будешь довольна?
— Да. Да. У меня никогда не было такой подруги, как Эрин Ло.
Дедуля вздохнул, крякнул, мрачно посмотрел на нас, но кивнул.
— Хорошо, — шепчет.
Небоглазка обняла меня. А Январю и Мышу улыбнулась сияющей улыбкой.
— Вот видите? Дедуля хороший. Он будет охранять вас, как всегда охранял Небоглазку.
Он снова уткнулся в свою книгу.
— Имена. У них есть имена, уже вылетели из головы.
Почесал бороду, и на страницу полетела черная пыль.
— Вспоминай, Дедуля, — говорит сам себе. — Имена, три штуки.
— Эрин Ло, Янви Карр и Мыш Галлейн, — откликнулась Небоглазка. — Дедушка старый и ничего не запоминает. Он все записывает.
— Эрин, Янви и Мыш, — бормотал он, водя карандашом по бумаге.
— Вот и хорошо, — говорит Небоглазка. — Он вставил вас в свою книгу, в историю Небоглазки, Дедули и черной Черной Грязи.
— А что это за история? — спрашиваю.
— Ох, темная, мокрая и грязная.
— Ты мне ее расскажешь?
— Я бы рассказала, Эрин. Но Небоглазка сама не умеет рассказать ее правильно. — Она обхватила ладонями мое лицо. — Эрин Ло. У Небоглазки никогда не было самой наилучшей подруги.
И как замурлычет песенку, поводя в такт плечами и головой. Я вздохнула, улыбнулась, глянула на Января. Он скривил губы и чертыхнулся. Глаза его смотрели холодно.
— Чем ты недоволен? — спрашиваю шепотом.
Он молча отвернулся.
Небоглазка коснулась его плеча:
— Пойдем. Пойдем, смой с себя черную Черную Грязь.
Он сердито дернул плечом, но вместе с Мышем присел к ведру с водой, и оба умылись.
Небоглазка подошла к Дедуле и поцеловала его в щеку:
— Они детки хорошие. Может быть, я была не права, когда назвала их братьями и сестрой. Но они точно не привидения. Небоглазка будет заботиться о них, чтобы они перестали так бояться.
Она приподняла стоявшую на полу коробку:
— Здесь изюм и тушенка. И много-много сладкого-сладкого шоколада.
Открыла коробку и наклонила в нашу сторону. Мы взяли по конфете. И еще по конфете. Небоглазка протянула нам открытую банку тушенки:
— Берите! — говорит. — Берите еще. Не бойтесь. Берите, что вам больше понравится.
— Нужны места для ночи, — сказала Небоглазка. — Нужны места для сна и сонных мыслей.
И давай расстилать вдоль стены шерстяные одеяла.
— Для вас для всех, — бормочет. — Чтобы хорошо спалось, чтоб вам было уютно и нестрашно у Дедули в комнате охраны.
Мыш шагал рядом с ней, подбирал с пола металлические буквы и выкладывал наши имена возле одеял.
— Зачем эти буквы? — спросила Небоглазка.
— Это наши имена, — объяснил Мыш.
Он прочел ей имена по буквам.
— Поняла? Из букв получаются слова, а из слов — мы.
Она задумалась.
— А есть такие буквы, чтобы получилась Небоглазка?
Мыш улыбнулся и выложил возле ее одеяла:
Она тоже улыбнулась и осторожно потрогала буквы.
— Это я? — спрашивает.
— Это ты, — отвечает Мыш.
— Здорово. Здорово!
Она легла на свое одеяло, вытянула руку, чтобы касаться букв.
Январь свое имя взял и распинал:
— Фигня, как на надгробном камне!
Я поцокала языком.
Небоглазка лежит рядом со мной, укутавшись в свое одеяло.
— Моя самая наилучшая подруга! — бормочет.
Положила голову мне на локоть и уснула.
Мыш тоже быстро уснул мирным сном — похоже, ни о чем не тревожась.
Мы с Январем лежим, закинув руки за голову, и смотрим друг на друга. Глаза у Яна колючие, воспаленные и блестящие от усталости. Вижу, что ему хочется поссориться со мной, чуть ли не подраться. А у меня во рту — сладость шоколада и изюма, в животе — сытная тяжесть холодной тушенки. В голове звучит голос Небоглазки, я чувствую на щеке прикосновение ее перепончатых пальцев. Мягкое тепло печурки обволакивало нас. Ил Черной Грязи высыхал на теле, покрывая его коркой.
— Здесь тепло, Ян, — говорю. — Мы устали, Ян. Надо остаться хотя бы до завтра.
Он посмотрел на Дедулю, тот по-прежнему сидит за столом, не обращая на нас внимания. Пишет и пишет, бормоча и вздыхая. С волос и бороды на страницу падает черная пыль.
— Они психи, — говорит Ян. — Натуральные придурки.
— Они нам ничего не сделают.
