Марью Павловну вызвала няня Феня, и к столу третьего «А» подошла Клавдия Петровна. Ребята побаивались ее, недолюбливали за строгость.
Зоя терпеть не могла гречневой каши, а тут ей передали полную тарелку. Зоя молча отодвинула. Ребята шушукались и уплетали кашу, запивая молоком.
— Почему ты не кушаешь? — услышала она скрипучий голос. И Клавдия Петровна уставилась на нее роговыми очками.
— Не хочу.
— Гречневая каша очень полезна, — сказала Клавдия Петровна и пододвинула тарелку.
«Противная! Мика отняла и кашу есть заставляет!» Зоя вспыхнула и резко оттолкнула тарелку. Тарелка опрокинулась, и каша высыпалась на колени Лерману, сидевшему напротив.
— Ты! Сумафеччая! — картаво крикнул Лерман, сгреб кашу с колен и бросил Зое в лицо. Зоя — в него.
Рассерженная Клавдия Петровна прикрикнула на ребят. Подбежала Марья Павловна.
Ужин кончился. Столовая опустела. Зоя сидела, нервно дергая салфетку. Перед нею стоял нетронутый ужин.
— Назло им есть не буду и спать не пойду, — шептала Зоя.
Няня Маруся пришла убирать со стола.
— Что ж ты ничего не кушаешь?
— Не хочу, — захлебываясь слезами, сказала Зоя.
— Хочешь, я тебе сметаны дам?
— Нет.
— А почему ты сердитая?
Зоя молча разрывала на ленточки старую салфетку.
— Ну, иди, Зоя, спать. Я сейчас свет потушу.
Пускай потушат свет, пускай все уйдут, она не сдвинется с места.
Позвали Марью Павловну. Она ласково уговаривала Зою, но ничего не добилась.
— Хорошо, — сказала Марья Павловна, — посиди здесь, а когда успокоишься, приходи в спальню.
Свет погас, только в дальнем конце коридора горела одинокая лампочка. Слышен топот по лестнице. Это ребята бегут наверх умываться. Кто-то звонко смеется.
— Первое звено, — кричит Сорока, — идите скорей!
— Ой, ребята, я полотенце потерял! — донесся голос Занина.
— Да его Прокопец спрятал.
— А-а, Прокопец? Где ты, Прокопешка? Ага, бежать?
Постепенно голоса затихли, ребята легли спать.
За окном разгулялась вьюга. Ветер бросал в стекло мерзлый снег, жалобно загудели провода. Раскачивался фонарь на ветру.
Жутко стало Зое сидеть одной в темноте. Вдруг в ночной тишине зашлепали тапочки. Это Сорока, Ида и Эмма в халатиках подошли к двери.
— Зоечка, — умоляюще сказала Сорока, — не подводи звено, пойдем спать.
Зоя подняла голову.
— Нехорошо, Голубева, вечно из-за тебя будем на последнем месте! — вспылила Мартышка.
И сразу все испортила.
— И буду подводить! Буду, буду, назло тебе! — закричала Зоя. — Убирайся отсюда, Идка-улитка!
— А ты форсунья несчастная!
— Пойдемте, девочки, — заторопила Сорока, — все равно она не пойдет.
И они убежали.
Зое было очень обидно сидеть в темноте, надоело и хотелось есть. Она сердито выпила остывшее молоко и съела мягкую булочку.
Часы с шипеньем пробили одиннадцать раз. Глаза у Зои слипались. Она уронила тяжелую голову на стол и задремала.
Кто-то тихо прокрался в темноте, нащупал Зою и горячо зашептал над ухом:
— Пойдем, Зоечка, спать.
Зоя узнала Сорокин шопот, оттолкнула ее и заплакала злыми слезами.
— Никуда я не пойду!
Сорока обняла Зою крепко-крепко. Гладила по взъерошенным волосам и впотьмах поцеловала в мокрый нос.
— Давай дружить, Зоя. Я тебе дам зеркальце. Хочешь? Или балеринку.
Зоя тяжело всхлипывала, размазывая слезы. Они долго сидели в темной столовой, а потом, обнявшись, поднялись в спальню.
Утром прозвенел звонок. Тоненько запела Сорока:
— Тра-та-та, бум, бум! Эй вы, засони! Мартышка, Эмма, Зоя, вставайте! Не́чего, не́чего, Софрончик, под подушку лезть, все равно разбужу.
Она соскочила и напала на Софрончика.
Зоя подняла тяжелую голову. В висках ломило, перед глазами плавали зеленые круги. Она снова закрыла глаза.
Сорока уже разбудила Софрончика и теперь стаскивала одеяло с Мартышки.
— Да Катя! — кричала Мартышка. — Я только погреюсь.
— Вставай, вставай. Зоя, а ты чего ж? — подскочила Сорока к Зое и ухватилась за одеяло.
— У меня голова болит, — тихо сказала Зоя.
— Это ты вчера плакала весь вечер, вот оттого.
— Чего это Голубева не встает? — капризно закричала Эмма.
— У нее голова болит, — сказала Сорока. — Я побегу за Симочкой.
В одной рубашонке и трусах, босая, она помчалась в дежурку.
Сестра Симочка, дежурившая вместо Клавдии Петровны, велела Зое лежать в постели. Девочки ушли. Сорока на прощанье заботливо подоткнула одеяло на Зоиной кровати.
Зоя задремала. Пришла няня Феня с подносом.
— Вставай, милок, завтракать. Ты не хворай смотри, скоро папа приедет.
— Няня Феня, сходи к нам домой.
— Зачем?
— Напиши на двери, что я в лесной школе, а то вдруг папа не знает.
Няня Феня засмеялась.
— Ладно, ладно уж. Как пойду домой, зайду и напишу мелом. Хоть я и не больно грамотна, ну, да уж нацарапаю как-нибудь. Кушай-ка!.. Котеночек-то твой жив? — спросила няня Феня.
У Зои выпала вилка. Все утро она и не вспомнила про Мика. Куда его вчера девала Клавдия Петровна?
— Что ты? — удивилась няня Феня.
— Где Мик? — спросила Зоя, отталкивая тарелку и хватая вещи, чтоб одеться.
— Да куда ты?
— К Мику.
— Нельзя тебе, лежи. Куда ему деться? В живом уголке.
— Его вчера сестра отняла, а я про него… забыла.
— Ты кушай, кушай, а я пойду, — сказала Феня, — погляжу, там ли он.
Она уложила Зою, придвинула завтрак и ушла.
Только к вечеру Зое разрешили пойти погулять. Кое-как застегнувшись, она побежала в живой уголок. Холодный ветер бросал ей в лицо колючие снежинки. Разыгралась метель. Она плясала снежными столбами на равнине и дико завывала где-то вдалеке. Порывом ветра захлопнуло за Зоей дверь в живой уголок.
Здесь было тепло. Мирно посвистывали птицы, укладываясь на ночь. Кролики возились в сене, пискнула в клетке потревоженная крыса. Корзиночка, как всегда, стояла на месте. Белело ватное гнездышко. А Мик?..
Дрожащими руками Зоя вытряхнула все из корзинки. Ей послышался писк у окна, она бросилась туда. Нет, это пищали крысята. Мика не было!
Может быть, он выполз за дверь и завяз в снегу? Она выбежала в расстегнутом пальто.
— Мик, Мик! — позвала Зоя дрожащим голосом.
У-у-у… — завыла метель.
Барахтается он где-нибудь, занесенный снегом, старается выбраться, фыркает. В глаза, в уши, в нос снег набивается. Ой-ой-ой! Что же делать?
— Мик, Мик! — в отчаянии закричала Зоя.
В ответ ветер донес ребячий визг и хохот. Зоя красными, застывшими пальцами разгребала снег вокруг домика.
«А вдруг Клавдия Петровна выбросила Мика? Велела Фене отнести куда-нибудь?»
Зоя, спотыкаясь, бросилась к школе прямиком по снежному полю. Она набрала полные валенки снегу. Руки и лицо горели. «Только бы найти Клавдию Петровну».
Стороной на лыжах пробирались ребята, борясь с метелью.
— За мной, за мной! — командовал Занька. — Стойте! Чешуйка увяз!
— Да у меня ремень лопнул.
— На́ тебе веревочку.
Это плыли по бурному океану на лодках (лыжах) смелые пираты.
«Мяу, мяу!» ветер принес Зое тихое мяуканье.
Опять! «Мяу, мяу!» — жалобно и неясно. Нельзя было понять, откуда несется звук. Зоя побежала к оранжерее. Прислушалась. Скрипели сосны от ветра. За чистыми стеклами оранжереи пышными кустами цвели хризантемы, примулы и еще какие-то незнакомые Зое цветы.
Совсем недалеко от Зои, за деревьями, прикрываясь от ветра, шли лыжники. Чешуйка плелся позади. Первым шел Занька, без палок, придерживая пальто.
— Ну ты, дурачок, говорил он кому-то, — сиди тихо. Быстрей поехали, ребята!
Пираты зашли в глубь парка и остановились под развесистыми елями. Одни, потные и красные, долго плясали, уминая рыхлый снег, другие таскали сосновые ветки для шалаша.
Потом Занька собрал всех в кружок и, хотя кругом никого не было, сказал таинственным шопотом.
— Это будет наш Остров Сокровищ, — и он показал на утоптанный снег, — а кругом — это океан.
— А Мик кто будет? — спросил Чешуйка.
— Мик… это обезьяна из Африки. У атаманов всегда бывает какое-нибудь животное.
«Обезьяна» жалобно мяукала за пазухой у Заньки.
— Ему холодно, Занька! — сказал Тройка.
— Да он у меня под рубахой. Ой, как царапается! Тихо, ты!
— Ну, кто будет атаманом?
— Занька!
— Занька!
— Конечно, ты, Занька.
— Ладно, — сказал Занька, — только вы меня зовите Орлиное Перо.
— А я кем? — спросил Тройка.
— Ты «Охотник за скальпами».
— Нет, я «Охотник за скальпами», — сказал Чешуйка.
— Ну да! Ты будешь Чешуй.
— Не хочу я «Чешуй»!
